– Как бросил, так и подобрал, – добродушно рассмеялся мужчина, – она в Москву насовсем переезжает, ее позвали танцевать в «Доллз».
– Ты просто ничтожество! – выкрикнула Лизка. Она резко поднялась с пола и едва не потеряла равновесие, от коньяка ее покачивало.
Валера отреагировал меланхолично.
– Как скажешь. Учти, я тебя предупредил. Два часа. Если не успеешь вынести свои шмотки, я прикажу охраннику собрать их в узел и сжечь.
– Сволочь! – Злые слезы стояли в красивых голубых глазах экс-фотомодели. – Я с тобой полтора года прожила!
– И ни разу, заметь, не пожаловалась, – усмехнулся он. – Так ты просто так уйдешь или с чемоданами?
Могла ли я еще утром подозревать, что к вечеру моя малогабаритная квартира превратится во временное пристанище прихотливой красавицы Лизаветы? Четыре огромных разверстых чемодана валялись на полу в гостиной, Лизка извлекала на свет то одну вещь, то другую:
– …Эти сапожки стоили четыре тысячи евро. Мне Валерик купил в прошлом году, в Риме… Эх, вот время было, почти как медовый месяц…
– …Последние полгода я пользовалась только Crem De La Mer, – Лизка грустно заглядывала в косметичку, – боюсь, что моя кожа привыкла, а он триста баксов стоит…
– …А эту сумочку он вручил мне на прошлый день рождения. Это винтаж, двадцатые годы. Я сначала подумала – ну что он дарит какое-то старье, а потом открыла, а она вся набита стоевровыми бумажками. Купи, говорит, что сама хочешь. А с этой сумочкой меня потом фотографировали для светской хроники «Vogue»…
– Неужели ты по нему скучаешь? – я решилась перебить ее приправленный скупыми слезами ностальгический монолог.
– А как по-твоему? – всхлипнув, воскликнула Лизка. – Он же мужчина всей моей жизни. Ко мне никто никогда так не относился.
– Ты так думаешь даже после того, как он с тобой обошелся? – напомнила я.
– Да что ты в этом понимаешь! – разозлилась Лизавета. – Он просто импульсивный. Знаешь, у него работа какая нервная? У него сеть ювелирных магазинов, супермаркеты и четыре бензоколонки. Времени нет совсем. Нервы не выдерживают. Он же меня на руках носил!
– Что-то не похоже, – пробормотала я. – Привести в квартиру своей женщины какую-то танцовщицу кабаре! В голове не укладывается.
– Сашка, да видела я эту танцовщицу, ничего хорошего там нет, – невпопад ответила Лизка, – у нее ноги кривые. Вот увидишь, не пройдет и двух недель, как он выставит ее вон!
Лизка улеглась спать на полу, на стареньком продавленном матрасе. От одеяла она отказалась, предпочтя укрыться длинной белой норковой шубой.
– Меня успокаивает запах меха, – пробормотала она, прежде чем провалиться в ватную яму сна.
На следующий день она оккупировала телефонный аппарат. С отчаянием человека, привыкшего проматывать внушительные суммы и оставшегося на бобах, она цеплялась за каждую возможность вновь подняться над миром, где девушки экономят на еде, чтобы обзавестись приличными туфлями.
– Алло, это Роман? Здравствуйте, я Лиза Печкина. Вы меня не помните, мы встречались на приеме в британском посольстве… Нет, ничего не случилось, просто так звоню… А, понятно. – Она со злостью швырнула трубку на рычаг. – Вот козел! Он в Ницце, у него свадебное путешествие.
А потом все начиналось по новой.
– Это Николай Петрович? Лиза Печкина, из модельного агентства. Мы виделись на дне рождения Валерия… Нет, я просто подумала, что мы могли бы вместе поужинать на недельке…
– Геннадий? Лиза Печкина, я вам давала свой телефон в «Марике»… Помните, вы говорили, что хотите показать мне Париж? Так вот, на этой неделе я совершенно свободна!
За восемь часов, проведенных у телефона, Лизка получила тридцать четыре вежливых отказа, двадцать – откровенно хамских и двенадцать предложений переспать.
– Это катастрофа. – Она приложила прохладные пальчики к вискам. – Сашка, я даже не знаю, что делать. Все случилось так неожиданно. Может, Валерику позвонить?
