Пять лет назад, когда я предложил ей жить вместе (я тогда приехал к ней всего один раз, на выходные, преодолев на своей старой «вектре» пятьсот километров меньше чем за четыре часа), Инес ответила, что расстояния убивают любовь, что наша совместная жизнь невозможна и не продлится долго. Тогда мы впервые встретились без свидетелей: мой друг Луиш Филипе успел только мимоходом представить нас друг другу, поскольку на вечеринке Инес была не одна; и все-таки у меня хватило времени, чтобы поздороваться с нею, поболтать минуты три и получить номер ее мобильника и электронный адрес, а обо всем остальном мы договаривались по мейлу и по телефону.

Когда я приехал к ней, Инес пошла в мой номер в гостинице «Альфа», но этот мимолетный любовный эпизод не оставил глубокого следа ни в ее жизни, ни в моей. Теперь мне кажется – она чувствовала себя обязанной вознаградить меня за настойчивость, за галантность во время многочасовой прогулки по Лиссабону. Мы тогда перебрали спиртного, у Инес был жених, который как раз уехал из города…

Вообще-то Инес почти просила не приглашать ее подняться в номер. Я пообещал, что она будет ночевать на диване, но не сдержал обещания. Я был под хмельком и растянулся на кровати, а она прилегла на другом краю, не раздеваясь, глядя в потолок. На все уговоры Инес отвечала «нет и нет», я разозлился, надолго отправился в душ, а вернулся уже в красной шелковой пижаме. Увидев меня в этом наряде, Инес рассмеялась:

– Какой же ты волосатый!

Она подошла ко мне и поцеловала; потом мы танцевали, я продолжал к ней приставать. Инес погасила свет, мы залезли под простыни, каждый со своей стороны, и застыли, не шевелясь, не касаясь друг друга. В комнате было совсем темно. Я уже почти засыпал от усталости и сдался, подумав, что Инес ушла спать на диван, – как вдруг почувствовал ее дыхание и прикосновение ее обнаженного тела. А потом были ласки, поцелуи, ее кожа липла к моей, как тина. Когда я протянул руку к ее лону, там было так влажно, что моя ладонь как будто погрузилась в лужу.

Поразительная женщина! Она обладала способностью превращаться в жидкость, и это настолько меня возбудило, что я излился, едва проникнув в нее. Несмотря на алкоголь, влажность лона все решила за меня. Я отодвинулся от Инес, почти ее не познав. Когда я начал оправдываться, девушка сказала, что так случается, что мужчины придают подобным вещам слишком большое значение, тогда как для женщин это не столь важно. В темноте я недоверчиво посмотрел на нее, а в ее взгляде, скорее всего, читалась неудовлетворенность, иначе и быть не могло.

Инес засмеялась, я засмеялся, и вскоре мы уже хохотали во все горло, а потом стали шутить и рассказывать анекдоты. Инес все время говорила по-португальски, поэтому я так и не понял до конца ни одной из ее историй. Мы обнялись, потерлись друг о друга и наконец заснули – усталость взяла свое.

Когда я проснулся на следующее утро, Инес уже исчезла. Ей, кажется, нужно было ехать куда-то по своим репортерским делам, так что продолжения не последовало. По электронной почте мы обменялись ничего не значащими обещаниями, которые так и не были исполнены, потом письма стали приходить все реже и реже, пока этот ручеек вконец не иссяк.

Вот почему, снова встретив Инес, такую лучезарную, увидев, как сверкает ее взгляд, как блестят ее волосы и кожа, я сразу понял: у девушки кто-то есть и этот «кто-то» ей очень нравится.

Само собой, я ничего не сказал.

Инес подробно, обстоятельно рассказывала о своей работе, о своей жизни, о своих друзьях. В этой женщине меня больше всего привлекала непосредственность; она от меня ничего не скрывала, и порой это причиняло боль: меня ранили ее рассказы о других мужчинах. Но я быстро одернул себя – ее романы уже не имеют значения, ведь я люблю Виолету и Джейн и должен сообщить об этом Инес. Тогда мы сможем говорить на равных, а то она уже все уши прожужжала мне каким-то Эусебио, с которым встречается больше года. Ах, они ездили вместе в Афины и в Рим; ах, они собираются провести несколько дней на Канарах…

Я уже начал потихоньку злиться и наконец не утерпел и рассказал про Виолету. Про Джейн упоминать не стал, подумав, что описать отношения с одним человеком и то непросто, а уж мое двойное, причем недавно начавшееся, приключение просто невозможно пересказать. О подобных вещах лучше не говорить: если я сам не до конца освоился с такой ситуацией, то посторонний вообще ничего не поймет, я просто рискую уткнуться в запертую дверь.

