Он по-турецки уселся на пол и меланхолично принялся перезаряжать автомат. Я сел рядом, прислонился спиной к стене и блаженно прикрыл глаза. Минута передышки. Всего одна короткая минута, а потом я снова буду готов шастать по этим проклятым подземельям, кишмя кишащим аномалиями, призраками и «голодными».

Одна минута тишины и спокойствия… Но такой роскоши мне не позволили…

Вышел из транса Урюк, громко засопел, выплюнул окурок, встал, пнул ногой труп ближайшего горлума и самодовольно произнес:

– Вот ведь уроды! А славно мы их покрошили, да?

Марек хмуро посмотрел на него, но промолчал.

Зинчук приблизился к лежащему неподвижно Рыжему, пощупал у парня пульс.

– Он жив! Господин Бедуин, он без сознания, но дышит!

Пришлось вставать и тащиться к профессору и Рыжему.

– Ну-ка, Иван Аркадьевич, позвольте взглянуть.

Рыжий и в самом деле был еще жив. Множественные переломы и ушибы вызвали у него сильнейший шок. Наверняка имелись внутренние кровотечения и разрывы органов. Его бы побыстрее доставить в госпиталь. Вот только идти сам он не сможет, придется тащить, причем медленно и осторожно. Но для начала надо попробовать оказать ему хотя бы элементарную медицинскую помощь.

– Профессор, вы в полевой медицине как, сечете?

– Очень слабо. Видите ли, я биохимик…

– Понятно… Но все равно будете мне помогать… Урюк, давай сюда аптечку.

– Зачем еще? – вскинулся тот.

– Давай-давай. Наверняка там есть что-нибудь противошоковое и обезболивающее.

Витек скривился, кивнул на Рыжего:

– Он идти сможет?

– Нет. Придется нести. Оставь аптечку мне, а сам поищи подходящий материал для носилок. С Мареком вместе идите.

Урюк потянулся к подсумку, где у него лежала аптечка. Извлек небольшой синий футляр с красным крестом на крышке, протянул мне. Потом достал из кобуры «беретту». Я не придал оружию в его руке значения – для меня напряжение последнего боя тоже не прошло бесследно, реакция замедлилась, и не то чтобы очень хорошо соображалось.

Витек направил ствол пистолета в лоб своему бойцу и нажал на спуск. Громыхнул выстрел. Голова Рыжего дернулась, на полу стала быстро расплываться лужа крови.

Иван Аркадьевич ахнул и потрясенно уставился на Витьку.

– Обезболивающее и противошоковое в одной таблетке, – цинично пояснил тот. – И не придется никого нести.

Мы с Мареком промолчали. Конечно, Урюк – сволочь распоследняя, но Рыжий – его шестерка, то есть наш потенциальный враг, а потому ни слез лить, ни с Витькой разбираться по этому поводу мы не станем. Рыжий с Урюком сам сочтется… чуть позже… в аду…

Место, в котором, по словам профессора, требовалось взять очередной ключ, было мне хорошо известно – бывший экспериментальный зал. Его пол, стены и потолок были сделаны из какого-то странного материала, похожего то ли на диковинный пластик, то ли на чудную, сероватого цвета керамику. Некогда здесь располагалась какая-то объемная экспериментальная установка, сейчас частично демонтированная. Не знаю, для чего она предназначалась, но зал под нее отвели прямо-таки гигантский. Будь потолки чуть повыше, сюда с легкостью могли бы поместиться пара МИГов.

Я частенько наведывался в бывший экспериментальный зал, считая его своей личной «грибной полянкой». Хабар здесь рождался хоть и не самый дорогой, зато много и регулярно, поскольку помещение облюбовали огневики. Только, в отличие от тех, что перекрыли коридор, местные не прятались по щелям в полу, поджидая жертву, а шустро сновали по огромному залу, будто в пятнашки играли. За порог, правда, не вылезали, словно опасались пересекать невидимую границу.

Я окрестил для себя эти подвижные столбы пламени «живчиками», само помещение «доменной печью» и повадился наведываться сюда за хабаром. В глубь «печи», правда, ни разу не проходил – опасно слишком. Обычные огневики или огненные гейзеры можно обойти, а «живчиков» нет, потому что невозможно предсказать траекторию их движения. Как правило, я отирался у входа, благо дешевых цацек – светлячков – хватало и здесь, а время от времени появлялся даже дорогущий огневик-камень.

