Как-то раз за ужином, когда Нагаэ не было дома, Матахатиро спросил бабку-служанку по имени О-Сава о том, что это за люди.

— Общество взаимопомощи[62] хотят учредить, — как ни в чем не бывало, ответила та.

Матахатиро не первый раз слышал о таких обществах — одно из них устроили даже его соседи по дому. Поэтому объяснение служанки частично удовлетворило его любопытство. Смущало лишь то, что даже в его трущобах «собрания общества взаимопомощи» всегда сопровождались закупкой большого количества сакэ, а посему проходили шумно, весело и заканчивались, как правило, очень поздно. А гости Нагаэ, напротив, все как один вели себя тихо. Из комнаты, в которую они заходили, не доносилось ни шороха, не говоря уж о смехе или веселье.

Впрочем, Матахатиро и не хотелось доискиваться правды. Его наняли помощником мастера додзё, да к тому же всего на месяц. Даже если предположить, что Нагаэ замыслил какое-то злодеяние и теперь тайно встречается с сообщниками, Матахатиро нет до этого никакого дела. Не принуждают участвовать в их темных делишках — и на том спасибо.

Тем временем в додзё зашел Гэндаю Хосоя.

— Подожди минутку. Я скоро, — попросил его Матахатиро, заканчивая занятие с несколькими оставшимися учениками.

День клонился к вечеру. Когда последний ученик ушел из зала, Хосоя поднялся с места.

— Ты не слишком выкладываешься? — спросил он у Матахатиро, который, стоя в углу, утирал пот.

— Не знаю, насколько я выкладываюсь, но эта работа явно по мне. Тебе Китидзо сказал, где меня искать?

— Да.

— То есть, ты сейчас прямо от него?

— Ага, — с хмурым видом кивнул Хосоя.

— Ничего хорошего не предложил? — спросил Матахатиро.

— М-м, — не открывая рта, промычал Хосоя. — С завтрашнего дня иду грузчиком на причал.

— На причал? На какой?

— Здесь неподалеку. На Онагигаве, возле моста Такабаси.

— Этот болван опять не проверил, что за работа, — вырвалось у Матахатиро. Он снова вспомнил, как его обманом заставили добывать гравий. Но тогда хотя бы лето было в самом разгаре, и каким бы изнуряющим не был труд, речная прохлада спасала от жары. А сейчас приближается конец повторной восьмой луны,[63] и по вечерам у реки становилось уже прохладно.

— Чего он не проверил? — недоуменно взглянул на него Хосоя. Матахатиро пригласил его в свою комнату. «Вы закончили?» — осведомилась бабка О-Сава, входя к нему с чаем, но тут же застыла на пороге, удивленно выпучив глаза на незнакомого ей великана.

— Кстати, может, ты поешь со мной? — спохватился Матахатиро и, обращаясь к О-Саве, попросил приготовить еду и для гостя тоже.

— Для этого господина? — замялась служанка. Смерив недоверчивым взглядом огромную фигуру Хосои, она весьма неохотно согласилась принести ему ужин.

Бабка ушла хлопотать на кухню, а Матахатиро вернулся к разговору о работе.

— На этот причал, бывает, приходят мордовороты с бамбуковыми дубинками. Как завидишь их, уноси ноги, пока не поздно.

— С какими еще дубинками?

Матахатиро рассказал, как ему пришлось добывать гравий.

— Потом ты будешь разгружать этот гравий с лодок. То есть, грузчиком тоже поработать придется, но сначала его нужно накопать. Я не так давно через все это прошел.

— Сагамия об этом не рассказывал.

— Ну, может быть, на этот раз все будет по-другому. Сам посмотришь. Только имей в виду, что и такое бывает.

— Все одно, другой работы нет, — невесело пробурчал Хосоя. — Скажут гравий добывать, буду добывать. Не голодом же морить семью.

После ужина они вышли на улицу. Вечерело. В наступающих сумерках прохожие казались тенями.

— Тут поблизости есть один кабачок. Зайдем? Я угощаю, — предложил Матахатиро. Хосоя только что умял пять чашек риса, за что удостоился осуждающего взгляда бабки О-Савы, но Матахатиро жалел своего друга. И от мыслей о том, что с завтрашнего дня Хосоя будет ворочать гравий на причале, эта жалость вспыхивала с новой силой.

