Она ответила вопросами на вопрос. Она спросила Ипатекина:

«А почему бы «джинсовым» не пойти к правительству, не расположиться там и не устроить бессрочный митинг с требованием всего на свете?..»

— По кочану! — успел ввернуть Фрол.

Но фонтан бил, как сто гейзеров, вместе взятых:

«Где вожди оппозиции? Они в застенках? Они арестованы? Тогда — что? Где девчонки, которые несли на площадь творожный торт, и которых угрожали изнасиловать омоновцы, а торт швырнули диким сизарям и сизым дикарям. На вопрос же девушек, был ли похож вкусом их творожный торт на чизкейк, амбал-омоновец ответил с вызовом: «Я не знаю, что такое чизкейк».

Девочки шли радостно творить историю, а их вновь посадили на иглу тиранического безвременья! Так легкокрылых бабочек прикалывают на лист гербария!.. Дикая, дикая страна Беларусь! Неужели даже для того, чтобы посмотреть на бомжей и проституток, минчанину нужно ехать в Россию? Доколе?..»

— Из-за таких вот дуробаб, как ты, народ всеобщего отдыха не выдерживает, а я цветной телевизор покалечил. Прав был Юра Воробьев, который говорил, что у нас украли реальность и поместили ее за стеклом — в телеящике. Сколько же можно прикидываться привлекательной девушкой, которую все обманывают? — пожалел вещунью наш клинический умелец Фрол Ипатекин. — Таким в нашей клинике самое место. Чего несешь-то, мать твоя путана?

«Доходило до особых извращений: девочку-вегетарианку омоновцы заставили съесть блинчики с мясом, которые она несла на голодающую площадь…»

— Девочке должны очень понравиться блинчики на свежем воздухе, — не понимал фактуры Фрол.

«По ставшим из голубых розовыми ее щекам обильно стекали слезы сожаления. Столько лет прожито напрасно!.. Так и сажают народ на иглу мясоедения! О, жестокий, тиранический белорусский режим — на площади вдруг перестали работать мобильные телефоны системы GSM! И еще: пошел снег среди зимы! Но и наши идут, они идут на помощь: еврокомиссар по внешним неполовым связям Пепита Херреро-Падлер с утра не успела умыться, однако она уже заявила, что может применить к Минску очередные санкции!

Так! Так! Ах! Ах! Что творится в Москве, ответьте! Ах! Алло! Москва, ответьте! Ах, я задыхаюсь, мля, в атмосфере диктатуры — SOS!..»

Король демократии мало того, что голый, так еще и посмотреть не на что. Но Москва не медлит. Такая же мокрая, как и первая, sos-пичуга вопияше голосом истерической мученицы номер два из PR-челяди:

«Я — Москва! Я — Москва! Русские неофашисты — за последнего диктатора Европы! Они рвутся в бой! Присутствие средств массовой информации превращает это действо в блестящий подиум для демонстративно истерических форм поведения!..» — валит эта дива дивная с больной головы на здоровую.

— Чудно как-то… Но как бы там чудно ни было, населению расслабляться не стоит — впежат, — говорит Ипатекин, проявляя признаки болезненного беспокойства.

Фрол ловит в банке не деньги — соленые грибочки. Банка стандартная, трехлитровая. Грибочки делают стандартную же мысль острой и летучей, как запах специй. Фрол говорит им, грибам-крепышам:

— Сейчас я вас съем, но вы того не ведаете. Так и мир еще не ведает значения России. Он обрушился на Россию, но тем самым обрушил возмездие небес на свою собственную голову! В России и фашистов-то не было никогда, так откуда же взялись неофашисты? Зачем же тогда мой батя был танкистом на войне?.. Обидно как-то, да? Вот возьми Соединенное Королевство, так? Там какой-то рядовой сэр-мэр назвал одного приличного человека фашистом — и что? И с работы долой, гадкий мэр! Что же это у нас: у нас, почитай, весь народ в фашистах? Как это?.. Да-а, хорошо все ж таки и так ясно было в нашей «дурке»! Где они сейчас: добрый Юра Воробьев, Алеша Романов, Сеня Парамарибский?

