Он некоторое время молча сверлил ее потемневшими от ярости глазами, потом скомкал чек, швырнул его в угол, достал чековую книжку и выписал новый.

– Вот!

– Спасибо, – вежливо, но холодно поблагодарила она.

– Скажи, – сквозь зубы процедил Реджиналд, – ты такая со всеми или только со мной?

– Такая? Что значит – такая?

– Самая трудная женщина из всех, что мне доводилось встречать.

– Лучше быть самой трудной, чем самой легкой! – в сердцах бросила Синтия и тут же пожалела о своих словах, заметив необычный блеск в его глазах. Она с трудом сглотнула. – Уверена, у тебя много дел. Не позволяй мне задерживать тебя.

– Хочешь, чтобы я ушел?

– Да.

– Ты еще не поблагодарила меня за цветы.

– Не может быть! Я точно помню...

Реджиналд подошел к ней вплотную.

– Да, но не так, как я надеялся. Я проехал черт знает сколько с этими проклятыми цветами, чтобы твой домовладелец получил возможность вышвырнуть меня за дверь. Ты у меня в долгу, Синтия Стэджерфорд.

– Вовсе нет. – Она попятилась и облизнула внезапно пересохшие губы. – Очевидно, мне не стоило приглашать тебя в мою комнату, ты неправильно это понял.

Он покачал головой.

– Ты ясно дала понять сегодня утром, что не хочешь меня. Но это ничего не меняет, потому что я хочу тебя.

Внезапно она поняла, что отступать ей некуда, сзади была кровать. Если Реджиналд приблизится еще на пять дюймов, они оба упадут на нее. Синтия живо представила последствия этого падения и задрожала от возбуждения.

– Только один поцелуй, Синди, пожалуйста! – умоляюще зашептал он. – В благодарность за цветы, или в знак прощения, или как угодно...

Его горячее дыхание обжигало ей губы, мешая думать. И при первом же прикосновении его рта Синтия обессиленно опустилась на кровать, а Реджиналд встал перед ней на колени, прижал ее к своей груди и поцеловал так горячо, что она ответила, ответила со всей давно сдерживаемой страстью...

Когда он оторвался от ее нежных губ, она продолжала сидеть молча, не в состоянии проронить ни звука. Реджиналд смотрел на нее, ожидая хоть каких-то слов, но тщетно. Тогда он устало поднялся.

– Полагаю, мне пора идти.

Он надел куртку и повернулся. Синтия с трудом заставила повиноваться свои трясущиеся ноги и встала, глубоко вдохнув в себя воздух.

– Спасибо за цветы. – Вдохнула еще раз и решилась: – Бесполезно лгать, Реджи. Я обманула тебя. И ты прекрасно знаешь, что я хочу... – Она замолчала, закусив губу.

– Что? – Он напрягся, но не обернулся.

– Я хочу тебя, хочу... – Он бросился к ней, обнял обеими руками, но она отстранила его. – Нет, Реджи, это ничего не меняет. Даже если произойдет «худшее».

Он остановился как вкопанный и окинул ее ледяным взглядом.

– Что это значит? Ты серьезно рассчитываешь, что будешь носить моего ребенка, а я останусь тихо стоять в сторонке?

– Пойми, если бы мы зачали ребенка в любви, это одно дело. А то, что произошло между нами, – случайность, которую я обязана была предотвратить.

– Ты не смогла бы справиться ни со мной, ни с любым другим мужчиной в той ситуации. Но скажи мне, если бы мы прошли через все положенные ритуалы ухаживания, как-то: рестораны, театры, прогулки под луной и тому подобное, прежде чем стать любовниками, ты чувствовала бы себя иначе?

– Как я могу сказать? К тому же, если бы ты не заболел, ничего этого и не произошло бы. Не забывай, я просто кухарка...

– Где уж мне забыть, если ты напоминаешь об этом по пять раз в день? Ладно, ты выиграла, я ухожу. Но не забудь выполнить обещание.

– Я оставлю тебе записку в следующий понедельник.

Когда за ним закрылась дверь, Синтия разрыдалась. Потом, немного успокоившись, спустилась вниз, вынула тюльпаны из раковины, поставила их в вазу и вернулась с ними в комнату, которая стала еще более пустой и унылой после ухода Реджиналда.

