– Ну, положим, благодаря тебе мое плечо уже встало на место, – возразил Дрейк, осторожно двигая левой рукой, которая все еще тупо болела. Когда Смитти вправлял ему вывих плеча, Дрейк пережил настоящий шок, но сразу же после болезненной процедуры мучительная боль отступила. Теперь Дрейку хотелось поскорее позабыть о неприятном инциденте. Он посмотрел на содранную кожу и пожал правым, здоровым плечом. – Пустяки. Ничего страшного, – объявил он. – Я прекрасно себя чувствую.

В спальню вошла Александрина с прохладной влажной салфеткой в руках. Она подошла к кровати, довольная, что Дрейку стало лучше. Когда час назад его вносили в холл, бледного, окровавленного, стонущего от боли, Алекс испытала настоящее потрясение. Тогда ею овладел безумный страх за жизнь мужа, а сейчас Дрейк выглядел вполне здоровым. О несчастном случае напоминали только несколько порезов и царапин.

– Алисия сказала, что тебе повезло. Ее муж говорит, что все бы могло закончиться гораздо хуже. Ты мог бы получить сильные увечья, а так задеты только твоя рука да еще гордость Юпитера. – Она приложила компресс к плечу Дрейка.

Он широко улыбнулся.

– Это был чистый инстинкт, уверяю тебя, принцесса, – сказал Дрейк еще ласковее.

Закусив губу, Алекс склонилась над ним, осматривая ссадины. Дрейк с наслаждением вдыхал знакомый цветочный аромат ее духов и думал о том, как прекрасно видеть ее одетой во что-то иное, нежели скучные траурные одежды. Сегодня она выглядела юной и до боли красивой.

– Смитти, как плечо у Дрейка? – спросила Алекс.

– Плечо на своем месте, ваша светлость, – ответил Смитти.

Дрейк поморщился от отвращения.

– Может, вы оба прекратите обсуждать меня в моем присутствии? – потребовал он.

– Не двигайся! Ты мне мешаешь, – приказала Алекс, не обращая внимания на взрыв его негодования. – Сиди спокойно, а то я не смогу обработать твои раны.

Смитти уже ждал, что Дрейк сейчас рассердится, но тот только рассмеялся.

– Ну ты и тиран, ваша светлость! – поддразнил он Алекс, наматывая прядь ее волос себе на палец. – Никогда не успокоишься, пока не заставишь всех ходить по струнке. Сначала всеми помыкала на моем корабле, а теперь здесь, в Аллоншире.

Алекс хотела нахмуриться, но ее губы расплылись в улыбке.

– Я помыкаю тобой только потому, что ты упрям и не слушаешь ничьих советов.

– М-м... – задумчиво промычал он. – Похоже, есть только одно место, где ты, кажется, полностью довольна тем, что я делаю. – Его глаза засияли, когда он предвкушал, как она покраснеет.

Но покраснела не она, а Смитти. Алекс выпрямилась, держа руки на бедрах, и посмотрела на Дрейка с вызовом.

– Потому что это единственное место, где тебе не нужно совершенствоваться.

Дрейк удивился, затем расхохотался.

– Я буду считать это самой лучшей похвалой, учитывая, насколько ты привередлива, как трудно тебе угодить.

– Тебе не кажется, что мы смущаем Смитти? – напомнила ему Алекс, с сочувствием глядя на зардевшегося камердинера. – Вижу, что ты чувствуешь себя неплохо и больше не нуждаешься в моем уходе. – Она бросила салфетку на низкий столик рядом с кроватью. – А это значит, что я возвращаюсь к нашим гостям.

Дрейк нахмурился:

– Я скоро присоединюсь к тебе.

– Никуда ты не пойдешь, – строго заявила она, останавливаясь в дверях. – Ты будешь отдыхать.

– Не дави на меня, Александрина, – предупредил Дрейк, мрачнея.

– Но мы, тираны, лучше всего умеем делать именно это! – Ослепительно улыбнувшись, Алекс закрыла за собой дверь.

– И почему я позволяю ей вить из меня веревки? Вопрос, конечно, имел шутливый характер. Дрейк в большей степени обращался к самому себе, нежели к камердинеру, но старина Смитти ответил на него:

– Ваша супруга не вьет из вас веревки, ваша светлость. Она проявляет о вас заботу, и делает это потому, что любит вас. Точно также, как и вы позволяете ей проявлять заботу, потому что вы тоже лю...