Но и Фролу Ипатекину невдомек, что «неофашисты» в понимании «дуробабы» это все те люди, которые не стесняются при знакомстве назвать свою национальность. А попробуй скажи ей бывалый путешественник Фрол, что сначала — он человек белой расы, потом уже — православный, потом — русский, а кто такие россияне — ведать не ведает. Тут она и глазенки свои близорукие закатит, а то и в обморок, притвора, снопом повалится… А скажи он ей, например, самое простое определение, которое звучало бы так: «Фашизм — последний «аргумент» интер-капиталистов в борьбе против трудового народа». Матушки-светы! Она бы его двумя мостами укусила за всю голову.

Судьба любой такой отравленной тщеславием и суесловием РR-девицы печальна и поучительна. Потерявши честь смолоду, она нанимается в услужение к какому-нибудь «олигарху» или «политику», пишет для него и за него разные страшилки. Бессмертный старина Катилена при этом нервно курит чилим, возлежа на мраморной раскладушке по ту сторону бытия. Перед ней, погрызушкой, поставлена боевая задача: забыть, на фиг, о прокладках и по-солдатски просто по любому поводу поносить очередной «кровавый режим».

Грязные сатанинские деньги текут рекой, потаскушки начинают ощущать себя равными тем людям, от которых зависят, по их разумению, судьбы мира. Однако отказ от принципов, как учил еще дедушка Мюллер, нехорошо пахнет: политический ландшафт имеет свойство менять дизайн. И когда сервильное рвение бульварных див доходит до явного абсурда, хозяева отдают этих, бесполых уже, ублюдков поштучно и сворами в «дома терпимости».

Старые потаскухи, иже с ними потаскунчики, все еще стараются обслужить каждого электорального простолюдина, как vip-персону. Но получается убого и уныло — ими брезгуют. А что людям нужно? А им нужны: ясная любовь — раз, старинная вера — два, вечная надежда — три, не хлебом единым — четыре.

«…Евразийцы провели попытку сорвать пикет, они вырывали у оборонцев флаги и плакаты, — докладывает шефам наймичка. — Выкрикивая лозунги «За Батьку!», младоевразийцы прорвали нестройную шеренгу либеральной оппозиции, попутно раскидывая лук, приготовленный оборонщиками для «надругательства над имиджем» Лукашенко…»

— Замуж телке надо. А кто ж на ней женится?.. — понимает тамбовский селянин Фрол.

Он задумчиво смотрит на чугунок с бульбой из своего огорода и сглатывает слюнку.

— Эх, какие планетарные катаклизмы… Но время-то выбрано правильно: планетарные катаклизмы лучше устраивать между религиозными праздниками и посадкой картошки… — понимает он.

Едва он потянулся за ложкой, как ее перехватила рука Юры Воробьева, а затем возник за столом он сам, и, пока на большое лицо Фрола медленно востекала улыбка, Юра принялся с аппетитом управляться с бульбой, политой подсолнечным маслом.

— Только сядешь за стол — так и ты тут как тут. Мечи реже! — посоветовал Фрол. — В лайнере не побегаешь…

— Проголодался… Очень есть хочется… — пояснил Юра. — Где обедал воробей? В зоопарке у зверей! Полетай-ка ты с мое, поешь-ка ты с китайцами риса палочками… Да-а-а!.. Картошку с рынка не сравнишь… со своей… с огорода… Да, Фрол?..

— Есть у тебя нюх на сладкое, Юрий Васильевич! А горького — как, не хочешь?

— Нам в полет, друг мой Фрол. Летим, Фрол, на Украину…

— А как эта Украина влияет на движение планет и звезд вообще?

— Никак, да, не влияет. Вертолет твой готов?.. Геликоптер этот твой или, да, что: он под парами?.. Где Сенькины «Осы»?

— Летим-то летим, только где у меня права?

— Какие тебе, дураку, да, права? У нас есть Сеня в Совете Федерации и крупповский, да, пулемет. Бери свою справку — и вперед!

— Сам ты дурак хренов!

— Да уж поумней, да, тебя-то…

— Вот потому и дурак, что поумней: сидел бы да не высовывался.

— Поздно, да, — сказал Юра Воробьев. — Пришла пора, да, рубить капусту!

— Капусту ему рубить, дакалке! Ее еще вырастить надо, капусту-то эту. «Осы» нас не потянут — мощи мало. Полетим на моей самоделке.