Я просто стояла, вглядывалась в его лицо и не знала, что сказать. А он тем временем буравил меня своими потрясающими глазами. Хотелось, невероятно сильно хотелось верить, что он не врет. Любая предпочла бы и о чем не беспокоиться, а просто положить голову на его сильное плечо, зная, что все будет хорошо. Я не исключение. Желание было настолько сильным, что даже саднило грудь. Каждая маленькая частичка моего тела тянулась к нему, словно подсолнух к солнцу или белка к орехам, но это все было так же не реально, как сны или миражи. Действительность казалась только иллюзией, потому что он, даже если сейчас и казался принцем, на самом деле был моим убийцей. Будущим, но все же убийцей.
— Я очень хочу, — сказала я тихо.
— Мы ведь не о поезде уже говорим? Верно? — спросил он мне в тон.
— Ты на моих глазах убил человека, — сказала я так спокойно, как только могла. — И после этого ты хочешь, чтобы я поверила, что все в порядке? Хочешь убедить меня в том, что ты хороший?
— Джен, а по-твоему доверия заслуживают только хорошие? Я еще хуже, чем ты обо мне думаешь, но я тебя не обманываю. По крайней мере, я пытаюсь.
"Да-да, конечно! А потом маленький зверек заворачивает шоколад в фольгу!"* К горлу подступил не проглатываемый комок. Нельзя раслабляться! Я боялась, что он меня обидит и тогда… тогда я смогу и не всплыть опять! Хотя, он же все равно приставит пушку к голове и выстрелит. С чего это триаде оставлять свидетелей?
— Зачем тебе это? — спросила я надорвано. — Зачем тебе я?
— Ты мне нужна, — сказал он просто. — Я не могу объяснить.
— Зато я могу, — прошипела я. — Ты просто думаешь, что я что-то знаю о ваших черных делишках, вот и хочешь узнать, что именно! Иначе бы ты со своими людьми квартиры не обыскивал.
— Я ошибся, — сказал он сдержано.
— Зато один из твоих людей не ошибся, — сказала я зло.
— И долго ты мне это будешь вспоминать? — скривился он. — Это же не я тебя ударил. Я сожалею, — он легко провел пальцами по моей щеке. — Я принял меры и такого больше не повториться, — по-деловому уверил он меня, а потом его голос изменился, стал тихим нежным, вкрадчивым: — Он не по тебе ударил, а по мне, — он прижался губами к тому месту, где только что были его пальцы. — Я больше такого не допущу.
Какой же он талантливый! Так врать — это нужно уметь! Душа у меня просто пела, а сердце тянулось к нему, как никогда, но я знала, что именно на это он и рассчитывает, и взяла всю свою волю в кулак и держалась из последних сил.
Я начала потихоньку крутить плечами, что бы высвободится, хотя такому решению воспротивилось все мое существо. Он оторвался от меня, ехидно заметив:
— Как я мог забыть — мы на людях не зажимаемся, — усмехнулся он и взял меня под руку.
Точно, как за соломинку, я ухватилась за его предположение и пошла дальше.
Мне было тяжело опять попасть в русло непринужденности, которое было до этого, но приходилось, и я улыбалась настолько искренне, насколько могла, и с каждым разом это было легче.
— Так ты говоришь, любовные романы? — спросил он меня, открывая дверь книжного магазина. Даже не магазина, а целого супермаркета, поскольку повсюду были неисчисляемые книжные стеллажи. Человеку, который попал сюда впервые, сложно сразу разобраться, а вот заблудится — проще простого.
— Безумно, — усмехнулась я. — Дня прожить не могу!
— Неужели? — спросил он. — И что же в них тебя так привлекает?
— Мужчине этого не понять, — сказала я, деловито свернув в тайный угол с бульварными романами.
— Я все же попробую, — невозмутимо сказал он, достав одну из книг с полки, раскрыл на середине и начал читать: — "Казалось запах их тел смешался и изменился в огне взаимной страсти…" — он глянул на меня глаза, его брови поднялись вверх и он легонько кивнул, словно подтверждая качество, и к моему ужасу продолжил: — "Он был приправлен солью и эта нотка придавала их близости особый вкус. Она жадно прильнула к его шее…"
На этом моменте я не выдержала и выхватила у него книгу.
