Витиеватое имя — «учитель пения Есиноскэ» и чарующий голос, который на протяжении этих дней доносился из-за сёдзи, заставляли поверить, что хозяин этого голоса имеет куда более изысканную наружность. Воображение рисовало этакого лощеного кумира девушек-учениц, с хорошо поставленным голосом и яркой манерой речи. Матахатиро считал, что именно таким должен быть настоящий учитель музыки.

Сегодня, заметив возбужденное состояние и необычное выражение лица вернувшейся с урока О-Ё, он, грешным делом, даже заподозрил любовную связь между учителем и его обворожительной ученицей. Несмотря на небогатый опыт в такого рода делах, Матахатиро не сомневался, что за спиной О-Ё прячется тень мужчины. Из-за этого он и помчался сюда прямиком, решив, что кто-то обманом увел за собой девушку. Он был уверен, что у этого похищения есть оборотная сторона, и ключ к разгадке находится здесь, в квартале Санаи. Но теперь от его уверенности не осталось и следа. По крайней мере, Есиноскэ никак не подходил на роль таинственного любовника. Уж чем-чем, а женским духом тут даже не пахло. Тень одиночества окутывала учителя со всех сторон.

«Главное — спокойствие», — Матахатиро сдержал растущее нетерпение.

— Вы один живете в этом доме?

— Нет. Как вы уже поняли, мои глаза слепы, поэтому мне помогает старая служанка. Сейчас она ушла по делам. Так что не обессудьте, угостить я вас ничем не могу.

Похоже, что Есиноскэ не обманывал. В доме царила тишина, и не было никаких признаков чьего бы то ни было присутствия.

— Так о чем же вы хотели меня спросить?

— Да, действительно, — сказал Матахатиро, хотя и понимал, что дальнейшие расспросы бессмысленны. — Скажите, О-Ё сюда больше не возвращалась?

— Нет, — Есиноскэ покачал головой. — Она ушла от меня вечером, когда закончилось занятие, и больше я ее не видел. Что-то случилось?

— Ее похитили. Только что.

Есиноскэ поднял голову. Даже с закрытыми глазами его лицо выражало крайнее удивление.

— У вас есть какие-то предположения на этот счет? — спросил Матахатиро, внимательно вглядываясь в лицо учителя. — Кому и зачем понадобилось ее похищать — для меня загадка. Знаю только, что и раньше, когда она ходила к вам на занятия, а ней следили. Об этом говорила служанка Симидзуи, О-Суэ. Вы ее, должно быть, знаете.

Учитель молчал.

— Я полагал, что здесь замешан мужчина, но как я теперь вижу, в этом доме… — начал было говорить Матахатиро, и вдруг неожиданно спохватился: — Скажите-ка, а ведь среди ваших учеников наверняка есть и мужчины, правда?

— Есть, трое, — угрюмо сказал Есиноскэ. — Только никто из них на такой дерзкий поступок не способен. Поверьте, я хорошо знаю каждого ученика.

— Но я лишь хочу спросить, не связан ли кто-то из них сердечными узами с О-Ё?

Снова молчание.

— Я не говорю, что именно этот человек ее похитил, но может быть он как-то причастен?

Ни слова в ответ.

— Так что же? Вы мне ничего не скажете? Но так я никогда не узнаю, где сейчас О-Ё. Подумайте о ее родителях. Сколько бессонных ночей придется им провести!

— Хорошо, — произнес Ёсиноскэ. — Я расскажу вам все. Эта девушка и в самом деле встречается с одним из моих учеников по имени Кихати.

— Кихати? Кто это такой?

— Молодой человек… Работает оклейщиком ширм и фусума.[36]

— Где он живет?

— В квартале Сакамото, за речкой. Это буквально в двух шагах отсюда.

— Весьма благодарен. Хорошо, что вы мне это рассказали.

Матахатиро встал, чтобы уйти, но Ёсиноскэ сделал упреждающий знак рукой:

— Пока мы с вами говорили, мне пришла в голову одна мысль. Возможно, О-Ё и вовсе никто не похищал. Она могла просто спрятаться, а затем отправиться к Кихати.

— Что? — Матахатиро снова сел на место. Если это и вправду так, можно было не торопиться. Он снова вспомнил, какое сияющее лицо было у О-Ё, когда она сегодня вышла из этого дома.