– Не обращай на меня внимания, – торопливо перебил его Дрейк. Что касается его чувств к Александрине, так эти переживания были для него настолько новы и непонятны, что он боялся их анализировать или обсуждать с кем-либо. Но мысль, что Алекс, возможно, все еще любит его, возродила в его сердце слабый лучик надежды.

Дрейк поднялся на ноги, немного поморщившись от боли в плече.

– Я все еще не могу понять, как это могло со мной случиться, Смитти?

– Наверное, истерлась подпруга седла. Дрейк покачал головой:

– Это новое седло. Подпруга не может так быстро износиться.

– Странно, что Уинтроп не заметил столь явный недостаток, – размышлял Смитти об опытном главном конюхе. Тот проработал в Аллоншире двадцать лет и очень гордился, что заведует огромной конюшней.

В этот момент человек, про которого они только что говорили, робко постучал в дверь.

– Можно войти, ваша светлость? – спросил он, когда Смитти открыл ему дверь.

– Конечно, Уинтроп, – ответил Дрейк, снова садясь на кровать. Он собрался было пойти к гостям, но чутье подсказывало ему, что Уинтроп пришел не для того, чтобы отдать дань вежливости хозяину и убедиться в его хорошем самочувствии.

Уинтроп остановился прямо возле двери, чувствуя неловкость от того, что находится в спальне герцога.

– Я очень переживал по поводу этого случая, ваша светлость, – сказал он заикаясь.

– Ничуть не сомневаюсь в этом, Уинтроп, – ответил Дрейк. – Как и в том, что ты не виноват в произошедшем.

После этих слов конюх почувствовал явное облегчение.

– Я ценю, что вы доверяете мне, ваша светлость. Я знал, что это седло новое и находится в отличном состоянии. Но то, что подпруга оборвалась, очень беспокоит меня, ваша светлость. Это очень странно. Она не могла оборваться ни с того ни с сего. Поэтому я сам внимательно осмотрел седло, чтобы убедиться... – Конюх мялся в нерешительности.

– Продолжай, Уинтроп, – настаивал Дрейк.

– Ну... Я бы не сказал вам, если б сам не убедился в этом. Но все дело в том, что ремешок на самом деле не износился – его кто-то перерезал.

На мгновение в комнате воцарилась тишина.

– Перерезал? – переспросил Смитти. Уинтроп перевел на него полный тревоги взгляд.

– Да, перерезал.

– Как ты можешь быть в этом так уверен? – спросил Дрейк.

– Нет никаких следов износа, ваша светлость. – Конюх стоял с несчастным видом. – Разрез очень ровный и такой аккуратный, какой можно сделать только с помощью ножа. Похоже, подпругу сначала чуть надрезали, а во время ваших первых прыжков с Юпитером ремешок разорвался до конца. – Он сжал губы. – У меня нет ни капли сомнения – подпругу кто-то перерезал!

– Кто мог знать, что это седло предназначалось Юпитеру, ваша светлость? – спокойно спросил Дрейка Смитти.

– Все знали. Это не секрет. Все, кто имеет доступ в конюшни, знали, что это седло Юпитера. – Дрейк проглотил комок в горле, а затем снова посмотрел на конюха. – Спасибо, что сообщил мне об этом, Уинтроп.

Конюх кивнул:

– Я очень сожалею, ваша светлость. Представления не имею, кому такое могло прийти в голову.

– Я тоже, но обязательно это выясню, – твердо ответил Дрейк.

Когда Уинтроп удалился, Смитти закрыл за ним дверь, а затем повернулся к Дрейку:

– Вы понимаете, что все это значит?

– Это значит, что кто-то пытается меня убить.

Они несколько секунд молча смотрели друг на друга, стараясь до конца осознать сказанное. Смитти подошел к Дрейку и сел в кресло.

– Ваша светлость, кто мог это сделать?

Оставив в гостиной беседующих дам, Александрина шла и тихонько напевала. Она не могла сосредоточиться на их праздных сплетнях, потому что все ее мысли вертелись вокруг Дрейка и его падения с лошади. Прошло не более десяти минут с тех пор, как Алекс оставила Дрейка в его комнате, но она решила снова проведать мужа. Александрина хотела еще раз убедиться, что Дрейк действительно хорошо себя чувствует.

Страх, который она испытала совсем недавно, помог ей понять, как много для нее значит Дрейк, насколько сильно она его любит. Александрина улыбнулась, вспоминая их легкую шутливую беседу. Они уже много месяцев не подтрунивали так друг над другом. Алекс начинала осознавать, что постепенно исцеляется от душевной боли. Наконец-то исцеляется. Вскоре они смогут разговаривать друг с другом как раньше. А потом, возможно, последует и прощение.