Было видно, как побелел Мёллер.

— А ты готов к этому? — в лоб спросил я у него.

— Мне умирать не хочется, — ответствовал рядовой Мёллер.

И тут же спохватился — такие слова вполне могли быть истолкованы, как трусость.

Но Хайзер тут же успокоил его.

— Ну, а кому хочется? — спросил он. — Но ведь все мы слышали, что сказал наш оберштурмфюрер — ни о какой капитуляции и речи быть не может.

Мёллер, почесав затылок, спросил:

— А что, разве гибель — выход из положения?

— А ты предпочел бы капитулировать? — не отставал от него Хайзер.

Вопрос этот был как бы риторическим, но все же мы ждали, каков будет ответ последнего из неопрошенных солдат нашего взвода.

Мёллер, оглядев всех нас, не мог не заметить наших хитроватых рож. А я тут взял да ткнул пальцем на лежавшую на земле белую нательную рубаху.

— Так ты с нами или нет? — без обиняков спросил Хайзер.

Мне показалось, что Мёллер чуть не подпрыгнул на месте от радости.

Судя поданным радиообмена противника, американцы готовили атаку в районе Альсфельда. Мы поглядывали назад на дома окраин. Сведения о готовящейся атаке я передал в штаб, запросив разрешение оставаться на прежней позиции для продолжения наблюдения и, в случае необходимости, корректировки огня одной-двух наших минометных батарей. Разрешение было получено. Таким образом, одна из стадий нашего плана была завершена.

— А что, если американцы выступят ночью? — спросил Крендл. — Как тогда дать им понять, что мы сдаемся?

Мы все невольно переглянулись. Вновь Фриц Крендл проявил присущую ему во всем смекалку и, сам того не желая, все враз усложнил. Впрочем, это он руководствовался отнюдь не досужими домыслами. Ни у кого из нас осветительных ракет не было. Так что оставалось довериться моим знаниям английского — просто кричать что есть мочи, что, дескать, мы складываем оружие и сдаемся.

На следующее утро я увидел, как к мосту движется бесконечная колонна американских танков «Шерман М-4», полугусеничных вездеходов, грузовиков и пехоты. Но по рации я передал в штаб ложное сообщение — мол, необходимо дождаться, пока «шерманы» подберутся поближе, чтобы тогда огонь наших минометчиков был действеннее.

Американцы уже были на мосту, штаб запросил у меня их координаты. Я рекомендовал офицеру пропустить часть сил противника через мост, а потом, нанеся по ним внезапный удар, блокировать движение остальных сил и техники. И офицер согласился с моей идеей. Естественно, в мои намерения никак не входило блокировать передвижение американских войск через мост.

Два «шермана», полугусеничный вездеход и около 60 человек пехотинцев уже миновали мост и были от нас метрах в 25. Тогда я привязал белую нательную рубаху к стволу своего MP-40/II, потом взглянул на Крендла и Хайзера — оба согласно кивнули, — подняв повыше импровизированный белый флаг, стал размахивать им.

Водитель следовавшего за танком вездехода поддал газу и стал двигаться прямо на нас, за ним бежали и пехотинцы с винтовками наперевес.

— Руки вверх! — кричали они по-немецки. — Вон из этой чертовой ямы!

Помню, что тогда меня охватил страх, впрочем, быстро сменившийся колоссальным чувством облегчения — все, кончился этот кошмар. Мы положили оружие на край воронки, потрясающее это было чувство, когда ты вдруг понимаешь, что больше этот кусок металла просто не понадобится тебе. Тут раздался выстрел, и наш Мёллер замертво упал. Американцы завертели головами и стали смотреть куда-то вдаль. Еще выстрел — падает Эрлихман. Повернувшись, я сообразил, что стреляют наши. Они все видели, видели, как мы выбросили белый флаг, и решили отомстить нам.

— Buildings! — завопил я. — The shooting is Coming from the buildings![31]

Водитель вездехода, включив передачу, рванул машину с места и поставил ее между воронкой и зданиями, откуда велась стрельба, тем самым прикрыв нас. Я был очень благодарен за проявленную тогда американцами в отношении нас сдержанность. Наши дали несколько очередей, и пули с визгом рикошетировали от брони вездехода. Один американец помог мне выбраться из воронки, и я заявил ему:

— У нас там минометные взводы! Их два!

