— Похоже, он потерял контроль, — заметил Майло, глядя на меня.
— Возможно, это стало следствием усилившегося напряжения, — сказал я. — Постоянная нагрузка на работе и лишь посредственная профессиональная квалификация. Постоянная критика со стороны более опытных коллег. А может быть, эмоциональная травма. Были ли у Берка нормальные отношения с какими-нибудь женщинами?
— Постоянных подруг он не заводил, хотя отличался красивой внешностью. — Потупившись, Фаско стиснул кулаки. — Это подводит меня к его новому увлечению. Насколько можно судить, зародилось оно гораздо позже. Еще в Сиэттле Берк очень сблизился с одной из своих пациенток. Капитан болельщиков студенческой команды. У нее обнаружили рак кости. Постепенно Берк стал проводить с ней все больше и больше времени.
— По-моему, вам не удалось ознакомиться с архивами клиники, — напомнил Майло.
— Не удалось. Но зато я встретился с медсестрами, вспомнившими Майкла. Никаких захватывающих подробностей, просто они утверждали, что он проводил очень много времени в обществе больной девушки. Их отношения закончились только с ее смертью. А через пару недель была найдена первая жертва, зверски изрезанная. В следующем году, уже в Рочестере, Берк сблизился с другой больной женщиной. Разведенной, лет пятидесяти с небольшим, в молодости была королевой красоты. У нее был рак мозга. Скорая помощь к ней приехала по вызову во время какого-то обострения. Берк вытащил ее с того света, затем четыре месяца навещал ее в больнице, бывал у нее дома после выписки. Он был у изголовья ее кровати, когда она умерла. Он сообщил о ее смерти.
— От чего она скончалась? — спросил Майло.
— От отказа дыхательных путей, — сказал Фаско. — При ее заболевании это вполне возможно.
— После ее смерти были вспышки нападений на женщин?
— В Рочестере — нет, но в радиусе двухсот миль в течение двух лет, проведенных Берком в клинике «Юнитас», время от времени исчезали бесследно девушки. В том числе, трое вскоре после смерти подруги Берка. Соглашусь с предположением доктора Дел авара о напряжении и горечи утраты.
— Двести миль, — задумчиво произнес Майло.
— Как я уже говорил, у Берка появились средства передвижения, — заметил Фаско. — В Рочестере он снимал дом на окраине. По словам соседей, жил очень замкнуто, порой пропадал на несколько дней. Иногда прихватив с собой лыжи или палатку — и фургон, и « Лексус» имели на крыше багажник. Майкл Берк находится в прекрасной форме и любит бывать на свежем воздухе.
— В этих пяти случаях исчезновения — тела так и не были найдены?
— До сих пор нет, — подтвердил Фаско. — Детектив, вы понимаете, что двести миль — это ерунда, когда есть приличные колеса. Берк содержал свои машины в самом лучшем виде — все сверкало и блестело. То же самое относится и к его жилищу. У этого парня страсть к чистоте и порядку. Дом его пах чистящими средствами, а кровать была заправлена ровно, будто по линейке.
— Как же все-таки его поймали на попытке отравить Рабиновича?
— Совершенно случайно. Берк совсем распустился, и в конце концов Рабинович отстранил его от дежурств. По словам Рабиновича, Берк посмотрел на него так, что у него мурашки побежали по спине. Через неделю Рабиновичу стало плохо. Как выяснилось, он принял цианид. Берк был последним, кого видели рядом с чашкой кофе Рабиновича, кроме секретарши, но она прошла испытание на детекторе лжи. Когда местные власти решили проверить на полиграфе и Берка, выяснилось, что он исчез. Впоследствии в шкафчике в комнате врачей были обнаружены иглы и ампула из-под пенициллина, а в ней следы цианида. Рабиновичу очень повезло, что он сделал только маленький глоток. Но даже несмотря на это он провел в больнице больше месяца.
— Берк оставил цианид в своем ящике?
— В ящике другого врача. Своего коллеги, с которым недавно повздорил. К счастью для последнего, у него оказалось железное алиби. Лежал дома с желудочным гриппом, никуда не выходил, полно свидетелей. Было подозрение, что его тоже отравили, но в конце концов все списали на грипп.
— Значит, в деле с отравлением против Берка у вас есть только то, что он смылся?
