Кортези был первым, кто заговорил со мной про Сандуа. Я был ошарашен – ведь в поисках подземного города я отправился в Португалию, а теперь выяснилось, что этот город всегда был у меня под боком. Учитель разъяснил, что потаенный город находится прямо под Кордовской сьеррой, между Трассьеррой и Арройо-дель-Бехарано. Он начинается у реки Гуадальмельято с римским мостом, которым пользовались арабы, и доходит до самой Вильявисьосы. Все это – Сандуа, земля философов и мудрецов, ставших ювелирами, чеканщиками и резчиками. Кордовские мудрецы славились на весь мир; известно их письмо к дону Энрике де Вильене,^[79] в котором излагаются основные принципы Великого делания.

– Помни, Рамон, в Сандуа обитают великие люди: Гонгора,^[80] Сенека,^[81] Лукан,^[82] Аверроэс,^[83] Маймонид,^[84] король Альфонс Мудрый,^[85] ибн Хайсан,^[86] Хуан де Мена,^[87] маркиз де Сантильяна…^[88] Если когда-нибудь ты спустишься в этот город, ты будешь поражен, сколько там собралось гениев слова и мысли.

– Значит, там прибежище мудрых? Нечто вроде Вышеградского кладбища в Праге?

– Не совсем. Сандуа – земля вечной жизни, край, где не стареют, не умирают и нет необходимости добывать себе на пропитание. Там не существует понятий «твое» и «мое» и ничто не оказывает губительного воздействия на людей и природу. Например, когда там распускается цветок, он никогда не увянет, даже если сорвать его с ветки. Поэтому если в Сандуа хотят обновить зелень, все сорванное и скошенное выбрасывают во внешний мир.

– И где же двери, ведущие в этот тайный город?

– Помнишь местечко под названием Баньос-де-Попейя?

– Конечно! Ребенком я часто ездил туда на экскурсии, сперва с родителями, потом, став постарше, – с друзьями.

– Так вот, одна из дверей находится там, рядом с водопадом. А помнишь место под Арройо-дель-Бехарано с чудесной рощицей из молодых тополей? В роще – другая дверь. Вообще в город ведет двадцать или тридцать дверей, но предупреждаю, Рамон: войти в них могут лишь немногие. Лучшая дверь расположена у столетнего каштана, поле у которого по весне покрывается красными маками и желтыми гулявниками.

Час был поздний, и я стал прощаться.

– Учитель, я знаю, что меня ожидает. Я спущусь в Сандуа, город мудрецов, когда вернусь в Кордову. Ты посвятил меня в одну из величайших тайн, которые когда-либо открывались человеку.

Я возвращался от Кортези как на крыльях, едва касаясь ногами неровной, омытой недавним дождиком мостовой. Небо на глазах чернело, в звездном покрывале словно открывался гигантский разрыв.

Бесконечное ожидание начинало меня тревожить. Дни шли за днями, я уже устал шагать одними и теми же маршрутами – в городскую библиотеку, в книжные лавки, в ночные бары.

В баре я познакомился с двумя удивительными людьми, которых звали Джордано и Стефано. Они были закадычными приятелями владельца маленького заведения на площади, где всегда шли интересные разговоры. Ночью с четверга на пятницу мы собирались в этом кабачке и болтали до самого утра. Стефано когда-то изучал в университете испанский язык, а теперь стал отчаянным оппозиционером; вот уже лет шесть или семь он был одержим политикой. Летом он подрабатывал официантом в разных гостиницах и ресторанчиках на берегу моря. Джордано выучился на адвоката и работал в конторе своего отца.

Когда Федерико, владелец бара, утомленный нашими бесконечными спорами, объявлял, что заведение закрывается, мы садились в машину Стефано и отправлялись в пиццерию на пляже. Там – всякий раз мы являлись за пять минут до закрытия – нам подавали ужин, и мы просиживали до девяти утра.