– Не вздумай, – ужаснулась я, – ты же не на помойке себя нашла, чтобы так унижаться.
– Ужас, ужас, – монотонно стонала она, – может, выпьем? У тебя нет шампанского?
– Есть, – усмехнулась я, – «Советское».
Лизавета приставила указательный палец к виску, закатила глаза и как подкошенная рухнула на диван.
Среди ночи Лизка разбудила меня воплем в черт знает сколько децибел. Я так и подпрыгнула, сердце беспомощно затрепыхалось в груди, как пойманная ящерка, кажется, впервые до меня дошел истинный смысл фразы «от страха зашевелились волосы».
– Что случилось?!
– Сашка, извини! – бодрая, свежая Лизавета присела на краешек моей кровати.
На ней была атласная розовая пижамка, расшитая маленькими жемчужинками и больше похожая на вечерний туалет. – Я вдруг поняла, что это все не случайно. Это испытание, которое я должна выдержать, чтобы выйти на новый уровень.
– Я тебя поздравляю, – мрачно пробормотала я, – только вот из-за тебя у меня весь завтрашний день будет раскалываться голова.
– Не будь занудой. Я должна устроиться на работу.
– Что? – усмехнулась я, протирая слипшиеся глаза кулаками.
– На работу, – торжественно повторила она, – я буду работать, зарабатывать деньги, жить как все, а потом… Потом со мною обязательно случится чудо. А Валерик… Да в гробу я этого Валерика видала!
Смутное подозрение неповоротливо зашевелилось в моей голове.
– Лиз, ты что, выпила?
– Подумаешь, совсем чуть-чуть.
– Чуть-чуть? – Я принюхалась. – Да от тебя несет, как от портового грузчика.
– Это все «Советское шампанское». Запах бедности. Да, я открыла твою баночку красной икры, не возражаешь?
– Хорошенькая бедность – шампанское с икрой! Все, угомонись. Ложись спать и не беспокой меня, умоляю.
– Что значит не беспокой! – возмутилась Лизка. – От тебя зависит мое будущее, как я могу тебя не беспокоить.
– Очень смешно. Вот только у меня нет ни миллиона долларов, чтобы ты пустила его на ветер, ни лесбийских наклонностей, чтобы согреть твою хладную постель.
– От тебя зависит мое будущее, – повторила Лизавета, – потому что я собираюсь работать в твоей газете.
– Где-е? – хохотнула я.
– В твоей газете, – терпеливо повторила Лизка, – я тут подумала, что тоже могла бы стать журналисткой.
– Оригинальное решение. Я, конечно, понимаю, что произвожу впечатление легкомысленной раздолбайки. Только вот у меня за плечами университетское образование и двенадцать лет опыта.
– Зато у меня – куча светских знакомых и возможность попадать на такие вечеринки, на которые журналистов не пускают.
– И что?
– А то! Я буду светским хроникером. – Она мечтательно улыбнулась и посмотрела на свои ногти – безупречный французский маникюр. – Эксклюзивное интервью с Ксенией Собчак не желаете? А репортаж о том, как олигархи устраивают мальчишники с известными топ-моделями? Кто еще может добыть такие материалы, кроме меня?
– Ну не знаю, – засомневалась я, – ты же не умеешь писать…
– Ничего, ты мне поможешь. А я буду делиться с тобой гонорарами. Сашка, ну мы и заживем!
Я подумала, что спорить с пьяной женщиной – себе дороже.
– Ладно, ложись спать, а утром посмотрим.
– Неее-ет, давай решим сейчас, – она с хитрой улыбкой заглядывала мне в лицо. – Сашка, пообещай мне, что завтра же поговоришь насчет меня со своим начальником?
– Посмотрим.
– А то не отстану, – пригрозила она, – ну пообещай! Пообещай!
– Ну хорошо, – вздохнула я, – поговорю. Только вот не могу гарантировать, что ему понравится эта идея.
– Нам не нужны новые журналисты, – упрямо сжал губы мой непосредственный начальник, главный редактор газеты «Новости Москвы».
– Она опытный светский хроникер, – взмолилась я. – Максим Леонидович, ну что вам стоит попробовать? У нас же полно внештатников, и половина из них одного ее мизинчика не стоят!
– Ну не знаю, – поморщился он, – она же раньше не работала в СМИ, насколько я понял. У нас серьезное издание, а не тренировочный пункт для ваших, Александра, подруг.