— Только это есть у полиции Рочестера. А у меня есть вот что. — Фаско указал на все еще завязанную папку. — И еще у меня есть Роджер Шарвено, квалифицированный специалист по респираторным заболеваниям. Полиция Буффало так и не удосужилась проверить сообщение о докторе Берке, но Шарвено в течение трех месяцев работал в «Юнитас» — тогда же, когда там работал и Берк. Шарвено упоминает о Берке и через неделю умирает сам.
— Почему полиция Буффало не проверила Берка? — спросил Майло.
— Будьте снисходительны, — улыбнулся Фаско. — Шарвено находился в возбужденном состоянии, его показания выглядели малоубедительными. На мой взгляд, это был человек с пограничным состоянием психики, а может быть, даже просто полный шизофреник. Он издевался над полицией Буффало целый месяц — делал признание, отказывался от своих показаний, потом намекал, что кое-кого из больных он действительно убил, но не всех. Созывал пресс-конференции, менял адвокатов, все больше и больше походил на сумасшедшего. Находясь в предварительном заключении, Шарвено объявлял голодовку, притворялся немым, отказывался показаться врачам-психологам. К тому времени, как он рассказал о Берке, им уже были сыты по горло. Но лично я уверен, что Шарвено знал Майкла Берка. И Берк имел на него какое-то влияние.
— Зачем Берку было рисковать, открываясь такому неуравновешенному человеку, как Шарвено? — спросил я.
— А я вовсе не говорю, что Берк ему исповедовался или отдавал прямые приказания. Я же сказал: имел на него какое-то влияние. Все могло быть едва уловимым — простое замечание тут, фраза там. Шарвено отличался крайней пассивностью, неуверенностью в себе, внушаемостью. А Майкл Берк — та самая пробка, что подходит к этому отверстию. Подчиняющий окружающих, манипулирующий людьми, в своем роде харизматичный. Не сомневаюсь, Берк знал, за какие ниточки дергать.
— Подчиняющий окружающих, манипулирующий людьми, умеющий обделывать грязные делишки, не вызывая подозрений, — сказал Майло. — И что дальше, он выдвинет свою кандидатуру в борьбе за государственную должность?
— Вы бы ужаснулись, ознакомившись с досье на тех, кто заправляет нашей страной.
— Бюро по-прежнему продолжает следить за государственными чиновниками всех рангов, не так ли?
Улыбнувшись, Фаско промолчал.
— Даже если ваш мальчик действительно является олицетворением зла, какое это имеет отношение к Мейту? — спросил Майло.
— Опишите раны на теле Мейта.
Майло рассмеялся.
— А давайте вы расскажете нам, какими, по-вашему, они должны быть. — Фаско уселся поудобнее, развернувшись боком и положив руку на спинку кресла.
— Разумно. Предположу, что Мейта сначала оглушили, вероятно, сильным ударом сзади по голове. Или удушающим захватом. В газетах сообщалось, что его труп был обнаружен в фургоне. Если это так, налицо некоторое несоответствие с привычкой Берка привязывать свои жертвы к деревьям. Однако пустынная дорога в лесу как раз в его духе. Конечно, она не такая безлюдная, как те глухие места, где он совершал преступления раньше, но это вполне соответствует возросшей самоуверенности. А Мейт к тому же был человеком известным. Подозреваю, что Берк заманил Мейта на встречу, скорее всего, изобразив заинтересованность его деятельностью. Из того, что мне известно о Мейте, эффективнее всего было бы воззвание к его честолюбию.
Он умолк.
Майло ничего не ответил. Его рука как бы случайно легла на папку. Нащупала бечевку. Медленно потянула за узелок.
— Как бы Берк ни устроил встречу, не сомневаюсь, что он загодя ознакомился с местом действия, разведал интенсивность движения на окрестных дорогах, оставил где-то рядом свою машину — так, чтобы до нее можно было дойти пешком. Правда, в его случае это расстояние измеряется милями. Скорее всего, машину Берк оставил где-то к востоку от места преступления, потому что в этом случае у него было бы несколько путей отступления. Живя в Лос-Анджелесе, Берк не мог обойтись без своих колес, так что он обязательно зарегистрировал машину под своей новой фамилией. Однако остается только гадать, воспользовался ли он собственной машиной или же украл чужую.