Остаток недели тянулся бесконечно. Синтия хватала трубку телефона, не дожидаясь даже включения автоответчика, но каждый раз это был не Реджиналд. Конечно, после их размолвки ей нечего было ждать его звонка, но она продолжала надеяться. А в пятницу, закончив дела у Конроев, она бросилась бегом к его дому, но одумалась и повернула обратно, к автобусу, – испугалась, что он не пустит ее на порог. Вернувшись в Оук-Парк, быстро приготовила обед для Грегора и Линнет, собиравшихся поесть перед тем, как уехать на уик-энд в спортивный лагерь, включила машинку и попыталась работать, но в голову ничего не приходило. И неудивительно, ведь все ее мысли были с Реджиналдом, у него дома, в тепле его спальни...

Она рано легла спать, беспокойно проворочалась всю ночь и встала утром с головной болью. Правда, выяснилось, что она все же не забеременела. Однако к вполне объяснимому чувству облегчения, которое Синтия испытала, как ни странно, примешивалось некоторое разочарование, что она отнесла на счет гормонального дисбаланса.

Синтия бросилась к телефону, чтобы рассказать о новости Реджиналду. Увы, холодный, записанный на магнитофонной ленте голос предложил ей оставить сообщение, и она бросила трубку, не желая доверять информацию бездушной, как ее назвал Реджиналд, машине. Ладно, придется действовать по ею же разработанному плану и оставить в понедельник записку.

Бетси с Питом уехали на уик-энд к его родителям, так что суббота тянулась, как старая, вялая жвачка. Синтия нехотя прошла по магазинам, чтобы хоть как-то убить час-другой, даже угостила себя мороженым с соусом «Меле», чтобы оттянуть момент возвращения в свои пустые комнаты.

Наконец она отправилась домой, намереваясь работать весь вечер. Теперь-то, когда все ее волнения позади, роман должен пойти. Но не тут-то было. Она печатала, перечитывала, зачеркивала, печатала снова, вытаскивала листы и бросала их в мусорную корзину, вставляла новые, снова зачеркивала, снова бросала в корзину... Отчаявшись, выключила машинку, спустилась вниз и сварила себе спагетти, потратив сорок минут на чесночно-чилантровый соус с чили и дыней.

Синтия сидела одна в большом доме, который обычно был полон народу, и тосковала... Грегор уехал вместе с Линнет и не вернется раньше утра понедельника. Крис переживал второй медовый месяц в Авроре. И что хуже всего, в ответ на ее многочисленные звонки Кормаксу каждый раз включался автоответчик все с тем же предложением оставить сообщение. Синтия даже пожалела, что не приняла приглашения родителей приехать к ним на два дня. Теперь-то она с радостью бы поехала, но в пятницу еще не знала, какими все же будут последствия ее ночи с Реджиналдом, а в состоянии нервного ожидания проводить время в компании шумных племянников было непросто.

Никогда в жизни Синтия так не тяготилась своим собственным обществом. И никогда не приветствовала наступление понедельника с таким нескрываемым облегчением. Она отправилась в дальний путь в Эванстон, впервые наслаждаясь толкотней в метро и в автобусе. С особым удовольствием она обдумывала, что предложит вниманию семейства Конрой, когда вечером они все соберутся дома, и что же именно приготовит, чтобы порадовать Реджи, когда он вернется после первого дня на работе.

Но, уже подходя к трехэтажному особняку, вдруг почувствовала, что радостное настроение будто растаяло, испарилось. Теперь ей казалось непривычным и странным прийти в этот дом и обнаружить его пустым... За уик-энд она так и не смогла дозвониться до Кормакса и сейчас должна была решить, какую же записку оставить ему: легкомысленно-небрежную с сообщением о том, что «худшее» им больше не грозит, или просто с просьбой перезвонить ей.

С тяжелым сердцем Синтия порылась в сумке, достала ключ и вошла. Записка была не нужна – Реджиналд стоял в холле и смотрел на нее. Не говоря ни слова, он заключил ее в объятия, прижал к себе и впился в ее приоткрытые губы жадным поцелуем. Она ответила с такой страстью, что голова ее закружилась, и Синтия чуть пошатнулась, когда он оторвался от нее.

– Что ты здесь делаешь? – задыхаясь, пробормотала она.