Когда мы обогнули волнолом и взяли курс на юг, навстречу нам шла умеренная плавная зыбь. К тому времени, как мы добрались до бухты Дескансо, море несколько успокоилось, не было крутых гребней на волнах зыби, стих ветер. По моим расчетам, высота волн составляла 2,0—2,5 метра, но шли они так медленно, что крановщик легко мог приноровиться к их ритму.
Было еще прежде решено, что если на месте погружения установить контрольный буй, то «Шезам» сможет по нему ориентироваться и даже швартоваться к нему. Иначе говоря, «Шезаму» не пришлось бы включать двигатель и даже гидролокатор. Ученые, занимавшиеся электромагнитными измерениями, потом рассказывали, что на лентах, регистрировавших помехи, сигналы гидролокатора также отмечались в виде заметных выступов.
Джерри Ассард влез в аппарат, и без излишних промедлений «Блюдце» закупорили и опустили на воду. После обычной проверки оттяжка и стропы были отданы. В «Шезаме» остался Джерри Бэрнетт. Приближался полдень, Маленький Джо уже накрывал на стол. В динамике послышался клич: «Завтрак готов. Завтрак готов». Эрл отвел «Бэрч-Тайд» на 2,5 мили в сторону, поближе к подводному хребту, чтобы не мешать «Блюдцу». Я остался на мостике обеспечивать радиосвязь. Эрл застопорил двигатели. Судно двигалось по инерции, пока не потеряло ход. Эрл занес в вахтенный журнал время: 12.14. Установленный на «Шезаме» радарный отражатель был четко виден на экране судового радиолокатора. Эрл оставил мостик, решив закусить. Меня сменил Ларри. В эту минуту мы услышали знакомый свист. «Неужели это «Блюдце»? — подумал я.— В чем же дело?»
И тут раздался голос Каноэ.
— «Бэрч-Тайд!» «Бэрч-Тайд»! «Блюдце» на поверхности. Срочно подойдите!
У меня внутри все опустилось. Ведь мы в нескольких милях от них — я только что смотрел в вахтенный журнал. 16 минут хода! Сначала я решил, что случился пожар, и связался с Каноэ.
— «Блюдце»! Говорит «Бэрч-Тайд»! Идем к вам. «Шезам», слышите ли меня?
— «Бэрч-Тайд»! Вас поняли! Мы закрепили буксирный трос.
Ларри крикнул вниз, вызывая Эрла и Гастона. Я перевел ручку управления на «полный вперед» и положил руль лево на борт. К тому времени, как Эрл поднялся на мостик, мы ложились на курс сближения. У него был встревоженный вид. Оба мы понимали, что не следовало так удаляться от аппарата.
Взяв микрофон, Гастон стал расспрашивать Каноэ. Вскоре он сказал:
— В «Блюдце» вода. По словам Каноэ, литров 10—15. Они сбросили аварийный балласт, но механизм сбрасывания приборов не сработал. Опасности большой нет, но надо торопиться.
Все стояли на своих местах, когда «Бэрч-Тайд» подошел кормой к «Блюдцу», чтобы поднять его. И тут мы увидели, что измерительное устройство оторвалось от кронштейна, но приборы, хотя Каноэ сбросил 180-килограммовый балласт, по-прежнему болтались внизу. «Чрезвычайно надежный» резак не сработал. Прежде чем опустить «Блюдце» на борт судна, надо было закрепить устройство. Дежурный водолаз прицепил к аппарату трос, затем разъединил контакты. Когда «Блюдце» опустилось в свое гнездо, я был счастлив.
Из люка аппарата вылез Джерри — улыбающийся и спокойный как всегда. Весь он с ног до головы был залит водой и маслом, применяющимся в гидравлических системах. Комбинезон Каноэ был также насквозь мокрым. Сняв возле стиральной машины одежду и приняв душ, они вернулись в фургон, который служил нам канцелярией, чтобы рассказать о том, как было дело.
Во время спуска аппарата гидрофоны, судя по всему, работали хорошо. «Блюдце» достигло глубины 300 метров и остановилось. Каноэ отрегулировал плавучесть таким образом, чтобы оно за 15 минут опускалось на 1—2 метра. Затем снял отсчет с гирокомпаса и выключил его. Гидравлическая помпа, всегда поддерживающая в системе давление, несколько превышающее наружное, была выключена, как и все остальные механизмы и освещение.
