— Это частица его очарования. — Обведя взглядом приемную, она нахмурилась. Образцово аккуратная и чистая комната превратилась непонятно во что: из ящиков и стеллажа торчали папки, корзина с исходящими документами была битком забита, а со входящими — пуста, кассеты и пленки в беспорядке валялись практически повсюду.
Стефи обнаружила, что ее собственный стол был даже в более худшем состоянии, чем в предыдущий вечер. Да и весь кабинет выглядел так, будто по нему нанесли бомбовый удар. В тот момент, когда она складывала в дипломат нужные документы, зазвонил телефон. Она знала, что это Квентин.
Глубоко вздохнув, она подняла трубку.
— Алло!
— Стефи! Наконец-то! Я уже с ума схожу, разыскивая тебя! Я страшно беспокоился за тебя. Оставайся там, я сейчас же приеду! Я…
— Квентин, подожди минутку, пожалуйста. Выслушай меня.
Она слышала в трубке его тяжелое дыхание.
— В первый раз я боюсь слушать тебя.
Эмоции бурлили в ней, но Стефи знала, что ей надо сделать и что сказать. Не испытывая сомнений в правильности принятого решения, она также понимала, что не обладает достаточной храбростью для встречи тет-а-тет.
— Квентин, я люблю тебя очень сильно, и ничто не заставит меня разлюбить тебя.
— Мне слышится слово «но». Стефи, я хочу видеть тебя, обнимать тебя и целовать.
— Нет! — Слово с болью отдалось в ее сердце. — Послушай меня, пожалуйста. Я много думала о тебе и обо мне, и о Робе. Твой сын важен для нас обоих, и мы не можем причинять ему боль.
— Что… что ты хочешь сказать? — в его голосе чувствовалось огромное напряжение.
— Я боюсь, что с Робом случится что-то страшное, если он все о нас узнает. Ты и сам знаешь, насколько у него хрупкая душа. Его самолюбие и душевное равновесие слишком важные вещи, чтобы нанести по ним такой сокрушительный удар.
Она заморгала и посмотрела на вазу, алые бутоны уже начали темнеть, а лепестки сворачиваться.
— Не думаю, что нам надо встречаться.
Стефи буквально сползла в кресло. Произнеся эти слова вслух, она почувствовала, какой удар нанесла себе.
— О Господи, ты не можешь так говорить.
— Я прошу тебя, мне сейчас очень тяжело. — Слезы катились по щекам. — Я очень боюсь за Роба. Он такой юный и впечатлительный и… и все в жизни… для него так непросто. — Стефи стерла слезы рукой.
— Я… я хочу не показываться ему на глаза на этой неделе, поэтому решила подольше задержаться в Калифорнии. — Она тяжело вздохнула. — Может быть, если меня не будет поблизости и Роб не сможет видеть меня каждый день, тогда это пройдет.
— Позволь мне встретиться с тобой, — просил он. — Стефи, мне нужно увидеть тебя. Нужно.
— Нет! — решительно проговорила она. — Я и правда считаю, что так будет лучше. — Но каждая клеточка ее тела отчаянно сопротивлялась этому. Стефи безумно хотела увидеть его, дотронуться, обнять, но понимала, что боль придется испытать неимоверную.
— Это безумие. Я еду к тебе сейчас же.
— Ты не застанешь меня, и дома меня тоже не будет.
— Стефи, послушай, ты разрушаешь наши жизни. Ты…
— Я пытаюсь спасти твоего сына, — закричала она, — и сохранить свои нервы. У меня больше нет сил прятаться от всех и, главное, от Роберта. Постоянно оглядываться через плечо, боясь, что он или его друзья увидят нас. Наша любовь слишком прекрасна, чтобы омрачать ее вороватыми поцелуями, украденными часами и моментами. Я хочу нормальной, полноценной жизни с тобой. Я горжусь тобой, я горжусь нами обоими. Может, я старомодная, но мне хочется счастливой семейной жизни и еще… хочу твоего ребенка.
— Любовь моя, а я разве не хочу того же? — Услышав, с каким страданием он произнес эти слова, она зарыдала еще сильнее.
Затем она тяжело вздохнула.
— В настоящий момент наши желания не столь важны по сравнению с желаниями твоего сына. На первом месте сейчас стоит Роб. — Тон ее стал мягче. — Вспомни о том, как много ты должен ему, посмотри, как быстро он растет. Мы не имеем права потерять его. Он думает, что влюблен в меня, а мы оба знаем, насколько велико это чувство. Что произойдет, если он обнаружит, что любимая женщина имеет роман с другим мужчиной? Что будет с ним?
— Ты осмеливаешься говорить, что у нас только роман? — буквально прорычал он.
— Ну, мы-то понимаем, что все гораздо глубже, — быстро возразила она. — Но ты посмотри на это глазами Роба. Это разозлит его и причинит боль, и он захочет отомстить — и, возможно, нацелится на тебя. Это погубит вас обоих.
— Стефи, я не хочу терять тебя. Рука сильнее сжала трубку.
— Ты никогда не потеряешь меня, — еле слышно прошептала она. — Никогда не потеряешь мою любовь. Но сейчас мы можем только причинить страдание и боль. Любовь не должна делать этого.
— Я люблю тебя, Стефи.
— И я люблю тебя, Квентин. — Не в силах больше говорить, она положила трубку. Уронив голову на стол, она почувствовала, как тело сотрясается от беззвучных рыданий.
Услышав гудки, он положил трубку, затем дрожащей рукой устало провел по лицу, вытирая навернувшиеся слезы.
Все, чего бы он никогда не пожелал испытать сыну — страдания, мука и боль — все это теперь терзало его. Разум подсказывал, что Стефи права: свое внимание он должен сконцентрировать на Робе. Но сердце истекало кровью, и единственный человек, в чьих силах было вылечить сердце, только что исчез из его жизни.
— Глория, как ты себя чувствуешь?
— Отлично, шеф. — И, после секундного замешательства, спросила: — Голос у тебя какой-то странный. Ты не заболела?
Стефи старалась говорить бодрым голосом.
— Ты догадалась, — солгала она. — Неделя была тяжелая. Ты еще не видела офиса. Тот секретарь, которого я наняла, просто не осилил такой сумасшедшей работы.
— Хм-м. Значит, в понедельник меня ожидает веселенький денек, — вздохнула Глория. — Ты улетаешь в Лос-Анджелес?
— Это одна из причин, по которой я и звоню. — Стефи старалась говорить вполне обычным голосом. — Я останусь там на некоторое время. Позднее дам тебе свои координаты, но не хочу, чтобы ты кому бы то и было говорила, где я. Никому.
Глория откашлялась.
— Даже папе Уарду?
— Даже Квентину.
— Дела обстоят настолько плохо? А я уж было подумала, что проблему с Бобби удалось решить.
— Я тоже так подумала. Но вчера на столе обнаружила вазу с цветами.
— О, Боже мой! Не хочешь приехать ко мне и поговорить? Выпьем чаю.
Стефи всхлипнула.
— Боюсь, что ни чай, ни твои утешения мне не помогут. Мы с Квентином только что расстались.
— Я так сожалею.
Стефи была безутешна.
— Я еще позвоню. — Она посмотрела на свое отражение в зеркале родительской спальни. Напряжение последних дней здорово сказалось на ней. Лицо было осунувшимся, волосы какими-то безжизненными, а глаза — лишь бледной тенью блестевших некогда огромных очей.
Стараясь унять головную боль, она выпила почти пачку аспирина, а в желудке затянулись такие узлы, что он отказывался принимать пищу, позволяя только чай и воду.
