Мистер Пинкертон плотнее закутался в свой плащ и надвинул на лоб шляпу. Он нашел дом 51-А на Чок-Фарм-Роуд и прислонился к почтовому ящику, чтобы обдумать ситуацию. Надо было начать курить — когда набиваешь трубку или выбираешь сигарету, можно улучить время для наблюдения за объектом.

В верхнем этаже дома 51-А горел свет. Свет был виден и за стеклом входной двери. Не зная, что предпринять, мистер Пинкертон прошелся по улице, оглядывая другие дома, очень похожие на дом мисс Портер. Он составлял план компании. Все было очень трудно. В окне одного из домов он заметил карточку: «Мисс Дэвис, портниха».

Она, несомненно, много знает о своих соседях. Эта идея так окрылила мистера Пинкертона, что он совсем не заметил, как какой-то джентльмен в черном пальто вышел из такси, расплатился и поднялся по ступеням дома 51-А. Он вынул ключ, открыл дверь и вошел в дом. Было двадцать пять минут шестого. На улице было совершенно темно.

Мистер Пинкертон вернулся назад и занял свой наблюдательный пост у почтового ящика. Он все еще строил планы. Мимо прошел констебль, подозрительно посмотрев на него. Обычно люди на Чок-Фарм-Роуд не прислонялись к почтовым ящикам, и, более того, этот парень, стоя на дожде, мог схватить воспаление легких.

Через полчаса констебль вернулся. На этот раз он смотрел на мистера Пинкертона с неподдельным интересом. Не пьян ли парень?

Он откашлялся. Мистер Пинкертон опомнился, сообразил, что у него нет никаких официальных полномочий от своего шефа, и направился вдоль по улице. Может быть, это было и к лучшему: он не увидел, что происходило в доме напротив. Потом, позже, он старался понять, почему тогда, когда он был так близко, да и констебль тоже был рядом, ни один из них не знал и не почувствовал, как отчаянно нуждается в их помощи женщина, в последней молчаливой агонии, по другую сторону узкой улицы, за тонкой кирпичной стеной?

Миссис Баррет поднялась из-за стола в мгновенно наступившей мертвой тишине.

«Недаром она дочь графа», — подумал Тагерт Лейтон, наблюдая, как она с улыбкой повернулась к мистеру Артурингтону.

— Ваш полисмен подозревает меня. Мисс Мандель, разлейте, пожалуйста, кофе.

Ее муж протестующе поднял руку:

— Одну минуту. Позвольте мне поговорить с ним, дорогая, — он повернулся к Артурингтону: — Честное слово, это, по-моему, неправильно. Не могут они что ли поговорить с мужчиной? Женщины должны быть избавлены от этого.

— Я совсем не возражаю против беседы с полицейским, Джон, — спокойно сказала миссис Баррет. — Я даже рада. Я ужасно любопытна.

И она вышла.

Инспектор Булл спокойно ждал ее в библиотеке. Он поразился, хотя никак этого не показал, когда увидел, как спокойно вошла миссис Баррет — как будто она шла на ипподром. Взгляд загнанного существа, который он видел при свете зажигалки у конторки ростовщика, совершенно исчез. Инспектор Булл сразу же изменил план намеченного разговора. «Эта жизнь здорово тренирует их», — подумал он.

— Я не знал, что у вас гости, миссис Баррет.

— Совсем нет. Это только наши соседи. Мы взяли к себе дочь мистера Артурингтона и ее подругу, пока в доме не будет наведен порядок. Кроме того, пришел другой сосед, мистер Лейтон, и его друг.

Она вопросительно посмотрела на него и, сев в кресло у камина, указала ему на другое, напротив.

Инспектор Булл почувствовал, что ему нравятся ее чуть хрипловатый, но решительный голос и ее энергично-сдержанные манеры. Он взял сигарету, которую она ему предложила, протянув резной ящичек, стоявший на низком столике возле ее кресла. Их глаза встретились над язычком пламени зажигалки, которую она протянула, давая ему прикурить. Она нетерпеливо смотрела на него.

— Это очень хорошая зажигалка, — сказал он.

— Да. Горючее поступает в нее, когда она перевернута вверх ногами. На столе она не выглядит зажигалкой. Мой муж имеет пристрастие к вещам, которые не похожи сами на себя.

Булл кивнул.

— Неприятность с обычной зажигалкой, — сказал он бесстрастно, — состоит в том, что она оставляет масляную пленку, когда вы кладете ее на полированную поверхность, на конторку, например.