Инес спросила, что привело меня в Лиссабон, но я, не вдаваясь в подробности, сослался на приглашение друзей. Потом мы поднялись на холм, в замок Сан-Жоржи, и Инес с высоты сторожевой башни устроила мне краткую экскурсию по кварталам старого города, рассказав и историю квартала Алфама.

Потом мы долго бродили по этим узким улочкам, пили пиво на террасе пологого склона и болтали, пока не подошло время обеда. Нам было весело, мы вовсе не ощущали неловкости, преодолев все прежние расхождения, которые память превращает всего лишь в мелкие помехи для дружбы или для простого общения с глазу на глаз. Потом мы пообедали в «Каза де Леао», что рядом с замком, и Инес отважилась (отбросив понятную робость) пошутить насчет моей внешности. Она сказала, что за прошедшие годы я помолодел.

– Нет, я и в самом деле молодой, – ответил я. – Дело в том, что ты еще не вошла в пору молодости, ты просто младенец. Ты все еще в пеленках, которые, кстати, мне бы очень хотелось тебе поменять.

Ресторан огласился громким смехом – а как еще можно было отреагировать на мою сомнительную шуточку? Остальные посетители оглядывались на нас сперва с любопытством, а потом и с недоумением.

– Рамон, ты совсем не изменился!

– Да, и по правде говоря, мне бы хотелось продолжить одно незавершенное дело.

– Ты с ума сошел! – воскликнула Инес, выдергивая свои руки, которые я пытался поцеловать.

– Инес, ты просто божественна. Ты пробудила к жизни мертвеца внутри меня.

В ответ Инес снова рассмеялась, перегнулась через стол и уставилась на мои брюки, по-своему поняв последнюю фразу.

Вторую половину дня мы тоже провели в веселье и болтовне.

Выйдя из ресторана, мы побрели в сторону Россио, чтобы вернуться по улице Аугуста, а потом зашли в кофейню на улице Алфандага – попить чаю и попрощаться. Я пригласил Инес отужинать вместе с моими друзьями, но та сказала, что не может – у нее деловой ужин. Я продолжал настаивать, и Инес пообещала, что, если освободится рано, мы сможем увидеться около полуночи и выпить по прощальному бокалу.

– Только не питай напрасных надежд, – с улыбкой добавила она. – Я помолвлена.

– Но я тоже помолвлен!

Не поверив мне, Инес снова улыбнулась.

В ее взгляде была нечто странное, но я далеко не сразу это заметил. Непривычной была и ее полная открытость, абсолютная раскрепощенность. Однако сейчас не время было выяснять, в чем дело. Я просто подмигнул: мол, там видно будет. Девушка вновь рассмеялась на весь ресторан, и я присоединился к ее смеху.

Из глаз Инес вдруг выкатились две большие слезы, поползли вниз, к складкам губ. Они текли по прямой, не обгоняя друг друга, словно два прозрачных гоночных болида, но Инес дважды облизнула губы, и слезы исчезли. Я осушил влажные бороздки, при этом поцеловав девушку в обе щеки, а Инес уперлась локтями мне в грудь: так танцевали в Испании семидесятых годов, чтобы мужчины не терлись о девичий бюст; обычное средство самообороны в эпоху Франко, когда все было пропитано духом лицемерия. Я рассказал Инес об этом обычае, и мы здорово повеселились.

Но потом улыбка на лице Инес словно застыла, как будто на DVD-плеере нажали кнопку «пауза». Я увидел, что лицо ее медленно приближается к моему. Ресницы ее становились все ближе, и наконец наши губы влажно соприкоснулись, ее язык проник в мой рот, слюна смешалась с моей. Поцелуй наш был коротким и неистовым, как извержение вулкана.

Потом моя подруга резко встала, еще раз поцеловала меня – теперь в самый уголок рта – и сказала: