– Я часто вспоминал тебя в эти месяцы, Сарина. – Он искоса бросил на нее взгляд. – Я даже обнаружил, что тревожусь о тебе, думая, в какую еще переделку ты можешь попасть, если меня не окажется рядом, чтобы прийти на помощь.

Его слова пробудили к жизни то, что Сарина надеялась забыть навсегда.

– Как я уже говорил тебе, в моей жизни почти нет места чувствам, потому что я должен сделать так много, прежде… – Дженсон замолчал, потом нервно прокашлялся. – Но я хотел бы быть рядом с тобой. Никаких обещаний, – поспешно добавил он, – я не люблю подстраиваться под другого человека, но мы могли бы чудесно проводить время вдвоем.

– Я не понимаю, – прошептала Сарина, ощущая, как что-то ноет глубоко внутри – там, где никогда больше не должно было болеть.

– Ты околдовала меня, черт побери! – вскричал Дженсон, грубо хватая ее за плечи и встряхивая. – Я просыпаюсь утром, и первое, что я вижу, – это твое лицо. Ты сидишь рядом за столом, когда я завтракаю, сопровождаешь меня в прогулках по улицам, ты присутствуешь на каждой встрече с людьми, чьи лица я сейчас и не вспомню. Ты последнее, что я вижу, прежде чем погрузиться в сон. – Он с силой привлек ее к себе и прижался губами к ее виску. – Я хочу тебя, Сарина, – выдохнул он. – Видит Бог, как я тебя хочу!

Сарина утонула в его объятиях, прильнула к нему. Запустив пальцы в его волосы, она поднялась на цыпочки и ощутила грудью его широкую мускулистую грудь. Как когда-то давно, тело ее стало мягким и податливым.

А затем внезапно весь жар исчез. Образ их умершего сына затмил солнце вновь вспыхнувшей страсти, и ее снова окутал холод.

– Нет, – простонала она, вырываясь. – Нет, нет! Как всегда, ваши слова сладостны, а поцелуи изощренны, но вы только используете меня.

– Сарина, пожалуйста… – Он безуспешно попытался снова обнять ее. – Сарина, это неправда.

В ее глазах засверкали бронзовые искры.

– Неужели вы всерьез думаете, что я соглашусь стать вашей любовницей? – прошипела она.

– Сарина!

– Вы будете заниматься со мной любовью, когда вам того захочется. Будете путешествовать по миру, а потом, возвращаясь, ждать от меня благодарности и страсти. Так вот, – она качнула головой, и ее нижняя губа задрожала, – вам лучше поискать на эту должность кого-нибудь другого. – Глаза Сарины наполнили горькие слезы. – И пожалуйста, пожалуйста, оставьте меня в покое.

– То есть оставить тебя Шукэну? – со злостью бросил он. – Неужели ты думаешь, что он даст тебе то, в чем ты нуждаешься?

– Он стал мне отцом, – хрипло прошептала она. – Он защищал меня, оберегал…

– Я буду оберегать тебя!

Она презрительно рассмеялась.

– У вас и без того слишком много подопечных.

– У меня больше никого нет.

Сарина демонстративно выгнула бровь.

– Говорю тебе, она для меня ничего не значит. Хилари и ее муж…

Хилари! Это имя заставило слезы мгновенно высохнуть. Сарина попятилась, чувствуя, как ее переполняет отвращение. Хилари! Это имя причинило ей физическую боль, вызвав резкий полувздох-полукрик.

– Сарина… – Дженсон сделал шаг к ней, но она отступила. – Я отплываю завтра. Возвращайся со мной в Сан-Франциско.

– Нет.

– Мы будем вместе, я обещаю.

– Пока вы снова не уедете.

– Ты ведь знаешь поговорку: «лучше синица в руках, чем журавль в небе». Почему ты не хочешь с этим согласиться?

– Потому что я другая! – закричала она. – Потому что то, что вы мне предлагаете, – это не настоящая жизнь.

– Тогда кто же тебе нужен? – взорвался Дженсон, – Послушный маленький клерк, прикованный цепью к своей службе в чьей-то чужой компании и навечно обремененный тобою и выводком детей, которых ты ему подаришь? Ты об этом мечтаешь? О безопасности? Если так, то ты права, я лучше оставлю тебя в покое, потому что со мной ты не обретешь ни служащего, ни детей.