Получается, что за ними следил Кихати? Странно, правда, что ему пришлось прибегнуть к столь обременительной затее только для того, чтобы привести О-Ё к себе домой. Но предположение Ёсиноскэ тоже не было лишено смысла.

— Они и в самом деле так близки?

— Вы знаете, сударь, я слеп не от рождения. Это возмездие за мою распутную жизнь в молодости. Я не могу видеть глазами, но хорошо улавливаю все оттенки чувств, возникающих между мужчиной и женщиной. Может быть, даже лучше, чем когда был зрячим… Эта девушка и Кихати полюбили друг друга с первого дня их знакомства. Кихати — основательный молодой человек, мастер своего дела, в общем, настоящий мужчина. Ему и раньше доводилось флиртовать с моими ученицами, но настоящее чувство он испытал впервые… Кихати влюбился в О-Ё с первого взгляда. Она ответила ему взаимностью. Знаете, как поется в одной старой рютацу-буси:[37] «В наказание за что довелось мне полюбить ту, о ком не знаю даже, где родилась, где росла…» Вот и у них с О-Ё получилось так же. Любовь молодых людей, томление их тел — это прекрасно. Под предлогом занятий О-Ё приходила сюда, чтобы встретиться с Кихати. Она не раз велела служанке О-Суэ ждать ее здесь, а сама убегала с Кихати к нему домой или еще куда… Я уж делал вид, что ничего не знаю.

— Тогда все сходится. Действительно, как вы и сказали, О-Ё сама могла убежать к этому Кихати.

— Я так думаю, это могло случиться и по другой причине.

— Что вы имеете в виду?

— Они совершенно не знали, как быть, когда О-Ё решили направить в услужение в усадьбу господина Киры.

— Вот как! И поэтому она решила сбежать из дома…

— Господин… Аоэ, вы сказали? Я объяснил вам, как найти Кихати, но только покорнейше прошу не чинить никакого насилия.

— Да я и не собирался… Меня наняли, чтобы охранять эту девушку. Если удастся вразумить их обоих и вернуть О-Ё домой, считайте, что моя задача выполнена.

— Очень вас прошу. Возможно, все это не более чем мои домыслы, — Ёсиноскэ обратил к Матахатиро слепое лицо, будто хорошо видел его, — но мне кажется, что у О-Ё в чреве дитя…

Матахатиро словно с размаху ударили в грудь. Это уже явно выходило за пределы тех тайн, которые следует знать простому телохранителю.

Поверив, что все обстоит так или почти так, как говорил учитель пения Ёсиноскэ, Матахатиро начисто забыл об осторожности. Ёсиноскэ не сказал об этом прямо, но если О-Ё в самом деле по собственной воле сбежала к этому мастеровому Кихати, то они могли удариться в бега или, чего доброго, совершить синдзю.[38]

«Вот не было печали…»

Впрочем, ропщи не ропщи, а от обязанностей телохранителя его никто не освобождал. Схватка с убийцей, засланным из родного клана, — это по большому счету его личное дело, которое не может служить оправданием.

Так думал Матахатиро, подкрадываясь к дому, в котором жил Кихати.

Но не успел он опомниться, как в бок ему уперлось острие кинжала. Некто вплотную прижался к спине Матахатиро, так что он теперь не мог даже пошевелиться. Оставалось только пенять на собственную невнимательность.

При этом человек с ножом приблизился настолько бесшумно, что Матахатиро даже не понял, с какой стороны он появился.

«Вот теперь это точно он».

Матахатиро подумал, что именно этот человек, готовый в любую секунду вспороть ему живот, следил за ними сегодня вечером.

В ярком лунном свете поверх тени Матахатиро на стену дома легла еще одна тень. Неужели Кихати?

— Ты Кихати? — спросил Матахатиро. Стоящий сзади мужчина негромко рассмеялся.

— Если ты Кихати, то убери эту штуку. Мне надо с тобой поговорить…

— Обознались, господин хороший, — с издевкой сказал мужчина. От его ледяного голоса по телу пробежала дрожь. — Кихати там, внутри. И девчонка, которую ты ищешь, тоже… А ну-ка не шевелиться! — Кинжал еще сильнее впился в тело. — Сейчас придет аники.[39] Он и с тобой заодно разберется…