Стефи кинула взгляд на заголовок, потом взяла обе газеты и швырнула их в направлении гардероба.

— И давно вы сидите на ступеньках?

— Понятия не имею, — пожал он плечами. — Час, а может два.

Она протянула чашку в его холодную, покрасневшую руку.

— Почему вы не пошли домой?

— Не мог, — в перерывах между глотками проговорил он. — Я должен перед вами извиниться.

Она внимательно изучала Квентина.

Одна половина ее существа хотела принять извинения и вежливо выпроводить его. Другую же раздирали самые противоречивые эмоции. Это было любопытство, смешанное с абсолютно глупыми, но беспокойными чисто женскими переживаниями.

Заметив ее замешательство, Квентин кашлянул и поднял руку вверх, изображая, что сдается.

— Давайте не будем больше ругаться, только разговаривать. Вы совсем не такая, за которую я вас поначалу принял.

Она жестом пригласила его войти.

— Хотите сказать, что неверно обо мне подумали.

Он пристально посмотрел на скульптуру, украшавшую прихожую.

— Я должен объясниться и извиниться. — На его щеке дернулся мускул. — Может, вы сможете понять, почему я вел себя…

— Как ненормальный, — мягко заметила она.

— Я бы сказал: невыносимо и грубо.

Стефи сделала вид, что приняла его дополнение.

— Вы правы, — она одобрительно опустила ресницы, — это больше соответствует вашему поведению, — и накрыла его руку своей. — Пойдемте, Квентин Уард, объяснения и извинения лучше делать на полный желудок. Вы похожи на человека, готового проглотить три тоста.

— Четыре, — поправил он и протянул ей пустую кружку. — И немного кофе.

Ее низкий, вибрирующий смех устранил остатки напряжения. Она хмыкнула, заметив, что от его пальца, испачканного в свежей газетной краске, осталось пятно.

— Ванная на втором этаже, вторая дверь направо, полотенце возьмете в бельевом шкафчике.

Квентин пробормотал «спасибо» и отправился умываться.

Открыв дверцу холодильника, она наблюдала, как он удаляется. Уард признался, что неловко чувствует себя в смокинге, но он, бесспорно, элегантно носил костюм, впрочем, как и джинсы. Она пала жертвой совершенно незнакомого приступа легкомыслия, которое, как ни странно, освежающе подействовало на ее психику.

Она и сама могла дать себе характеристику, но сейчас с готовностью признала: в нем было что-то особенное и неуловимое, что возбуждало ее умственно, эмоционально и физически. Резко встряхнув головой, она попыталась освободиться от этих мыслей, не позволяя им завладеть ею. Может быть, ее женская сущность была слишком долго скрыта, и теперь она начала реагировать на мужчин.

В таком случае надо сразу напомнить себе, что Квентин заинтересован в ней только из-за своего сына. И тут она скорее в пассиве, чем в активе: то есть, вероятнее всего, она доставляет неприятности, а не радости. Стефи пробормотала совсем не дамское ругательство и потянулась за молоком, яйцами и хлебом, а затем поспешно приступила к приготовлению завтрака.

От двери наблюдательные мужские глаза внимательно следили за домашней сценой. С лопаточкой в руке хозяйка дома, казалось, полностью была поглощена созерцанием содержимого сковородки. Квентин внезапно обнаружил, что думает не только о своих проблемах, но и о Стефании.

Презрительная улыбка застыла на его губах. Когда он был еще совсем молодым, то оценивал женщин только по росту и красоте. Именно эта юношеская ошибка круто повернула его жизнь.

Он уже давно понял, что искать надо было не игрушечную Барби, а умственно и эмоционально зрелую женщину, знающую себе цену и стремящуюся к определенной цели, при этом сознававшую, что она станет делать, когда цель будет достигнута.

Теперь он мог ответить только на честное и сильное чувство прямой и уверенной в себе натуры. И Квентин Уард отчетливо понимал, что женщина, готовящая ему завтрак, отвечает этим качествам.

Увидев ее впервые, он не испытал ничего, кроме злобы, поэтому и разглядеть ее толком не успел. Сейчас его взгляд был прикован к силуэту Стефании, высвеченному в мягком и немного туманном луче солнца.