Ослепленная болью и яростью, Сарина чуть было не ударила его. Ей хотелось причинить ему боль, сказав то, что она поклялась никогда не говорить: что он стал отцом и в этой роли потерпел неудачу. Но она вовремя спохватилась и, сжав зубы, промолчала.

– Я еще раз прошу тебя, Сарина, – сказал он уже более спокойно. – Возвращайся со мной в Сан-Франциско.

Гордо задрав подбородок, Сарина подобрала юбки и начала подниматься по ступеням в домик.

– Я отплываю на борту «Кориандра». Мы отчаливаем в восемь, с приливом.

Сарина достигла верхней ступени и открыла дверь.

– Я буду ждать тебя, Сарина, – крикнул он ей вслед. – Скажи мне, что ты придешь, и я дождусь тебя.

Она глубоко вздохнула и закрыла за собой дверь.

Сарина стояла на балконе, поеживаясь от холода. Звезды, мерцающие в небе, были теми же самыми звездами, по которым матросы на «Кориандре» будут определять свой путь, когда поплывут по Тихому океану.

Ее пальцы впились в перила балкона. Возможно, когда ее и Дженсона Карлайла будут разделять три тысячи миль, расстояние сделает то, что не смогло сделать время: оно поможет забыть его.

Сарина закрыла глаза и увидела себя снова в его объятиях. Она коснулась пульсирующего виска, где его губы оставили огненный след. «Я хочу тебя», – сказал он. Я хочу тебя. Она опустила руку и гневно встряхнула головой. Да, он хотел ее, так же как любой мужчина хочет обладать, не давая ничего взамен.

Ее плечи поникли. Она смотрела в темноту, силясь различить контуры летнего домика. Там ли сейчас Чен и Мэй? Занимаются любовью или просто лежат в объятиях друг друга? Слегка наклонив голову, она обхватила руками плечи, пытаясь представить, что это Дженсон обнимает ее. Как она завидовала смелости Чена и Мэй, которые приняли как должное сладость тайной любви! Она горько вздохнула. Может быть, она ошибается, а Дженсон прав? Может быть, несколько счастливых минут вдвоем лучше, чем целая жизнь, проведенная в одиночестве?

От этой мысли на душе заскребли кошки, но Сарина, сжав зубы, приказала себе прекратить. Они с Дженсоном Карлайлом совершенно не похожи на Чена и Мэй. Он ни разу не сказал ей о своей любви!

– Сарина?

Она резко обернулась и увидела Во, который бесшумно подошел к ней. На нем был надет только шелковый халат.

– Свет под твоей дверью встревожил меня, – объяснил он. – Я заволновался, не заболела ли ты.

Сарина поплотнее запахнула полы своего халата и вернулась в комнату.

– Вы тоже не можете заснуть? – спросила она. Во сделал неопределенный жест рукой.

– Разумнее, если ты будешь волноваться о своем плохом сне, а не о моем, – дружелюбно заметил он. – Сейчас уже почти три часа ночи.

В дверь легонько постучали, и вошел слуга с черным лакированным подносом, на котором стояли фарфоровый чайник и две фарфоровые чашечки.

– С помощью этого божественного напитка нам обоим будет позволено отдаться благословенному сну, – объявил Во, взмахом руки отпуская слугу.

Пока Сарина закрывала дверь на балкон, Во разлил чай и уселся на стул. Сарина взяла из его рук чашечку и устроилась напротив. Поднеся чашку к губам, она с разочарованием обнаружила, что это был не благоухающий жасмином напиток, а обычный чай, который они каждый день пили за ужином. Она подняла глаза на Во и увидела, что он внимательно изучает ее своими непроницаемыми черными глазами. Он сделал глоток, и Сарина поспешно последовала его примеру, не желая обидеть.

Внезапно Сарина поразилась тому, насколько сильным было испытанное ею разочарование. Неужели она так привыкла к жасминовому чаю, что теперь не может спать без него? Подозревал ли Во о ее постыдной зависимости? Есть ли способ от нее избавиться? Сарина нахмурилась и позволила своему хозяину налить себе еще одну чашечку.

– Мне горько видеть, как грустит мой нежный цветок. – Голос Во был так тих, что Сарине пришлось наклониться вперед, чтобы разобрать слова. – Похоже, что визит Дженсона Карлайла очень тебя расстроил.

Она заставила себя рассмеяться.

– Мистер Карлайл больше никогда не сможет расстроить меня. Он утром отплывает в Америку.