– Я хочу сказать, крепко ему досталось?
– Этому "БМВ"?
– Да, этому серебристому "БМВ".
– Отличная машина «БМВ»! Радиатор потек и крылья помяты. А так все в порядке.
– А владелец прибыл за ним на стоянку?
– Машину забрали по доверенности.
– А кто забрал? Вы его запомнили?
– Да я его знаю! Это детектив Лаббок. Недурно, подумал Свистун. Неплохой ночной приработочек для пары детективов. А с другой стороны, вполне выгодная сделка и для актера, который благодаря этому выходит сухим из воды.
– Лаббок на ней и уехал?
– Он перегнал ее автомобильному дилеру.
– А вам известно, которому из них?
– У него агентство в Уилшире. Это в Санта-Монике.
– Понятно, спасибо.
– Может, мне не надо было говорить вам.
– А почему? Тут что, что-то нечисто? Или кто-нибудь попросил вас не говорить об этом?
– Да нет.
Вендт явно уже раскаивался в собственной словоохотливости.
– Ну хорошо, – сказал Свистун. – С меня пиво.
– Забудьте об этом. – Челюсти Вендта напряглись, он сильно рассердился, хотя и сам не понимал, из-за чего. – Что за херня творится с Лаббоком и с этой машиной? – выпалил он наконец.
Уистлер ухмыльнулся.
– Так я вам все и рассказал!
– Сукин сын!
Вендт проиграл всухую – и сам прекрасно понимал это.
И через час они все еще не добились никаких результатов. Баркало почувствовал, что его вновь распирает от ярости. От этого поганца Чиппи не было ни соку, ни проку. Девица, может, и сошла бы, если забыть о том, что у нее практически нет груди, а тело и в особенности задница усеяны какими-то прыщиками. Да и друг без друга они работать не захотят. Да и надо ли им на самом деле работать?
– Послушай, заберись-ка на нее просто так и сделай вид, будто ты ее трахаешь. Понял, что я имею в виду? Просто попрыгай на ней, а мы снимем вас крупным планом. А позже отретушируем. Все будет выглядеть о'кей. Только сделай это, понял?
Лейси опять заплакала. Услышав ее плач, разрыдался и Чиппи.
Баркало встал с кресла и подошел к Роджо. Похлопал его по плечу, нащупал у него под мышкой пушку.
– Сделай их, – распорядился Баркало. И возьми ее лицо крупным планом, когда она поймет, что ее сейчас пристрелят.
Отвернувшись, он собрался было уйти. Лейси испустила такой вопль, как будто ее уже убивали.
Баркало повернулся к ней. Лицо его скривилось от ярости.
– Сами виноваты. Свой праздник я никому не дам испортить!
Глава восемнадцатая
Визит в агентство по торговле автомобилями с самого начала сильно смахивал на напрасную трату времени. Свистун прошелся по залу в поисках серебристого «БМВ», но не нашел его. Когда управляющий упрекнул его в том, что Свистун, не прочитав объявления при входе, прошел в гараж, куда посторонние не допускались, и осведомился, что ему нужно, Свистун объяснил, что разыскивает серебристый «БМВ». Ему сообщили, что такого у них нет, но если ему угодно приобрести новый, то следует отправиться в выставочный салон.
Свистун покружил туда и сюда по улочкам, на одной из которых находилось агентство, и нашел серебристый «БМВ». Тот бы припаркован у аптеки в местном торговом центре. Не стоило большого труда сообразить, что на ремонт его в гараж перегоняют по ночам. Любому человеку хочется заработать парочку лишних баксов, автослесарю в том числе.
Точно так же, как «БМВ» не оказался на месте в гараже агентства (чего, впрочем, Свистун и не ждал), не нашлось в похоронной конторе у Хаймера и обезглавленного тела (чего он, правда, не ожидал в равной степени). Человек с землистого цвета лицом, в темном костюме и черном шелковом галстуке, постоянно потирающий руки, оказался отъявленным лгуном.
Свистун пошел прочь, удивляясь тому, что все время проверяет и перепроверяет известное ему и так. Ситуацию, связанную с телом вьетнамской проститутки, беспрерывно заметало тяжелым снегом. Да и какое ему самому до этого дело? Искать ему здесь было нечего. Следовало отправиться к себе в домик на бульваре Кахуэнго, улечься в постель и проспать до тех пор, пока с неба и впрямь не повалит снег. Или поинтересоваться для разнообразия чем-нибудь и вправду насущным. И забыть о женщине, у которой не хватило здравого смысла на то, чтобы убрать голую ногу из-под проливного дождя.