Чтобы поднять настроение бородатому ронину, Матахатиро пригласил его выпить, однако Хосоя ничего не ответил. Замерев на месте, он смотрел на мужчину, который только что прошел мимо них. Со спины этот худощавый человек выглядел, как обычный лавочник.

— Эй, Кандзаки, это ты? — неожиданно окликнул его Хосоя, но прохожий даже не обернулся. Не поднимая головы, он быстро подошел к дому Нагаэ и исчез за дверью.

— Смотри-ка, куда он пошел, — удивленно сказал Хосоя.

— Ты его знаешь?

Склонив голову, Хосоя ненадолго задумался.

— Нет, — ответил он, наконец, глядя на Матахатиро. — Я, должно быть, обознался. Просто похож…

Корчма была уставлена длинными столами, возле которых, вместо сидений, громоздились бочонки из-под сакэ. Само заведение было узким и длинным, как лежбище угря. В глубине немолодой корчмарь с проседью в волосах подогревал сакэ и готовил нисимэ.[64]

— Ас кем ты перепутал того человека? — спросил Матахатиро, опрокинув первую чарку сакэ. Как выяснилось, Хосоя прекрасно слышал, что Матахатиро вызвался его угостить, поэтому наливал себе одну чарку за другой.

— Да я подумал, что это Ёгоро Кандзаки, — сказал он, осушив очередную порцию. — Его отец, Ханъэмон, служил со мной вместе в клане Мори. Когда клан развалился, он тоже стал ронином, а сын его, Ёгоро, отправился в Ако и поступил на службу к князю Асано.

— Асано?

— Ага. И не только он. Кто же с ним был еще… Ах да — Васукэ Каяно. Но только сейчас я, похоже, обознался. Я не знаю, что с ним стало после того, как клан Асано расформировали, но вряд ли он подался в торговцы.

— Чего только не бывает, — сказал Матахатиро, продолжая подливать Хосое. — Нам с тобой тоже порой приходится превращаться в носильщиков.

— Ох, не напоминай. И так тошно, — проворчал Хосоя.

— Ладно, тебе ли жаловаться. А кто по весне полных две луны пробездельничал на всем готовом в квартале Сусаки? Любое везение тащит за собой неудачи. Таков закон бытия.

— Бывает же такое. Ведь вылитый Кандзаки… — снова пробурчал Хосоя. Видно, даже под хмельком он не мог забыть этот эпизод. — Слушай, а ведь он же вошел к вам в додзё. Может, товар какой поставляет? Ты его раньше не видел?

— Не знаю. Я кроме учеников редко с кем вижусь. Только я не думаю, что он поставщик. Последнее время в этот дом приходит много разных… — Матахатиро неожиданно замолк и повернул голову. По соседству с ними сидела женщина. Она явно не принадлежала к мещанскому сословию, но при этом не была похожа и на тех ветреных барышень, которых хозяева питейных заведений подсаживают к гостям для бесед и развлечений. В ней странным образом сочетались изысканность и простота. И еще она была очень красива. На вид ей было не более двадцати лет.

С женщиной был спутник. Молодой человек лет двадцати пяти с проницательным взглядом. Поставленный между ними кувшинчик с сакэ говорил о том, что эти двое пришли вместе.

Матахатиро замолчал неспроста. В какой-то момент ему показалось, что эта женщина слишком внимательно прислушивается к их разговору. В ответ красавица приветливо улыбнулась и посмотрела на Матахатиро.

— Вы так интересно рассказываете. Не возражаете, если я к вам присоединюсь?

Покуда Матахатиро и Хосоя переглядывались, женщина подхватила кувшинчик и непринужденно наполнила чарку Матахатиро.

— Так кому и в кого приходится превращаться, сударь?

— Нам. В носильщиков, — ответил Хосоя, выглядывая из-за плеча Матахатиро.

— Вы шутите.

— Какие там шутки! Приходите завтра с утра на причал у моста Такабаси, сами все увидите, — брызгая слюной, ни с того ни с сего начал доказывать свою правоту Хосоя. Тут спутник женщины поднялся с места:

— Мне пора. Надо еще кое-куда зайти, поэтому позвольте откланяться.

— Прощайте, сударь, — сказала женщина. Она проводила мужчину до двери и напоследок, наклонившись к нему, прошептала что-то на ухо. Не ответив ей даже кивком, мужчина вышел из корчмы.