Гибсон проводил его до передней двери.

– Я дам тебе знать, когда все будет готово. – Он помолчал, задумчиво глядя, как Себастьян застегивает свое неуклюжее пальто до горла. – Ты, конечно, понимаешь, что мы можем все это проделать, но так ничего и не узнать?

– Понимаю.

– Ты ведь только предполагаешь, что человек, убивший бедняжку, был с ней знаком. Ведь он мог и не знать ее. Просто девушка оказалась не в то время не и том месте, и ты никогда не найдешь того, кто это сделал.

Себастьян протянул было руку к двери, но помедлил, обернувшись к другу.

– Да. Но я по крайней мере попытаюсь.

Гибсон посмотрел ему в глаза. Лицо его было мрачным и тревожным.

– Ты всегда можешь покинуть страну.

– И провести остаток жизни в бегах? – Себастьян покачал головой. – Нет. Я намерен обелить свое имя, Пол. Даже если погибну, пытаясь добиться правды.

– Обидно будет умереть и ничего не добиться. Себастьян поглубже надвинул шляпу на глаза и повернулся к ледяному мраку ночи лицом.

– У меня есть шанс, и я намерен им воспользоваться.

Себастьян стоял в тени и видел, как Кэт Болейн отделилась от группки смеющихся хорошеньких женщин и разгоряченных, хищных мужчин, столпившихся у служебного входа в театр.

Золотой свет фонарей заливал мокрую мостовую. Порывистый ветер, резкий и холодный, пах свежей краской, пропитанной потом шерстью, жирным гримом. Театральные ароматы воскрешали старые времена, когда он действительно верил в правду, справедливый суд и любовь.

В то лето ему исполнился двадцать один год, он совсем недавно закончил учебу в Оксфорде и был еще пьян чудесами Платона, Аквината и Декарта. Ей едва сравнялось семнадцать, но она казалась в определенном смысле намного старше и мудрее его. Он безнадежно, безумно влюбился в нее. И по-настоящему верил, что его чувства взаимны.

Он был счастлив, когда Кэт обещала любить его до самой смерти, а на предложение руки и сердца ответила согласием.

Дождь все еще лил, но уже не так сильно. Девлин смотрел, как она быстро приближается, надвинув на глаза капюшон плаща, чтобы укрыться от мороси, и поглядывая на скопление карет в конце улицы.

– Вам следует быть осторожнее, – произнес Себастьян, приноравливаясь к ее походке. – Сейчас не самое лучшее время одиноких прогулок по ночам.

Она не вздрогнула, только глянула на него из-под капюшона.

– Я не желаю жить в страхе, – сказала она. – Ведь вы еще не забыли этого моего качества. Кроме того, – по ее губам скользнула улыбка, – думаете, я не знаю, что вы тут давно стоите?

Да, наверное, знает, подумалось ему. Ее отличала странная особенность: в то время как большинство людей в темноте безнадежно слепли, ночное зрение Кэт оставалось необычайно острым. Не таким, как у Себастьяна, но все же.

Она повернулась к ближайшей карете, но он схватил ее за руку и повлек за собой.

– Давайте пройдемся.

Они направились к Уэст-Энду. В потоке ночных огней толпы театралов спешили домой. Из-за приоткрываемых на краткое время дверей таверн и кофеен, концертных залов и борделей доносились обрывки смеха, мелькал свет. Из темного дверного проема, вонявшего мочой, им свистнула уличная проститутка с наглыми безнадежными глазами. Охотится. Себастьян отвел взгляд.

– Что вы можете мне рассказать о Лео Пьерпонте? – спросил он.

– Пьерпонте? – Дождь уже прекратился, и Кэт откинула капюшон. – А он-то здесь при чем?

– Он платил за квартиру Рэйчел.

Актриса несколько мгновений молчала, и он вспомнил еще одну из ее привычек. Его бывшая возлюбленная обычно тщательно обдумывала слова, прежде чем заговорить.

– Кто вам об этом сказал?

– Хью Гордон. И Пьерпонт этого тоже не отрицал.

– Вы разговаривали с ним?

– Мы вместе проехались в карете, – обронил Себастьян, мягко и так знакомо улыбнувшись, что она задумчиво нахмурилась. – Вам не кажется, что любопытно получается: мужчина платит за жилье женщины, зная, что ее продолжают посещать другие мужчины. Разве только он ее сутенер.