Животные настраивались на долгую ночь в зарослях вокруг тайной студии видео и аудиозаписи. Кричали птицы и стрекотали сверчки.
Пиноле сидел в одном из высоких студийных кресел, поглядывая то себе на руки, то на два болезненно-белых тела, переплетенных друг с дружкой и в луже крови застывших на своем смертном ложе.
Роджо вернулся, оставив одну из боковых дверей открытой. Снаружи донесся шум схватки. В нее вступили в кустарнике два зверька. Шум проникал в металлическую хижину через одно из «окон» в кустах и деревьях, ставшее своего рода естественным усилителем. В результате создавалось впечатление, будто смертельная схватка разыгрывается прямо у ног Пиноле. Последний истошный вопль прервался посередине…
– Не нравятся мне такие дело, – сказал Пиноле.
– Какие такие?
– Убивать людей, которые и не знают, за что мы их убиваем.
– С каких это пор мы такие нежные?
– Я всегда был таким. Я хочу сказать, я делаю то, что нужно, но мне не нравится делать это, когда они голые и трахаются.
– Ну, они даже не трахались. В том-то все и дело, не так ли? Я хочу сказать, если бы этот говнюк смог хотя бы вставить, он бы и сейчас был жив, верно ведь?
Пиноле поразмыслил над услышанным.
– Но потом мы бы их все равно прикончили. С включенными камерами, голых…
– В том-то вся и штука!
– Может, не надо снимать такое кино?
– Господи, не мы диктуем законы, а рынок. Я хочу сказать, людям такое нравится, верно? Не покупай они таких картин, мы бы их не снимали.
– Это верно…
Пиноле достал из кармана пластиковую коробочку, открыл, насыпал щепотку кокаина на изгиб большого пальца и костяшку указательного. Поднес к правой ноздре, втянул в нее. Затем заправил точно такую же порцию в левую ноздрю.
– Хочешь нюхнуть?
– Не прекратишь нюнить, так я с тобой разберусь по-настоящему, – пригрозил Роджо.
– Не нравится мне прикасаться к ним, когда они голые.
Роджо взял у Пиноле коробочку с кокаином и тоже не преминул вдохнуть понюшку.
– Лучше нам не ловить полный кайф, – сказал Пиноле. – Баркало это не понравится.
– Да пошел он на хер! Слушай, помог бы ты мне спихнуть машину этого говнюка в болото.
Пиноле вышел за ним на свежий воздух, в уже сгустившуюся тьму. Роджо открыл дверцу красного седана и высвободил ручной тормоз.
– Нравится тебе цвет этой машины? – спросил Пиноле.
– Да, по-моему, все в порядке. А тебе?
– Красный корпус мне нравится. А черная крыша нет.
– Виниловые крыши в такую жару – это сущая смерть.
– Солнце все равно прожжет их, как бумагу. Раньше или позже.
– Хороший был бы цвет для «кадиллака», – сказал Роджо.
– Баркало велел, чтобы мы утопили «кадиллак» в поганом болоте, – возразил Пиноле.
Роджо уселся на водительское сиденье седана. Одной рукой уперся в оконную раму, а другой – в дверцу.
– Подтолкнешь ты эту хреновину или нет? Пиноле всей своей немалой тяжестью навалился на машину сзади. Понадобилось лишь недолгое усилие – и вот уже она покатилась. Роджо выскочил из машины и пошел рядом с нею, притрагиваясь к баранке, когда седан надо было удержать на тропе. Они катили машину туда, где начиналась топь.
Когда передние колеса забуксовали, Роджо навалился на машину сзади на пару с Пиноле. Вдвоем им удалось столкнуть ее в трясину. Седан провалился, как океанский лайнер, внезапно пошедший ко дну. Через минуту на поверхности остался лишь масляный пузырь, от которого расходились концентрические круги зеленовато-бурого цвета.
– Красиво, – сказал Пиноле.
– Не хочется мне и «кадиллак» туда же, – сказал Роджо. – Мне эта машина всегда нравилась. И послужила она нам с тобой неплохо.