– А имена их вам известны?

– Двое убийц, Дом Пиноле и Джикки Роджо, а прислал их третий. Мерзавец, его зовут Нонни Баркало. Лилиан боялась их. Она убежала, потому что узнала о том, что они убили латиноамериканку, и поняла, что они хотят убить ее. И украсть ее сына.

– Я знаю.

– Они собирались использовать мальчика в грязных делах.

– А этот человек, тот, кто нанял убийц? Она замешкалась с ответом.

– В чем дело?

– Когда приехали полицейские и рассказали мне о том, что найдено тело моей сестры, я сказала им всю правду. Они покивали – и ничего не сделали. А когда пришел человек из прокуратуры и сказал, что мою сестру можно похоронить, но потом надо будет сделать эксгумацию, чтобы использовать тело как вещественное доказательство в суде над этими людьми…

– Это был Корвалис?

– Да. А они заулыбались и сказали, что я ошибаюсь. И что они уже отправили убийц Лилиан за решетку. И что они могут доказать это.

– А вы знали, что это не так.

– А я знала, что человек, который приказал ее убить, это Уолтер Кейп. – Когда Свистун никак не отреагировал на эти слова, она сказала: – Вас это не удивляет?

– Нет, меня это не удивляет.

– А вот все остальные утверждают, будто это исключено. Говорят, что он такая крупная шишка.

– А почему он мог приказать убить ее?

– Она жила у него в доме. Ей казалось, будто он хочет ее. А на самом деле он хотел ее сына. А он не из тех людей, кто готов смириться с отказом. Чего бы ему ни захотелось. А захотелось ему ее сына. Он любит маленьких мальчиков.

Она отвернулась; бросила взгляд на фотографию в серебристой рамочке.

– Моя сестра была шлюхой. У нас на родине в старину ее назвали бы наложницей. Но времена сейчас другие. И ее называли шлюхой. Всю жизнь она прожила среди богатых и могущественных мужчин. Но так и не смогла объяснить мне, что они за люди. Так и не объяснила, что за человек Уолтер Кейп. И чего ему на самом деле нужно. А вы можете это объяснить?

– Им кажется, будто надо брать у мира все, что тот способен предложить, и еще чуточку сверх того. Они просто обжоры. Глядя на них, можно удивиться, как это они еще не лопнули. А они требуют: подавай еще!

– Собаки жрут собственную блевотину. Она проводила Свистуна до дверей.

– Они отдадут нам тело моей сестры?

– Не знаю.

– Спасибо, что пришли. Вам наверняка нелегко дался этот разговор.

– Мне хотелось быть с вами честным. Но я не думал, что будет так. Так трудно.

Он стоял у дверей, уже получив все, ради чего сюда и пришел, но все еще чувствуя, что чего-то не добрал.

– В газетах написано, что вы с сестрой поссорились и она ушла из дому.

– Это правда.

– А из-за чего вы поссорились? Она улыбнулась.

– Да вы не поверите! Она решила подарить мне платье, а я воспротивилась. Она сказала: это из-за того, что я брезгую ее деньгами. А мне просто не понравилось это платье. Она убежала из дому, прежде чем я успела ей это объяснить.

У «Милорда» было полным-полно народу. Пар человеческого дыхания оседал на и без того влажную от дождя витрину. В кофейне пахло мокрыми волосами и свитерами.

Боско подошел к нише, в которой сидели Свистун и Канаан, и подлил в чашки обоим. Присел на краешек стула, всем своим видом показывая, что не собирается за столиком задерживаться.

– Однорукому нынче вечером приходится нелегко, – заметил Канаан.

– Да ради Бога, – ответил Боско. – Джонни Карсон – полицейский, и то справляется. – Он посмотрел на Свистуна. – У Шилы все в порядке? Никаких жалоб?

– У тебя кончилось моющее средство для посуды.

– Ну, а что еще? Свистун посмотрел в окно.

– Вот он опять.

– Он – это кто?

– Шелли Поуп в своем "мерседесе".

– Он – говно, – сказал Канаан.

– Что же вы позволяете ему разгуливать по улицам?

– Ты о Поупе? А я-то думал, мы говорим об Уолтере Кейпе.

Канаан уставился на Свистуна так, словно решил откусить ему нос и выдавить глаза и колебался только насчет того, с чего начать.

