Казалось, это сработало. Она припомнила свое смутное впечатление, что несмотря на показную браваду, голос незнакомца звучал обеспокоенно, когда она пригрозила затопить его музыкой. Она выбрала «Пятьдесят Знаменитых Маршей Гвардейского Оркестра Голдстрима» — подарок от престарелого дядюшки с очень странным представлением о щедрости, — надела наушники и села в кресло. Через десять минут («Лиллибурлеро», «Полковник Богей», «Девушка, которую я оставил» и — невероятно! — «Когда мне будет 64») она пришла к заключению, что одержимость демонами, пожалуй, все-таки лучше, чем преждевременная глухота, и выключила также и магнитофон. Она налила себе чашку чая.
— Ну хорошо, — сказала она. — Я знаю, что вы там. Вылезайте.
Абсолютная тишина, как внутри, так и снаружи. Возможно, сказала она себе, я схожу с ума.
Эта возможность (о черт, молоко скисло, надо было брать порошковое) еще не приходила ей в голову, но сейчас ее врожденное логическое мышление настоятельно рекомендовало ей этот вариант в качестве объяснения, удовлетворяющего всем известным фактам. Если это объяснение было верным, оно требовало от нее серьезного обдумывания и, весьма вероятно, кардинальных изменений в ее образе жизни. У девушек, которые слышат голоса внутри своей головы, есть два варианта действий — созывать армии и изгонять англичан из Аквитании, либо обращаться за помощью к специалистам.
— Вот этого я бы тебе не советовал делать, — произнес голос. — Ты нисколько на нее не похожа.
Джейн облегченно вздохнула. Значит, она все-таки не сходит с ума.
— Вылезайте, — твердо сказала она. — Так, чтобы я могла вас видеть.
— Как хочешь.
Незнакомец материализовался на другом конце стола, ухватил ее чашку с чаем и отхлебнул. Она снова включила чайник и принесла с сушилки вторую чашку.
— Не похожа на кого?
— На Жанну д'Арк, — ответил он. — Смешная девчушка была эта Жанна. Ни капельки не сумасшедшая, ни на волос, но определенно из тех людей, которые создают здравому уму дурную репутацию.
— Вы пьете мой чай. Молоко, кстати, скисло.
— И в дополнение ко всему, — продолжал незнакомец, — из-за того, что она почти не снимала шлема, у нее в ушах образовались просто омерзительные комки серы. Такого рода вещи чрезвычайно удручают.
— Вы просто придумали это, — сказала Джейн. Незнакомец улыбнулся.
— Десять баллов из десяти за интуицию, — признал он. — Ты совершенно права. Когда Жанна д'Арк творила свои дела, я был не более чем крохотной нечленораздельной теорией на дне европейского подсознательного. Все эти истории мне рассказывал один парень из нашего департамента. Он утверждал, что еще в пятнадцатом веке изобрел палочки для вытаскивания серы из ушей и только из-за того, что ему приходилось постоянно лазать через ее уши туда и обратно.
— Очаровательно, — отозвалась Джейн. — Послушайте, у этого преследования есть какая-то цель, или это просто мне так повезло? Должна сказать, кстати, что ни капельки вас не боюсь.
— Не боишься?
— Не боюсь.
— О черт. Вот незадача! Просто у меня была теория о том, что страх — это неотъемлемый компонент любой программы набора персонала. — Незнакомец рассеянно отхлебнул из чашки, и Джейн заметила, что уровень жидкости при этом нисколько не изменился. Однако маленькие белые пятнышки, в которые превратилось свернувшееся молоко, исчезли.
— Вот странно. Я думала, что в присутствии таких, как вы, свежее молоко прокисает, а не наоборот.
— Статическое электричество, — объяснил незнакомец, отхлебнув еще раз и состроив гримасу. — Лично я ненавижу свежее молоко. От него у меня зубы тупятся. Девять из десяти за наблюдательность, кстати.
— Только девять? — спросила Джейн, глядя на закипающий чайник. — А почему не десять?
— Потому что, — ответил он, — ты должна была вспомнить, что молоко было свежим, когда его тебе принесли сегодня утром, и оно простояло весь день в холодильнике Это мое присутствие заставило его свернуться, а сейчас я совершаю благородный поступок, снова делая его свежим посредством обращения потока ионов во времени.
— Вот как, вы даже такое можете?
— Ну разумеется, — ответил тот, раздвигая свою улыбку, как лучник натягивает тетиву. — Я очень многосторонний. Можно сказать, большинство ионов работает на меня.
— Сказать можно все что угодно.
Джейн кинула в чашку пакетик и залила его водой из чайника. Вода была ледяной.
— Ребячество, — произнесла она.
Незнакомец поднял левую ногу, как лошадь, которую собираются подковать, и начал разглядывать подошву своего башмака.
— Не совсем, — сказал он. — Переверни ее и посмотри, что будет.
Джейн хмуро взглянула на него и выплеснула воду из чашки в раковину. Раздался стук, и она увидела четыре или пять маленьких кусочков чего-то с виду похожего на стекло.
— Алмазы, — небрежно заметил незнакомец. — Произведены с помощью электролиза. Но заметь, они не стабильны, — добавил он, когда Джейн кинулась к раковине, пытаясь выудить их оттуда. — Вот увидишь, через пару минут они снова превратятся в рафинад.
Так и произошло. Джейн прерывисто вздохнула.
— Вы не ответили на мой вопрос, — сказала она.
— Не ответил, — согласился незнакомец. Он уселся на кухонный табурет, подхватил кусок «Баттенберга», который Джейн берегла на черный день, и вгрызся в него. Несмотря на энергичный хруст, издаваемый незнакомцем, площадь поверхности торта оставалась неизменной. — Еще одна пословица не оправдалась, — отметил он с набитым ртом. — Ты хочешь знать, почему я являюсь тебе?
— Мне казалось, вы говорили, что вы не призрак.
— Не призрак. Я… — он замялся.
— Вы черт, — спокойно произнесла она. — Это-то я смогла сообразить.
Тот неодобрительно сдвинул брови.
— Я не черт, — сказал он. — Мы не используем это слово, у него слишком много двусмысленных оттенков. Мы рассматриваем это слово как уничижительное и ущемляющее наше достоинство. Мы представляем собой самостоятельную метафизическую группу, обладающую своей уникальной культурной и духовной целостностью, и я был бы весьма обязан, если бы ты отнеслась к этому с уважением.
Джейн кивнула.
— Хорошо, — сказала она. — Это я вполне могу понять. Но тогда кто же вы?
Складка между бровями незнакомца стала немного глубже; он положил кусок торта, по всей видимости нетронутый, обратно на тарелку, откуда взял.
— В целом, — сказал он, — мы стараемся избегать обобщающих и описательных существительных. Мы твердо верим, что каждое мельчайшее существо во всем космосе является единственным и неповторимым, и…
— Понятно, — проговорила Джейн, скрестив на груди руки. — Все это прекрасно. Вы — неповторимое. Неповторимое что?
— Мы предпочитаем не…
— Да давайте же!
— Ну хорошо. — Теперь можно было отчетливо видеть, что незнакомец в замешательстве. Он взял со стола солонку, вытряс немного соли себе на ладонь и бросил ее через правое плечо. — Когда мы подвергаемся давлению, мы предпочитаем называться дэмонами.
— Демонами.
— Дэмонами, — поправил незнакомец, выделяя первую гласную. — От греческого «даймон», что означает дух, внештатное божество или сверхъестественную сущность. Мы чувствуем…
— Но ваш глава — Сатана, верно?
Теперь незнакомец выглядел заметно оскорбленным.
— Неверно, — сказал он. — Вот смотри: когда ты идешь в магазин и покупаешь копченого цыпленка, ты же не считаешь, что делом по-прежнему заправляет семидесятилетний техасский полковник с короткой белой бородкой, не правда ли? Так же и здесь. Название осталось прежним, полагаю, или, по крайней мере, некоторые внешние признаки нашей корпорации, но могу тебе сказать, что с того времени мы продвинулись далеко вперед. Мы направили наши интересы в совершенно новые области.
— Как мафия.
— Нет, не как мафия. Скорее уж как Руперт Мердок или Говард Ходжес. Мы действительно занимаемся сейчас совсем не теми вещами, чем прежде — скажем, двести лет назад.
— Да что вы говорите, — сказала Джейн. — Вы перешли в область коммуникаций и информационных технологий? Или, может быть, в финансовые службы? В это я могла бы поверить, — добавила она задумчиво.