Тот американец тут же проинформировал об этом своих, а нас, предварительно связав нам руки за спиной, под конвоем провели через мост. Когда нас на другом конце моста усаживали в грузовик, американцы открыли огонь по Бад-Херсфельду. Машина двинулась с места, увозя нас куда-то в южном направлении. Мы ехали вдоль огромной колонны американцев, двигавшейся к Бад-Херсфельду. Конца этой колонне не было видно.

Когда мы вдруг расхохотались, двое наших конвоиров не могли понять, в чем дело. Одному из них наш смех пришелся явно не по душе, и он стал допытывать, что же это привело нас в такой восторг.

— Для нас весь этот ад кончился! — пояснил я. — Наконец-то кончился.

Нас привезли куда-то южнее Фульды. Грузовик остановился у лагеря американцев. Нас с Рольфом Хайзером, как старших по званию, сопроводили в отдельную палатку на допрос. Руки развязали. Я стоял перед американским лейтенантом. Штаб-сержант[32] просматривал наши солдатские книжки, вынув мою, передал ее лейтенанту. Офицер уселся за небольшим складным столиком и жестом велел мне занять место напротив.

— Шарфюрер Карл Вернер фон Фляйшман, Магдебург, 2-й полк СС «Дас Райх», — медленно зачитал лейтенант.

Потом перевернул страничку и стал изучать мой послужной список.

— Угу. Бельгия, Франция.

Тут что-то привлекло его внимание.

— А в России вы воевали в составе 5-й дивизии СС?

— Так точно, сэр.

— Имеете ранения?

— Так точно, сэр. Я был ранен под Боровиками и в Грозном.

Лейтенант поднял на меня взор, и в его глазах я прочел уважение. Рана в бою есть рана в бою, ее просто так не спишешь.

— А потом в 1944 году снова во 2-м полку СС, верно? В Кале?

— Так точно, сэр.

— Как вы думаете, может, русские захотят с вами пообщаться?

— С какой стати, сэр?

— Здесь вопросы задаю я, сынок. Так захотят русские пообщаться с тобой или нет?

— Нет, сэр. Не представляю себе, чем бы я мог заинтересовать русских.

— Вас когда-нибудь использовали для охраны концентрационных лагерей?

— Ни в коей мере, сэр.

— У вас там Ламмердинг делами заправляет? Это так?

— Никак нет, сэр. Командиром полка назначен штандартенфюрер Рудольф Леман.

Лейтенант закрыл мою солдатскую книжку и откинулся на спинку кресла.

— Сколько у вас людей в Бад-Херсфельде?

— Всего одна штурмовая группа численностью в 120 человек, сэр. Два минометных взвода и один танк типа «тигр IV».

Американец понимающе кивнул. Как мне показалось, он уже был осведомлен об этом, просто хотел проверить меня на всякий случай.

— Так, так, стало быть, радиют?

— Так точно, сэр. Я — радист, а бойцы моего взвода служили у меня наблюдателями и стрелками.

— Где вы находились в июне месяце прошлого года?

— Сражался в кольце окружения в Нормандии, сэр. Участвовал в боях за Вилье-Брокаж.

— Расскажите, что вам известно об Орадуре-сюр-Глан, сержант.

Закурив сигарету, лейтенант уселся поудобнее, приготовившись слушать.

Насколько я мог понять, речь шла о каком-то населенном пункте.

— Мне ничего не известно об этом месте, сэр.

Тут корректного и выдержанного лейтенанта будто подменили.

Нагнувшись через столик ко мне, он зарычал, брызгая слюной:

— Чушь! Ерунда на постном масле, сержант! Именно ваш проклятый 2-й полк СС окружил тогда эту деревню и расстрелял 600 ни в чем не повинных мирных жителей!

Я понял, что лейтенант не шутит. Сердце у меня упало. Я знать ничего не знал об этом, даже на уровне слухов.

— А это не мог быть какой-нибудь другой полк, сэр? Клянусь, мне ничего об этом не известно.

— Парень, не пори ерунды!

Открыв папку, американский лейтенант провел пальцем по странице.