Неожиданно это событие стало переломным моментом в судьбе Черноморского флота и его командующего. Капитан 1-го ранга М. И. Смирнов, в ту пору — начальник штаба у Колчака, позднее писал: "На состоянии флота посылка этой делегации, сравнительно небольшой, отразилась очень плохо. Уехали лучшие, наиболее убежденные и патриотичные люди. Многие из них принадлежали к составу комитетов, где они успели втянуться в работу и поправеть. Пришлось произвести добавочные выборы в комитеты, после чего состав их значительно ухудшился".[210] Все чаще в отношениях между ЦВИКом и командованием возникали конфликты. Один из них едва не привел к полному разрыву.

На одном из заседаний ЦВИКа в середине мая было принято решение об аресте помощника начальника Севастопольского порта генерал-майора Н. П. Петрова. Суть дела состояла в следующем. Интендантские органы, отвечавшие за питание личного состава флота, закупали у населения скот. Остававшиеся после забоя скота шкуры, по правилам, нужно было сдавать на кожевенный завод. Однако, по данным ЦВИКа, генерал Петров договорился с неким торговцем кожами Дикен-штейном и отправлял шкуры ему по заниженной цене, кладя разницу в свой карман.

Когда об аресте было доложено Колчаку, он категорически отказался санкционировать решение ЦВИКа. Дело было не в личности Петрова (через два года во время допроса в Иркутске Колчак даже не вспомнил его фамилию), а в том, что это создавало прецедент. Колчак не мог допустить, чтобы флотский комитет своим решением арестовывал офицеров — ведь именно с этого начался развал на Балтике.

ЦВИК со своей стороны тоже проявил упорство. В ночь на 13 мая генерал Петров был арестован и препровожден на гауптвахту. Наутро президиум ЦВИК официально одобрил этот шаг. Колчак оказался в сложном положении. Не отреагировать на происходящее означало бы признать, что на флоте существует более высокая инстанция, чем командующий. В тот же день адмирал направил телеграммы председателю Временного правительства князю Львову, военному министру Керенскому и Верховному главнокомандующему генералу Алексееву с просьбой принять его отставку с должности командующего флотом.

На следующий день в Севастополе были получены две правительственные телеграммы. Одна, адресованная ЦВИКу, содержала распоряжение об освобождении генерала Петрова. Вторая, на имя адмирала Колчака, содержала просьбу взять отставку обратно. Временное правительство со своей стороны обещало предпринять все меры для водворения на Черноморском флоте порядка. Это можно было считать победой Колчака, но победой очень непрочной. Ее результаты требовалось закрепить, и чем скорее, тем лучше. Поэтому, узнав, что Керенский в ближайшее время прибывает в Одессу, Колчак немедленно отбыл для личного разговора с ним.

Колчак уже встречался с Керенским на апрельском совещании в военном министерстве. Эта встреча оставила у него гнетущие воспоминания. Когда по приезде в Севастополь его спросили, какое впечатление на него произвел Керенский, Колчак ответил коротко: "Болтливый гимназист".[211] Но сейчас адмирал был готов обратиться за помощью к Керенскому, лишь бы тот помог восстановить на флоте дисциплину и спокойствие.

Военный министр и командующий Черноморским флотом встретились 16 мая 1917 года. В этот день в знаменитом Одесском оперном театре состоялся многолюдный митинг. В едином порыве аудитория встала, когда в ложе показался Керенский с красной лентой через плечо. Почти час несмолкающие аплодисменты не давали ему раскрыть рот. Керенский раскланивался и бросал в зал алые розы из огромной охапки, услужливо поданной кем-то из сопровождающих.

Речь Керенского была полна привычной патетики и красивых слов. "Товарищи! В нашей встрече я вижу тот великий энтузиазм, который объял всю страну, и чувствую великий подъем, который мир переживает раз в столетие. Не часты такие чудеса, как русская революция, которая из рабов делает свободных людей… Нам суждено повторить сказку Великой французской революции. Бросимся же вперед за мир всего мира, с верой в счастье и величие народа!"[212]

Как обычно, аудитория мало вслушивалась в то, что говорил Керенский, но те, кто следил за сказанным, должны были внутренне содрогнуться после упоминания французской революции. Любой, закончивший гимназический курс, слышал про якобинскую диктатуру, утопившую Францию в крови. Сейчас Керенский, не задумываясь, обещал такое же будущее России.

После Керенского говорил адмирал Колчак. Его речь по контрасту с выступлением военного министра могла показаться сдержанной и сухой. Но в ней было столько искренней боли за страну, ее армию и флот, что слушатели проводили адмирала аплодисментами, почти не уступавшими овациям в адрес Керенского.

Сразу после окончания митинга Колчак и Керенский вышли через черный ход и направились в порт, где их ждал прибывший с адмиралом отряд из четырех миноносцев. Колчак и Керенский беседовали всю ночь, пока длился переход из Одессы в Севастополь. Адмирал убеждал Керенского в том, что необходимо срочно принимать меры для укрепления дисциплины в армии и на флоте, в противном случае он отказывался брать на себя дальнейшую ответственность за происходящее. Керенский почти не возражал, но просил быть более гибким, учитывая брожение, идущее в стране.

На следующий день на флагманском линкоре "Георгий Победоносец" состоялась торжественная встреча военного министра. Обойдя строй матросов, Керенский обратился к ним с речью, в которой заявил, что правительство всецело доверяет командующему флотом. В тот же день он побывал на заседании ЦВИКа, где первым делом произвел в прапорщики его председателя вольноопределяющегося Софронова. В этом был привычный стиль Керенского — раздать каждому по прянику, а в итоге утопить конфликт в словах. "Вот видите, адмирал, — сказал он на прощание Колчаку, — все улажено. Мало ли что, теперь приходится смотреть сквозь пальцы на многие вещи; я уверен, что у вас не повторятся события. Команды меня уверяли, что они будут исполнять свой долг…"[213] Колчак в этом отношении был настроен более пессимистично, но все же дал обещание оставаться на своем посту.

После отъезда Керенского ситуация на Черноморском флоте не изменилась к лучшему. В конце мая из Петрограда в Севастополь выехала делегация моряков-балтийцев. По словам М. И. Смирнова, "вид у них был самый разбойничий — с лохматыми волосами, фуражками набекрень — все они почему-то носили темные очки".[214] Поначалу делегация была задержана в Симферополе распоряжением губернского комиссара Временного правительства. Однако это вызвало такую бурю возмущения среди матросов, что власти сочли за благо отпустить арестованных.

Приезд балтийской делегации окончательно разрушил порядок и дисциплину на Черноморском флоте. Выступая на митингах, ораторы из Кронштадта призывали своих товарищей-черноморцев покончить с засильем офицеров. По их словам, офицерские организации готовят контрреволюционный мятеж и единственным способом избежать этого может стать поголовное разоружение всех офицеров. Таких речей в Севастополе еще не слышали. Сказалось то, что прежде Колчак тщательно оберегал флот от левых агитаторов. Матросы-черноморцы не имели необходимого иммунитета и спасовали перед агрессивной манерой гостей.

Начались нападки и на самого командующего флотом, чего раньше не было. На одном из митингов какой-то оратор обвинил Колчака в том, что он богатый помещик и потому заинтересован в продолжении войны как можно дольше. Взяв ответное слово, Колчак заявил, что все его имущество составляют чемоданы, которые его жена в последний момент вывезла из Либавы накануне захвата ее немцами. Колчак сказал, что если кто-нибудь обнаружит у него имение или капиталы в банке, он охотно отдаст их нашедшему.