— Полный порядок.
Полковник мельком взглянул на документы, передал папку сыну, спросил:
— Уезжать, вы говорили, сегодня будете?
— Да, прямо сейчас. Только вот соберемся… Но это, в принципе, быстро. — Шитов достал из кармана ключ, протянул его полковнику. — Вот, пожалуйста. Часа в четыре можете приходить. Мы уже уедем.
— Нет, я вас, конечно, не тороплю…
— Ничего, не волнуйтесь. Все нормально, — успокоил Шитов. — Мы уже и билеты взяли. На автобус.
— Паромом, значит, решили ехать?
— Ну да…
«Жигуленок» тронулся с места. Сидевший в «Волге» завел двигатель и рванул к «Аэлите». И уже совсем скоро Кван говорил кому-то по телефону:
— Егор? Это я, Кван… Нужно пару ребят попроворней. Нет, мои не смогут… Что за спешка? Проблемы, Егор, проблемы!
…Через час, с двумя сумками и гитарой в чехле, Шитовы уже ехали в Холмск.
А еще через час к ним в квартиру позвонили.
Дверь открыл сын полковника.
— Вам кого?
На пороге стоял какой-то парень с жестким, скуластым лицом. Глаза у незнакомца были холодными и выжидающими.
— Извини, земляк, мне бы Женю…
— Какого Женю?
— Как это — какого? Да который здесь живет!
Сын полковника снисходительно хмыкнул:
— Не живет. Жил! Как раз сегодня и уехал. Совсем. И часа не прошло.
— Да ты что! — Парень вздохнул, словно бы потерял лучшего друга. — В аэропорт поехал?
— Нет, на паром…
Что же ты натворил, сын полковника!
Жена ушла из-за стола первой. В маленькой комнате, где им постелили, вынула из сумки пакет с деньгами, придавила его подушкой. Не раздеваясь, легла поверх покрывала. Уснула мгновенно. А Шитов все сидел на кухне вместе с Сазоновым-старшим, пил водку — и говорил, говорил… Шитов чувствовал, что никогда больше не вернется на Сахалин, никогда больше не будет сидеть с братом погибшего друга за одним столом, и потому напоследок ему хотелось крепко напиться.
— Жаль братишку, — говорил Сазонов, то и дело прищуриваясь и придавливая веками невольные слезы. — Он ведь младше меня был… А вот видишь, что получилось? Он — умер, а я — живу… — Брат опять налил до краев, поднял свой стакан. — Давай. Выпьем. За Юрку.
— За Юрку…
Шитов поелозил глазами по столу, ухватил ломоть кетового балыка, зажевал им очередную порцию водки. Сазонов вышел из кухни и через минуту вернулся, держа в руках тоненькую книжечку Юркиных стихов.
— Мать прямо на тебя молится, Женя, что помог Юркину книжку напечатать, — сказал он. Шитов молча кивнул в ответ. Говорить ему сейчас не хотелось.
Два года назад, в годовщину Юркиной смерти, Шитов приехал в Холмск. Один. Посидел у друга на могиле, помянул как мог. Потом зашел к Сазоновым, взял Юркины стихи. А назавтра, вернувшись в Южный, отправился в местное издательство.
— Какой сборник! О чем ты, Женя, говоришь? — редактор из молодых, и сам неплохой поэт, наскоро перебрал стопку измятых листков. — Нашим-то, местным «классикам», бумаги не хватает, а ты хочешь, гм… начинающего издать.
— Юрка — не начинающий, — возразил Шитов. — Все, что он начинал, завершилось вместе с ним. И мы должны…
— Лично я ничего не должен, — прозвучал ответ. — Да и стихи у него, надо прямо сказать, не ахти… Я не прав?
Шитов молча собрал листки и пошел к двери.
— Постой, Женя, не торопись, — вид у редактора был смущенный. — Давай сделаем так. Ты пока готовь рукопись и сдавай ее в издательство. Ну и в писательскую организацию отнеси. Если дадут хорошую рецензию — что ж, мы, может, и напечатаем. Ну а если нет, то… извини. У нас вон их сколько, авторов, своей очереди ждут, — и показал на шкаф, и в самом деле чуть не полностью набитый рукописями.
Над стихами Шитов просидел два месяца. Отписав свои положенные строки в газете, по вечерам брался за Юркину книгу. Почти все стихи в свое время побывали в руках штатных рецензентов, и листочки пестрели пометками тех, кто учил молодого поэта уму-разуму. «Неточно», «неверно», «неудачно» заявляли пометки. Шитов скрипел зубами и правил, правил… Через два месяца книга была готова. Рецензенту из местных только и оставалось, что рекомендовать сборник к изданию. А о том, что когда-то Юркины стихи ругали на всех областных семинарах, теперь уже не вспоминал никто.