— Да? — сказала миссис Баррет.

«Будь проклята эта воспитанность», — подумал инспектор. Ни одно движение не выдавало, поняла ли она его слова.

— Что вы сделали с бумагами, миссис Баррет? — спросил он спокойно.

Только одно легкое движение изящно обутой ноги и мимолетный блеск в ее глазах подсказали Буллу, что он попал в цель. Что она сделает? Как поступит? Восковая броня оставалась неподвижной. Но миссис Баррет сделала легкий жест рукой и бросила на инспектора странный взгляд, который мог обозначать многое. Она сдалась перед неизбежным.

— Они в моей комнате. Хотите, я принесу их вам?

— Нет, я предпочел бы, чтобы за ними сходила горничная.

— А я предпочитаю сделать это сама, — невозмутимо ответила она.

— Я должен их увидеть, миссис Баррет, а вам будет очень легко бросить их в огонь.

— Я даю слово, что с ними ничего не случится. Едва уловимым движением она вскинула голову.

Как детектив и инспектор Скотланд-Ярда Хамфри Булл знал, насколько можно верить честному слову, особенно слову женщины. Но как англичанин он не сомневался, что она сдержит слово. Полицейским он был всего 11 лет, а англичанином — 36 лет. Колебание его было коротким. Он поднялся.

— В таком случае принесите их, пожалуйста.

Когда она ушла, инспектор Булл вытер лоб платком. Он огляделся. Ему пришло в голову, что миссис Диана Баррет живет в странном, не соответствующем ей окружении. Пока вы смотрели на нее, когда она молчала, все здесь подходило к ней, все было мягким, элегантным, можно сказать «французским». Но стоило ей заговорить — все изменялось. Она становилась решительной и деловой, как англичанка, как скачки.

Инспектор Булл взглянул на часы и забеспокоился. Конечно, он не должен был позволить ей взять бумаги из лавки. Он должен был сразу остановить ее. Ему неловко было признаться себе в том, что он не сделал этого, боясь напугать ее, окликнув в той темной комнате, где находилось мертвое тело Давида Крейки. Всему виной его старомодные представления об отношении к женщинам. Теперь он понял, что Диану Баррет нельзя мерить обычной меркой. И он вторично дал ей шанс избавиться от чего-то, что она, несомненно, считала для себя жизненно опасным.

Он без всякого интереса рассматривал севрский фарфор на камине, когда увидел ее в зеркале. Она протянула ему тонкий пакет бумаг, перетянутых эластичной лентой, и села.

— Они все здесь, миссис Баррет?

— Конечно.

— Вы их просмотрели?

— Мне это совсем не нужно. Это мои векселя Симону Крейки. На пять тысяч фунтов.

Инспектор Булл положил пакет на столик, не открывая его.

— Теперь расскажите мне, пожалуйста, миссис Баррет, что вы делали сегодня в полдень, после того как покинули этот дом в первый раз. Прежде чем вы начнете, мой долг предупредить вас — чтобы вы ни сказали, это может быть использовано против вас. Если хотите, позовите сюда мужа. Кроме того, вы имеете право на адвоката.

Она улыбнулась.

— Мне не нужен ни муж, ни адвокат. Я охотно расскажу вам, что я делала. Мне даже хочется этого.

Она машинально взяла сигарету и закурила. Инспектор Булл наблюдал за ее рукой с кажущимся безразличием, но его глаза уловили быструю игру твердых мускулов ее загорелого предплечья. Она должна быть очень сильной, если играет в гольф, плавает и охотится. Инспектор Булл многое разузнал о Диане Баррет, прежде чем явился в Редклиф-Корт после посещения Теобальд-Роуд.

— Во-первых, инспектор, я пошла к мистеру Артурингтону, чтобы узнать, что он думает делать с Джоан и Нэнси (это подруга Джоан), и пригласить их к нам на несколько дней. Я слышала о человеке, которого нашли в библиотеке. Это предложил мой муж. Обе девушки — подруги его племянницы. Затем я поехала на Теобальд-Роуд. Я пропустила два свидания, которые Симон Крейки мне назначал: одно — две недели тому назад, второе — вчера. Я была в лавке вчера, поздно вечером, и его брат сказал мне, что его в этот день не будет. Я просила передать ему обо мне и ждала ответа по почте. Так как ответа не было, я поехала туда опять. На мой звонок никто не ответил. Я открыла дверь и вошла. Я позвала — никто не вышел. Откинув занавес, я вошла в заднюю комнату. Давид Крейки сидел у стола мертвый.