Медные волны волос струились по плечам и спадали на кружева ночной рубашки. Радужки ее глаз, словно призмы, отражали настроение. Квентин уже был свидетелем того, как они трансформировались из охряно-золотистых в кричаще-зеленые. А сейчас он размышлял над тем, какой цвет они приобретают во время прилива любовной страсти.

Более реальная интимная картина встала перед глазами, когда он вспомнил поцелуй в своем кабинете. Он как бы вновь ощутил прикосновение ее мягких полных губ и дразнящие движения языка. Он почувствовал, как напряглось тело. Квентин беспокойно поежился, старательно пытаясь избавиться от этого ощущения, но обнаружил, насколько это трудно при таком близком созерцании ее соблазнительных форм.

Боковым зрением Стефи уловила мимолетное движение тени на линолеуме и быстро повернула голову.

— Вы вовремя, — дружески улыбнулась она. — Берите кофейник и идите за мной. — Она провела Квентина в соседнюю столовую, где квадратный стеклянный столик был накрыт на двоих.

— Не стоило так беспокоиться. — Виноватым взглядом он обвел комнату. Она блестела, словно стеклянная: с серебристыми обоями, гравюрами в хромированных рамках, персикового цвета ковром, гармонировавшим с такими же стульями, цветочными подставками и пальмами около входа. — Кухонный стол вполне сгодился бы для этого. — Быстро поставив чайник на подставку, он выдвинул для нее стул.

— Глупости, — добродушно отклонила она его предложение. — Я посчитала, что вы предпочтете более уютную обстановку для того, чтобы…

— Съесть горькую пилюлю, — подытожил он.

Стефи встряхнула салфетку и положила ее на колени.

— Ваше извинение уже принято. — Темная бровь приподнялась. — Иначе вы не сидели бы здесь. — На лице ее застыла маска, и трудно было понять ее настоящие чувства. — Однако, как я понимаю, вас это не очень оскорбило, мистер Уард.

— Ну, что вы! — заговорил он уже веселее. — Нельзя ли нам отбросить формальности. — Он накрыл ее руку своей и большим пальцем еле заметно провел по запястью. — Я бы хотел называть вас просто Стефи.

— А я предпочитала бы слушать Квентина, — она с удивлением обнаружила, какой холодной и одинокой оказалась ее рука, когда он убрал свою. — Ешьте, — улыбаясь, приказала она. Подняв кофейник, она наполнила кружки и поставила сливки и сахар так, чтобы они оба могли дотянуться до них.

— Как вкусно, — проговорил он, прожевывая тост с маслом. Взгляд его был обращен на нее. — А у вас веснушки. — Его откровенное высказывание застало обоих врасплох и разрядило обстановку до такой степени, что они засмеялись.

— Вы раскрыли мой самый сокровенный секрет. — Она нарочито обиженно надула губы. — Обычно я скрываю их косметикой, — призналась она. — Веснушки никак не сочетаются с деловым имиджем. — И, поколебавшись, добавила: — Они говорят об игривости.

Он чуть было не подавился кофе.

— О-о, — он беспокойно крутил пуговицу. — Для меня это откровение.

Стефи кивнула и приступила к своему завтраку.

— Думаю, что теперь вы готовы выслушать мое объяснение?

Она наблюдала, как ее вилка оставляет жирные полосы на тарелке. — Я же доверяю вам свой секрет, — ее низкий голос прозвучал словно искреннее приглашение.

Квентин уже было собрался ответить, но неожиданно откусил тост. Он преображался, становясь спокойнее и увереннее. Боль, мучившая его в течение долгих лет, воспитала в нем мужество и мудрость. Он многим в своей жизни гордился и внезапно захотел поделиться этим с ней. Зачем унижать себя горестными воспоминаниями? Образ сына возник перед ним. Роберт был самым главным в его жизни. И, может быть, разговор с новым человеком поможет ему оценить свои взгляды с иной точки зрения.

Новый человек — незнакомая Стефания Бранд? Как получилось, что незнакомая женщина начала превращаться в друга и доверенное лицо? Его размышления были прерваны женской рукой, легшей на его ладонь. Квентин безмолвно наблюдал, как она нежно дотронулась до него, а затем сплела пальцы с его пальцами.