– Я не позволяю ему разгуливать по улицам. Вернее, не я это позволяю, а ты! И всякий, кто не хочет на свою голову неприятностей, позволяет ему разгуливать по улицам. Людям не хочется вспоминать о педофилах. Господи, какая отвратительная тема! Лучше уж поговорим о чем-нибудь другом. А педофилы – они так: сами рассосутся.

Свистун навалился на стол, готовый получить удар и дать сдачи.

– Ну, так сделай с этим что-нибудь. Вставь этому ублюдку перо в задницу.

– За что? За то, что он балуется с детскими фотографиями? Так это несерьезно. Или за то, что балуется с мальчиками? Но это надо сперва доказать.

– За заказ на убийство вьетнамской проститутки.

– Так ты и сам знаешь об этом только понаслышке. Ведь из твоих же собственных слов следует, что сестра ничего не видела. Ей про это только рассказывали.

– Значит, у людей типа Кейпа нет проблем.

– Ради Бога! – Канаан сердился, но говорил и отчасти умоляюще. – Не наседай на меня так. Я же не ковбой. Я же не могу выйти на улицу, вынуть пушку и начать палить в каждого встречного и поперечного. Предъяви мне преступление. Предъяви мне свидетеля. Предъяви мне что-нибудь, за что можно уцепиться!

Он отвернулся и посмотрел на улицу, стараясь взять себя в руки.

– Вот, не угодно ли, – сказал он. Карикатурный человек в белом мятом костюме со старомодным чемоданом и алюминиевым тубом в руках не без труда выбирался из такси.

– Черт побери, – вырвалось у Свистуна.

– Ты его знаешь?

Свистун, поднявшись с места, пошел к дверям встретить Беллерозе, который подмигивал черепашьими глазами и ухмылялся черепашьей ухмылкой.

– Я не ошибся адресом? – поинтересовался он. – Чашечка кофе мне бы не помешала. Как я ненавижу путешествовать!

Свистун хотел было взять у него алюминиевый туб, но Беллерозе убрал его и вместо этого вручил частному сыщику чемодан. Свистун препроводил Беллерозе в нишу, сидя в которой, Канаан тянул через соломинку кока-колу и поглядывал на вновь прибывшего так, словно тот или круглый идиот, или опасный противник.

– Лейтенант Беллерозе из полиции Нового Орлеана, – представил Свистун. – Сержант Канаан из полиции Лос-Анджелеса.

– Привет, коллега. – Прежде чем сесть, Беллерозе решил поздороваться за руку. – Сыро тут у вас.

– Чем занимаетесь? – спросил Канаан.

– Убийствами. А вы чем?

– Преступлениями на сексуальной почве, жертвами которых становятся дети.

– Не знаю, у кого из нас более паршивая работенка.

Вели они себя так, словно никакого Свистуна тут не было. Словно сами Канаан и Беллерозе были родственниками. Скажем, братьями, внезапно свидевшимися после долгой разлуки. Они говорили на общем языке, у них были одни и те же мозоли и головные боли. Как будто они познакомились сотню лет назад.

– Вы здесь по делу? – спросил Канаан.

– У меня в чемодане вещдоки. Купчие и контракты на многочисленные лавки, склады и здания, включая две так называемые киностудии. Одна на реке, другая – в Устье. Последней больше не существует. Сгорела до основания. Тут же отчет эксперта о двух телах, практически сгоревших, но все же не сгоревших окончательно. Фотографии четырехдверного седана красного цвета со съемной крышей, который мы выудили из болота. Дубликат свидетельства на него, выданного на имя некоего Честера Бухерлейдера. Перечень журналов, книг и видеокассет, конфискованных на основе постановления, выданного высшей инстанцией, предоставляющего мне право обыскивать личное имущество и жилые помещения, принадлежащие или арендуемые неким Нонни Баркало, равно как и сданные в аренду им самим. Среди видеокассет есть и та, на которой фигурирует сайгонская проститутка с бабочкой на жопе. Это должно заинтересовать вашего дружка. – Он ткнул большим пальцем в сторону Свистуна. – Есть и другие – с маленькими детьми плюс еще кое-что, о чем даже мне самому тошно упоминать. Таким образом, у меня имеется цепь вещественных доказательств против вышепоименованного Нонни Баркало, который, насколько я понимаю, прибыл в ваш чудесный город.