И вот теперь Иван Аркадьевич утверждал, будто необходимый нам ключ лежит в сейфе, вмонтированном в стену в маленькой комнатенке, которая находится в самом конце оккупированного «живчиками» зала. Причем вход в зал лишь один, значит, чтобы попасть в комнату с сейфом, надо пройти «доменную печь» насквозь.

Наш поредевший отряд остановился в пяти шагах от входа, но даже на таком расстоянии казалось, будто и впрямь стоишь возле самой настоящей раскаленной доменной печи. Температура воздуха была градусов пятьдесят, не меньше. И это снаружи! Каково же должно быть в глубине?..

Осознав задачу, мы с Мареком растерянно переглянулись.

– Предложения есть, напарник?

– Что будем делать, Бедуин?

Наши вопросы прозвучали одновременно.

– А может, я пойду один? Вы дадите мне инструкции, как надо правильно обходить феномены, и я аккуратненько, бочком… – вмешался профессор. В его голосе мне почудилось странное напряжение, будто он боялся и одновременно жаждал до чертиков отправиться в смертельно опасную прогулку в одиночестве.

Марек даже не соизволил ответить на бредовое предложение ученого, а я тотчас вспомнил, как Иван Аркадьевич пытался проскользнуть сюда тайком от нас, и задумался всерьез. Что-то такое было в той комнате с сейфом, о чем профессор не хотел говорить нам. Но что? Устройство связи с Ванаварой? Возможно, Зинчук хотел незаметно для всех подать сигнал о помощи?..

– Кажись, приплыли. – Марек со злой обреченностью следил, как по помещению, в которое нам предстояло войти, мечутся столбы очень горячего и очень опасного пламени. – Все, суши весла, то есть поворачивай оглобли, и вообще окончен бал, погасли свечи. Эх, прощай сейф с драгоценным хабаром!

– Может, и нет, – откликнулся я. – Как говаривала одна моя знакомая аквалангистка: «Ничего нельзя сказать о глубине лужи, пока в ней не утонешь».

– Да мы, считай, уже «утонули», – фыркнул Марек.

– Может, и нет, – повторил я и повернулся к профессору: – Иван Аркадьевич, чтобы взять ключ, нужно ваше личное присутствие?

– Обязательно, – твердо ответил ученый. – Нужен мой голос, отпечаток пальца, капля слюны для анализа ДНК и сетчатка глаза.

– Значит, пойдем мы с вами вдвоем.

– Это чего за дела, я не понял? – перебил Урюк. – Бедуин, ты меня кинуть, что ли, решил? Вы там выскользнете через другой проход и рванете вдвоем в лабораторию за хабаром!

– Здесь только один проход, других нет. Впрочем, хочешь, пошли в «доменную печь» с нами. – Я сделал приглашающий жест. – Или вообще идите с профессором вдвоем, только сначала сними с нас взрывчатку. Потому что живыми вы точно не вернетесь, так чего нам-то зазря погибать?

Урюк сплюнул, зло сверкнул глазами, хотел что-то ответить, но посмотрел на «живчиков» – один из них как раз подскочил почти к самому выходу – и передумал. Буркнул:

– Ладно, так и быть, идите вдвоем.

– Вот спасибо. Добрый ты, однако, – съехидничал я, а потом стал серьезным: – Вить, только взрывчатку с меня и профессора все равно придется снять.

– Ну уж нет!

– Вить, от жары она сдетонировать может. Сними хотя бы с Ивана Аркадьевича. Ладно, мной как проводником, ты не дорожишь, у тебя второй есть. – Я кивнул на Марека. – Но профессор-то один, запасного что-то не видать. А без него хабар из лаборатории не взять.

Урюк побуравил меня подозрительным взглядом, но все же подозвал к себе Зинчука:

– Иди сюда, старый хрыч. Разминирую тебя, так и быть.

Я сделал вид, будто безразлично смотрю в сторону, а сам внимательно наблюдал, как Урюк открывает электронный замок на поясе с взрывчаткой, запоминал последовательность действий и особенно – то самое кодовое слово. Им почему-то оказалось слово «оттепель». Причем система приняла голос Урюка только со второй попытки – вначале он прозвучал хрипловато, Витьке пришлось откашляться и хлебнуть воды из фляги.