— Ей! Так не честно! На самом интересном! — шутливо возмутился он и потянулся за книгой. Мне пришлось отвести руку назад, а потом поворачиваться, потому что он продолжал тянутся за книгой.
— Прекрати это ребячество, — строго сказала я, как тут оказалась в ловушке, а именно прижатой спиной к книжным стеллажам, а пути к спасению были отрезаны его руками, которые он упер по обе стороны от моей головы.
— Ну… я просто хотел… — лениво прошептал он. — Разделить твои интересы… — он подался ближе. — И должен заметить… — сказал он, все приближаясь губами к моим. — Твои развлечения мне по душе, — и его губы накрыли мои в жадном поцелуе. Он просунул руку между стеллажом и моей спиной и сильным жестом придал мою поясницу к себе, чем добился того, что к нему прижималось все мое тело. Я отдалась этому поцелую полностью, даже встала на цыпочки, тут книга выскользнула из моих рук и громко упала на пол.
Я встрепенулась, но Кириги это мало волновало, в отличии от сотрудника магазина, который заглянул в наше укромное местечко и прочистил горло, подсказывая, что здесь не место для подобных шалостей. Я покраснела, как помидор, а вот Кириги, отпускал меня медленно и недовольно.
— Позже, так позже, — сказал он, выпустив меня окончательно.
Я дышала тяжело и не знала, как ему теперь посмотреть в глаза. Все таки раньше это было секретом, а теперь… Решится все же пришлось:
— Теперь ты знаешь о моих литературных увлечениях, — сказала я и глянула на него. А у него в это время был вид кота, которому пообещали сметану. — А как на счет твоих?
— Моих? — не понял он.
— Ну да! Твоих увлечений? Что ты читаешь?
Он задумчиво обвел глазами стеллажи.
— Ничего, — сказал он равнодушно, наконец, посмотрев на меня.
— Ничего? — удивилась я. — Быть такого не может! Хоть газеты, но что должен читать!
— Газеты — это первое, что не должен, — улыбнулся он.
— Почему? — спросила я.
— Это идет в разрез с моей жизненной позицией, — пожал плечами он.
— Не понимаю? Ты зарекся не читать или как?
— Не совсем, — он обошел меня и встал за спиной. — Посмотри на эти книги. Как ты думаешь, кто их написал?
— Писатели, — сказала я, не понимая о том, что именно он спрашивает.
— Люди, — поправил он меня.
— Не жирафы же!
— Я о другом. Просто читая книги написание людьми, я ограничиваю свои возможности, — сказал он.
— Но так как жирафы книг не пишут, приходится обходится тем, что есть, — сказала я подняв роман с пола и прижав к груди.
— Дело не в видовой принадлежности, а в самом принципе. Вот посмотри, — он обвел рукой стеллажи. — Каждый возраст, поколение имеет свою систему убеждений. Эти убеждения навеяло им общество. Например, о том, что земля плоская или круглая…
— То, что Сникерс с лесными орехами существует… — поддакивала я с умным видом.
— И это тоже, — усмехнулся он. — Но это всего лишь предположения, поскольку ты сама не можешь этого проверить, да впрочем, и не пытаешься. Для тебя лично очень удобен такой мир. Ты живешь в убеждении, что от тебя ничего не зависит. Ты продолжаешь жить той же жизнью, ходить на ту же работу… В общем, вся твоя жизнь — замкнутый круг.
— Это ни для кого не секрет, — сказала я удрученно. — А книги тут при чем?
— При том, что все это тебе навеяно ими, или обществом, которое тебя окружает. Они создали для тебя аксиомы и догмы, через которые ты не можешь переступить, чтобы впустить в свою жизнь что-то другое. Мысль это всего лишь электрический заряд, протекающий по клеткам мозга. Но мозг, так же как и мы сами, очень ленив, чтобы прокладывать себе новые пути по клетками. Впускать новые мысли, идеи… он лучше пойдет по заданной дороге, чем освоит новую. И чем больше ты заглядываешь в реальность других людей — тем больше она влияет на ход твоих мыслей. Чем чаще, ты читаешь вот такие романы, тем меньше у тебя шансов думать по-другому.