Оба делали первые измерения и записи. В «Блюдце» царила полная тишина. Неожиданно брызнули струи масла, смешанного с водой. Вода проникала снаружи под давлением свыше 30 килограммов на квадратный сантиметр. «Блюдце» очень скоро могло наполниться водой. Каноэ сообразил, что, вероятно, пробило запасную гидравлическую магистраль, и молниеносно перекрыл клапан, расположенный в корме. Течь прекратилась. Перегнувшись через Джерри, он оборвал страховочный трос и повернул рычаг аварийного всплытия. «Блюдце» рванулось и с бешеной скоростью стало подниматься на поверхность. Все произошло за какие-то 20 секунд. Джерри понял, что стряслась какая-то беда, но в темноте ощущал лишь одно: он весь залит гидравлической жидкостью. Затем Каноэ повернул выключатель, который должен был замкнуть подрывной резак. Повернул еще раз, выглянул в иллюминатора ничего не получилось. Гидрофоны оторвались от кронштейна, но волочились сзади. Merde![5] Каноэ так и думал, что этот хитрый резак не сработает. Но опасность была позади. Подъем продолжался всего 12 минут вместо обычных 20. «Блюдце» всплыло, задрав кормовую часть. Каноэ объяснил Джерри, что, очевидно, в гидравлической системе произошла утечка масла. По-скольку помпа не работала, давление в системе уменьшилось, вода прорвалась в трубопровод и оттуда проникла в корпус. Гидравлическая система на «Блюдце» открытая, с резервуаром внутри аппарата. Смесь воды с гидравлической жидкостью проникла внутрь.
Гастон подтвердил предположение Каноэ. «Виновник» происшествия был у него в руках. Это оказался тот самый гидропривод, которой мы сделали дополнительно. Никто не удосужился испытать его, а между тем на нем был клапан с сальником, который не мог выдержать значительного давления. Я удивился, что Гастон не заметил этого: ведь он редко допускал подобные промахи.
Событие напомнило нам о том, что следует весьма тщательно выбирать новое оборудование, и о том, как важно быстро принять правильное решение в таких ситуациях. И, наконец, мы убедились в том, что проект «Блюдца» удачен, так. как аппарат обеспечивает безопасность экипажа, если оператор действует в катастрофических положениях решительно.
Каноэ казался невозмутимым. Пожав плечами, словно желая сказать: «Во время работы с «Блюдцем» многого можно ожидать», он изрек свою любимую присказку: «C'est la vie scientifique»[6]. Но я-то знал, что Каноэ озабочен. В продолжение этих четырех месяцев он совершил погружений 50 или 75, а это такая работа, на которой нельзя быть беспечным. Мне кажется, что после этого погружения он стал еще более осмотрительным. И я не осудил его.
Джерри Ассард отнесся к случившемуся как к неизбежному злу, с которым может столкнуться ученый, исследующий море. Все, кто находился на борту судна, восхищались его спокойствием и готовностью повторить погружение, как только неполадки будут устранены. Он и в самом деле заслужил это, тем более что первое его погружение длилось менее часа.
Во время перехода в порт Гастон, Джерри и Кен как следует отдраили «Блюдце». Матрацы из поролона насквозь промокли, все внутри было жирное, скользкое и пахло гидравлической жидкостью. Гастон промыл гидросистему, чтобы удалить способствующую коррозии соленую воду. К тому времени, как мы добрались до Сан-Диего, был установлен и проверен новый гидравлический привод.
Спустя некоторое время после этого события мы получили радиограмму от Кусто, где он указывал, что «Блюдцем» должен управлять лишь сотрудник Центра подводных исследований. Это сообщение огорчило Ларри и Джо, но я по достоинству оценил решение Кусто. На примере Каноэ, действовавшего разумно, мы убедились, что искусство управлять глубоководным аппаратом — не просто умение маневрировать. Нашим друзьям следовало ждать, пока будет изготовлен «Дипстар».
На следующей неделе мы произвели еще пять погружений. Наконец во время одного из них Джерри Ассарду удалось получить какие-то, похоже, полезные данные. Оно длилось 5 с половиной часов и было одним из самых продолжительных. Во время второго погружения он с Каноэ несколько часов выжидал режима тишины. Проходившие одно за другим торговые суда мешали производить измерения. Одно из них мы видели своими глазами, но второе, судя по данным радиолокатора, находилось по меньшей мере в 18 милях от «Блюдца». Когда шум от него стих, гидронавты сообщили через «Шезам», что снова слышат шум, источником которого является, должно быть, подводная лодка. В конце концов, через три часа, они, потеряв всякое терпение, всплыли на поверхность. В дни, когда на море было незначительное волнение или стоял штиль, шансы получить мало-мальски ценные данные по гидроакустике значительно увеличивались. Обычно волны и присущие морю шумы приглушали или маскировали отдаленные звуки судов, и мешали измерениям.