… К часу ночи они оба были пьяны и печальны от воспоминаний. Вот только одному из них можно было отсыпаться хоть до обеда, другому же через несколько часов нужно было ехать в порт.
— Говорят, вроде бы погода налаживается, значит, утром паром должен быть, — сказал Сазонов, вернувшись из прихожей. — Сейчас звонил знакомому диспетчеру, он врать не будет… Вот только с билетами надо бы подсуетиться, а то может их и не быть. Вчера на Ванино два парома не пошли, а народу нынче много на материк едет.
— Ничего, я билеты достану, — сказал Шитов. — Кину пару сотен в окошко — найдут как миленькие!
Сазонов присвистнул:
— Ого! Откуда лишние деньги? Банк ограбил?
— Сберкассу, — сказал Шитов с серьезным видом. Говорить о проданной квартире ему почему-то не хотелось.
— Ну раз кассу, тогда… дам совет. Имей в виду, совершенно бесплатный.
— Что за совет?
— Как зайдешь на паром, тотчас же садись на свои деньги и не вставай с них до самого Ванино. — Сазонов говорил полушутя-полусерьезно. Взялся за бутылку, примерился к стакану, налил. Отыскал взглядом второй стакан, плеснул и туда двести капель. — Ну да ведь тебе бояться нечего, не миллионы же с собой везешь! Давай-ка лучше выпьем по одной — и спать. Хотя бы часа на три тебе надо прилечь. Да и я уже хорош, кажется…
Шитов поднял стакан, сделал глоток, протолкнул его вторым глотком в горло и захрустел огурцом. Потом спросил:
— А если все-таки я миллионы везу, тогда как?
Сазонов рассмеялся — пьяно и хрипло, от души:
— Так вот же я тебе совет и даю: спрячь эти миллионы… ну я говорил, куда… и сиди на них до самого Ванино. Сиди — и не дыши. Вот так! Уловил?
И Шитов, враз прикусив язык, ответил:
— Уло… ик!.. вил. — / Уловил, значит/.
А кухня уже плыла у Шитова в глазах, качалась лампочка под потолком, и куриным яйцом растекался по стене свет, оставляя на извести красно-желтые разводы. А до парома оставалось Шитову всего ничего — часов пять. Или шесть. И отоспаться-то некогда…
Однажды в августе, на втором этаже недавно открытого «Сахинцентра», в кабинете генерального директора ЗАО «Блонд» Бориса Гарца встретились три человека.
Один из них, лет тридцати пяти, всего пару часов назад прилетел из Москвы, а потому был несколько вялым с дороги и неразговорчивым. Другой же гость, лысоватый толстячок в костюме-тройке, с золотыми запонками в рукавах модной кремовой рубашки в крупную розовую полоску, то и дело шутил, рассказывал какие-то истории… Впрочем, опытный Гарц за излишней болтливостью Фалеева(так звали толстячка)угадывал некоторую растерянность исполнительного директора СП «Посейдон», причем целиком относил это на счет прилетевшего из столицы Каратова.
В третий раз пригубив из стопки, но не выпив коньяк и наполовину, Гарц закурил и с минуту помолчал, собираясь с мыслями.
— Вчера я был в нашем рыбном департаменте, у Волкова, — начал он издалека. — Между прочим, узнал любопытные вещи. Вы знаете, сколько сахалинских предприятий «заколотило» в свои уставы добычу и переработку морепродуктов? Три тысячи! Каково?
— Тесновато становится у нас на острове, — заметил Фалеев. — Помню, когда я брался за рыбалку, нас всего десятка три было. Так ведь, Боря? А теперь, выходит, три тысячи? Скоро плюнуть будет некуда!
— Уже некуда, — сказал Гарц с нажимом. — Скоро дойдем до того, что будем ловить креветку поштучно, — и повернулся к Каратову. — Вот у тебя, Саша, четыре судна…
— Уже шесть, — поправил Каратов, с удовольствием заметив, как вытянулось лицо у Фалеева. — Мы еще два судна взяли у американцев.
Гарц быстро взглянул на Фалеева: ну и прыткий же этот москвич!
— Бербоут-чартер?
— Он самый. Дороговато, конечно, зато суда — первый сорт. У нас, в России, таких пока не строят.