Снова пауза. Она обдумывала его слова и свой ответ.

– Некоторым мужчинам нравится подсматривать.

Себастьян испытал взрыв неожиданных и неприятных ощущений. Ему хотелось спросить, откуда ей известен сей факт, вдруг и она сама позволяла французу наблюдать за тем, как она занимается любовью с другими мужчинами.

– Хорошо, такого варианта я не учитывал. Ваш опыт в данном вопросе гораздо более ценен, чем я думал.

Кэт резко остановилась, вздернув подбородок и сверкнув глазами. Она убежала бы назад, к театру, не останови он ее.

– Извините. Непростительно с моей стороны говорить такое.

Она выдержала его взгляд. Он не понимал темного вихря чувств, что бушевал в ее глазах.

– Да. Это непростительно.

Женщина высвободила ладонь из его руки и снова пошла вперед. Между ними повисло молчание, заполненное только тихим шуршанием подошв ее полусапожек по мокрой мостовой и шепотом старых воспоминаний.

Он позволил себе скользнуть взглядом по ее до боли знакомому профилю, линии шеи. У нее был маленький и по-детски вздернутый носик, крупный рот и полные чувственные губы. Соблазнительное сочетание невинности и греховности.

После Кэт в его жизни случались другие женщины – красивые, умные. Была и такая, в Португалии, в которую он мог влюбиться, если бы Кэт Болейн не лежала тенью на его сердце. И тут он поймал себя на мысли: а действительно ли он подошел к ней нынешним утром только потому, что она была знакома с Рэйчел Йорк и могла сообщить ему необходимые сведения, или совсем по другой причине?

– Вы не спросили, сумела ли я поговорить с горничной Рэйчел, – нарушила молчание Кэт.

Мимо промчалась карета с влажно блестевшей пэрской короной на боку. Воздух наполнился запахом горячей смолы факелов, которые несли слуги. Себастьян следил за повозкой взглядом, пока она не исчезла вдалеке, среди дрожащего на фоне черного неба пламени.

– А вы сумели?

– Нет. Мэри скрылась. Исчезла, забрав буквально все, что можно было унести из квартиры Рэйчел.

Он снова посмотрел ей в лицо.

– Мне показалось, вы говорили, что за домом следят констебли?

– Только ночью, судя по словам старухи-шотландки, что живет этажом выше. Она также сказала мне, что наутро после убийства Рэйчел к ней в комнаты приходил молодой мужчина.

– Вот как?

– Да, и у него был ключ. Он что-то искал, или так ей показалось. Он походил по комнатам Рэйчел, затем поднялся по лестнице и спросил любопытную соседку, не знает ли она, куда девалась Мэри Грант.

– Интересно, что он искал?

– Возможно, вот это.

Остановившись под мерцающим уличным фонарем, она достала из ридикюля и протянула ему маленькую записную книжку, обтянутую телячьей кожей.

– Я думал, квартиру обыскали, – сказал он, расстегивая ремешок.

– Она прятала ее в укромном месте над камином. Кэт не стала рассказывать, откуда ей известно про тайник. Он глянул на нее, затем раскрыл книжечку. Заполнена была лишь пятая часть страничек, и большей части записей недоставало.

– Листы вырваны, – заметил он, проведя пальцем по неровным краям.

Над головой неслись по ветру облака. Дождь почти смыл неистребимый желтоватый туман, открыв далекую полную луну. В ее призрачном свете лицо девушки казалось бледным и чуть встревоженным.

– Как будто она знала, что с ней может случиться беда.

– Если, конечно, их вырвала сама Рэйчел. – Себастьян пролистнул оставшиеся страницы. В них было записей чуть больше, чем за прошлую неделю. – Думаете, она прикрывала кого-то?

– Не знаю. Но это кажется разумным объяснением.

Конечно, Кэт Болейн могла сама уничтожить записи. Но если она хотела скрыть какую-то информацию, зачем вообще отдавать ему книжку? Почему просто не сказать, что в квартире ничего найти не удалось? Зачем вызываться самой порыскать в комнатах Рэйчел Йорк? Чтобы не дать ему открыть какой-то секрет, написанный на первых страничках этой книжки? Но почему? Почему?