Когда она была у Сандерлендов в гостях, граф как-то упомянул о поездках Мальборо в Лондон. При этом он улыбнулся. Сара не придала значения его словам, но услышав у себя под окном разговор хозяина с одним из гостей, пришла в ужас.

— Моего тестя вряд ли стоит винить. Нужны ж ему какие-то передышки от ее языка.

— Думаю, такому человеку, как он, невозможно оставаться добродетельным мужем. Ведь прежде, чем Сара вонзила в него свои когти, он был одним из первых повес в Лондоне.

Слова Сандерленда привели ее в бешенство, однако ей надо было слушать дальше.

— Он обманывал короля с Барбарой Кэстлмейн, так почему бы ему не обманывать Сару с этой женщиной? Говорят, она очень хороша собой… мягка, любезна. Не то, что его благоверная. Мужчине нужно разнообразие. А после Бешеной Сары самая вульгарная скандалистка покажется тихоней.

Сара больше не могла терпеть и высунулась в окно.

— Это что еще за гнусная сплетня?

На несколько секунд воцарилось молчание.

— Очень жаль, что вы, ваша светлость, слышали нас, — сказал Сандерленд, потом язвительно добавил: — Мы обсуждали лондонские новости.

— Лондонские новости! Я хотела бы послушать еще. И выяснить их источник.

Она спустилась в сад и нашла там только Сандерленда. Его друг удрал. Мало кто отважится встретиться лицом к лицу с Сарой в подобном настроении.

— Ну, молодой человек, что все это значит?

Сандерленд высокомерным тоном попытался указать ей, что к нему, отпрыску знатного рода, следует обращаться иначе; хоть Сара и герцогиня, но происхождением она значительно ниже его.

— Не увиливай! — воскликнула Сара, от ярости глухая ко всему, кроме того, что касается ее мужа. — Говори правду, иначе тебе придется плохо.

— Правду, мадам? В подобных делах ее могут знать только сами любовники. Вы обратились не по адресу. Герцог, видимо, сможет рассказать вам больше, чем я. Почему бы не расспросить его?

Почему бы и нет? Сара не хотела откладывать это в долгий ящик. Она пойдет прямо к Джону Черчиллу, скажет, что к его холостяцким похождениям возврата быть не может. Иначе их совместной жизни конец.

Герцогиня в гневе носилась по комнате. Герцог тщетно пытался ее успокоить.

— Сара, никакой другой женщины у меня нет.

— А Сандерленд говорил совсем другое.

— Это ложь.

— Не уверена.

— В таком случае ты совершенно не знаешь меня. Разве я могу себе это позволить?

— Ты позволял себе это раньше, Джон Черчилл. Ну и посмешище ты представлял собой, выпрыгивая из окна Кэстлмейн голым! Право, на это стоило бы посмотреть. А король смеялся над тобой, глядя в окно, оскорблял тебя, кричал, что ты просто-напросто зарабатываешь себе на жизнь.

Мальборо онемел. Он надеялся, что эта история забыта. А теперь Сара вспоминала ее, приукрашивая живописными подробностями, которых на самом деле не было.

— И ты действительно получал деньги! — пронзительно кричала Сара. — Пять тысяч фунтов за труды в постели королевской любовницы! По всей вероятности, старался изо всех сил — плата, согласись, была велика. Мальборо схватил ее за плечи и встряхнул, но безрезультатно. Сара была оскорблена. Ее переполняла ярость, а она любила яриться, любила взвинчивать себя, доводя до бешенства. В такие минуты оно было ей дороже Джона Черчилла.

— Сара, послушай, — сказал герцог.

— Не желаю слушать лжи.

— Лгать мне незачем.

— Скажешь, не был любовником Барбары Кэстлмейн?

— Ничего подобного я говорить не собирался. Не стоит вспоминать то, что было до нашего брака. Важно то, как обстоят дела сейчас. Поверь, я ни разу не изменил тебе. То, что ты услышала — ложь. Говоришь, тебе это сказал Сандерленд. Напрасно мы выдали за него свою дочь. Я ему этого никогда не прощу.

— Он лишь пересказывал то, что слышал от других, а мне следовало это знать.

— Это неправда. Ты должна поверить мне. Должна.

Но Сара не собиралась успокаиваться. Ее самодовольная уверенность в муже рухнула. Она носилась по комнате, как сумасшедшая, а когда граф попытался обнять ее, закричала:

— Не смей прикасаться ко мне, Джон Черчилл! Делить с тобой ложе я не стану никогда! Так что подыщи себе еще женщин. Одной будет мало для такого, как ты.

Вразумить Сару в таком настроении было невозможно.

Джон вскоре уезжал на войну, но Сара по-прежнему отказывалась разговаривать с ним. Не слушала никаких просьб, никаких объяснений.

Обращаться к ней Джон мог только в письмах. Сара отказывалась читать их, однако складывала в ящик стола, сознавая, что потом прочтет.

Мальборо не мог понять этой перемены в ней. Она всегда была гордой и, естественно, разозлилась, услышав ложь Сандерленда, но герцог поражался отказу выслушать его. Он был неповинен. Он не желал никого, кроме Сары; был очарован ею все так же, как в дни ухаживания и начала совместной жизни. А она не хотела его даже выслушать!

Сара слегка удивлялась себе. В глубине души она не верила этой сплетне. О влиятельных людях всегда сплетничают. Добиться успеха — значит вызвать зависть. Ни у кого в Англии не могло быть больше врагов, чем у Сары Черчилл. Она не прилагала усилий, чтобы сохранить друзей, и совершенно ничего не делала для избавления от недругов. Она вышла замуж за героя-полководца, который души в ней не чаял. Ее браку завидовали все, кто не мог добиться столь идеальных отношений. Поэтому старались опорочить то, что являлось для них недостижимым. Пытаясь убедить ее в этом, Джон ломился в открытую дверь.

Суть заключалась в том, что Сара недавно утратила сына и почти тут же забеременела. К сожалению, беременность окончилась выкидышем, и Сара осознала, что ей уже сорок пять лет. Ее сын умер. Родится ли теперь другой? Она почувствовала, что стареет; у нее начинался климакс. Легкую депрессию, не проходящую после выкидыша, усилила сплетня, услышанная от Сандерленда, и неверность Джона не показалась ей невероятной.

Сара безвыездно жила в Сент-Олбансе, лелея свое несчастье. Генриетта откровенно давала понять, что мнение матери ее больше не интересует. Мэри ненавидела ее, так как она пресекла то первое увлечение. Юный Бленфорд умер. Анна и Элизабет были милыми созданиями, но Анна замужем за ненавистным Сандерлендом, от которого всего можно ждать. Ее любимый Джон вскоре должен покинуть Англию. После смерти Бленфорда она стала задумываться, что может быть для нее страшнее. Могло быть только одно — смерть Джона. А тут еще… эта отвратительная сплетня о нем и какой-то женщине.

Она прочла одно из его писем:

«Твои подозрения относительно меня рассеются, но я никогда не забуду, что все мои торжественные заверения и клятвы ты пропускала мимо ушей. Эта мысль не дает мне спать и навсегда лишает меня покоя«.

Их отношения уже не безупречны. Этот скандал не забудется. Более того, она не допускает мысли, что дражайший Маль до сих пор ее любит.

«Он должен ненавидеть меня, — сказала себе Сара, — потому что я стою между ним… и той женщиной«.

В другом письме он писал:

«Когда я клянусь тебе в любви, это не притворство. Зная твой нрав, я понимаю, что мои слова для тебя пустой звук. И все же не могу удержаться, чтобы не повторить сказанное вчера — я никогда не изменял тебе. Клянусь счастьем как на том, так и на этом свете«.

«Это правда, — подумала Сара. — Другой женщины у него быть не могло». Однако сплетни о его похождениях в юности! Тогда он был волокитой.

Джон просил ее вернуться к нему. Напоминал, что не может откладывать надолго отъезд. Она должна возвратиться, жить с ним, как жена, верить в него.

«Если мысль о наших детях или чем-нибудь еще, дорогом для нас обоих, не заставит тебя делить со мной ложе до моего отъезда, то я кротко смирюсь с этим до конца дней и твердо обещаю, что при первой же возможности покину Англию и больше никогда не потревожу тебя своим ненавистным видом. Мое сердце так переполнено горечью, что, если я не выскажу этой правды, оно разорвется. Я всей душой кляну тот час, когда отдал свое дорогое бедное дитя человеку, причинившему мне величайшее несчастье».