Виолета и Джейн обычно покидали нас в два-три часа ночи. Они весело прощались, уговаривая меня еще попрактиковаться в итальянском языке, в котором я благодаря друзьям неуклонно совершенствовался.

Моя жизнь в Фермо постепенно превратилась в рутину. Прогулки, развлечения, учеба у Кортези… Что еще? Еще каждый вечер пил чай в кондитерской Карлотты, однако девушка так и не появлялась. В конце концов, не выдержав, я спросил ее отца:

– Здесь раньше работала ваша дочь, правда?

– Она просто немножко мне помогала. А вообще-то она учится в другом городе.

– И больше сюда не приедет?

– На каникулы. Хотя это еще не решено. Дочка сейчас в Риме и говорит, что хочет там работать. Не понимаю, что с ней творится. Мы с женой собираемся как-нибудь на выходных ее навестить, раз уж ей самой никак к нам не выбраться. Сразу ясно – с ней случилось что-то нехорошее и теперь дорога в Фермо для нее закрыта. Но я не знаю, что именно произошло… Простите, синьор, я сейчас расскажу историю всей своей жизни.

– Пожалуйста, продолжайте, я буду вам благодарен. Я люблю послушать истории. И потом, ваша дочь такая красавица, что любой рассказ о ней придется мне по душе.

– Вылитая мать в молодости.

Кондитер совершенно не удивился моим словам, а я посмотрел на мать Карлотты и подумал: «Какая разрушительная штука – возраст!» Эта женщина с очень красивыми черными глазами и полными губами фигурой напоминала комок рыбьей подкормки. Кожа ее осталась гладкой и молодой, однако больше всего синьора походила на зимнюю жаровню в платье. Бедная Карлотта – так похожа на матушку!

Я тосковал по этой девушке: мы встретились всего на одну ночь, а потом она исчезла, словно Золушка с бала. Я вспоминал ее рот, шею, глаза, бедра, грудь, запах ее кожи и волос. Сама мысль о Карлотте отзывалась во мне сладкой истомой и болезненной печалью. Мне стало так тоскливо, что я покинул кафе и укрылся дома.

Ноябрь, декабрь… Дни шумно сыпались, как песчинки в исполинских солнечных часах.

Море, снег и холода пожирали эту осень-зиму в Фермо, с холмов которого открывался вид на зеленые поля в глубокой, сбегающей к морю, долине. По улицам старого прибрежного города больше не бродили ни поэты, ни музыканты. Исчезли римские боги.

Мне нравилось ходить в театр, в кино, на джазовые концерты. Город стал для меня родным.

Однажды утром Джейн разбудила меня поцелуями – ласковая, игривая, соблазнительная.

– Мы уезжаем, Рамон, уезжаем в Хорватию! Поедем на Хвар и в Макарску! Нас ждут отец и мама. Мы вместе с ними проведем Рождество и встретим Новый год.

– Послушай, Джейн, книги у тебя?

– Конечно. Они в надежном месте. Мы заберем их с собой, а для тебя я хочу снять копию, которая пригодится тебе для работы в Синтре.

– Когда?

– В Синтре все начнется в первых числах марта. Ты пробудешь там до мая, а потом мы втроем вернемся в Лондон.

– Вы будете в Синтре вместе со мной?

– Нет. Эти три месяца ты должен провести один. Мы будем ждать тебя в Лиссабоне или в другом месте, о котором договоримся, но сопровождать тебя не сможем.

Я опечалился. Мысль о временной разлуке с подругами наполнила меня огромным беспокойством. К тому же мне не очень нравится, когда мне говорят, что следует делать, а чего не следует: как будто мое будущее распланировано до миллиметра, все расчерчено, судьба моя заранее предрешена. Но я не любил жить по плану, поэтому решил все переменить, когда настанет момент. А тем временем мы отправимся в Хорватию, тут все ясно. Сегодня уже 15 декабря. Да, мои итальянские друзья будут сердиться, они ведь уже приготовились отлично провести с нами рождественскую ночь.