— А если я скажу «нет»?

— Тогда я спрошу, почему ты отказываешься — потому что действительно считаешь идею неудачной или потому что проверяешь глубину моего уважения к твоей независимости? — Бранди потупилась. — Если верно последнее, — торопливо добавил Квентин, касаясь губами склоненной головы, — то позволь заметить, что мы с тобой давно выяснили этот вопрос, если вообще он требовал выяснения.

— Ты прав. — Она подняла на него взор. — И не заслужил недоверия. Разумеется, я согласна. Гораздо разумнее взяться за дело так, как предлагает мистер Хендрик. — В ее взгляде вспыхнула искра гнева, когда она кое-что вспомнила. — Не говоря уже о том, что мы таким образом избежим риска публично поставить в неловкое положение папиных деловых партнеров.

Квентин скрипнул зубами:

— Соображение Дезмонда, надо полагать?

— Ну конечно. — Бранди пытливо посмотрела ему в глаза. — Почему ты не рассказал мне, что Дезмонд устроил приказ о твоей спешной отправке в колонии?

— Он тебе рассказал об этом? — удивился Квентин.

— Не совсем так. Он предположил, что об этом рассказал ты. Поэтому сам пустился в длиннющие объяснения, стараясь оправдать свои поступки величием души в надежде, что я прощу его за то, о чем на самом деле не подозревала.

— Неудивительно, что ты так на него разгневалась.

— Так вот почему ты ничего не сказал? Не хотел настраивать меня против него?

Квентин скривился в циничной усмешке:

— На этот раз ты меня наделяешь великодушием, на которое я не способен. Честно говоря, к своему брату я не испытываю ничего хорошего, кроме жалости, но и она меркнет по сравнению с моим презрением. Кроме того, меня не терзают угрызения совести из-за того, что я делюсь с тобой своим нелицеприятным мнением о брате и ты его разделяешь. Нет, солнышко, причина, по которой я не рассказал тебе о происках Дезмонда в военном министерстве, в том, что у меня просто не было времени. Его подлый шантаж я раскрыл, только пробыв в Лондоне несколько дней. С помощью Батерста я исправил ситуацию и сразу вернулся домой, где узнал, что в тебя стреляли. Уверяю, я собирался обо всем рассказать тебе, как только ты окрепнешь.

— Я рада, — просто ответила Бранди и глубоко вздохнула. — Квентин, я хочу узнать все неблаговидные подробности. Но сначала, думаю, тебе следует услышать кое-что.

— Хм?

— Я рассказала Дезмонду о нас, о наших чувствах друг к другу.

— Уверен, он пришел в восторг, тем более что перед его отъездом в Лондон я тоже выложил ему все начистоту.

— Вот как? — оживилась Бранди. — Что же ты ему сказал?

— Что я люблю тебя, — Квентин запустил пальцы в ее волосы, — что если он попытается стать на моем пути, я заставлю его пожалеть, что он родился на белый свет.

— В точности мои слова, — обрадовалась Бранди. Квентин снисходительно хмыкнул:

— Ты пригрозила ему расправой? Поэтому практикуешься на вязе?

— Нет. Я пригрозила устроить сцену, которая сделает его предметом насмешек для всего общества, а после убежать из Котсуолда и скрываться до совершеннолетия, когда я буду сама себе хозяйка.

Квентин запрокинул голову и зашелся в смехе:

— Как жаль, что я не видел в ту минуту его лица. Что он сказал?

— Ни слова. Просто уставился на меня, словно решал, не придушить ли ему меня или все-таки поверить на слово. Очевидно, остановил свой выбор на последнем. — Бранди нахмурилась, вспомнив одно замечание Квентина. — Ты сказал, что просмотрел вчера папину книжку и тебя тоже удивили огромные убытки… для такого прозорливого коммерсанта, как папа.

Квентин мгновенно стал серьезным:

— Верно.

— Ты также упомянул, что поражен, какие огромные доходы принесли сделки, выбранные и заключенные Дезмондом, — подразумевая, как я понимаю, что, по-твоему мнению, Дезмонд не настолько умен и проницателен.

— Именно это я имел в виду.

— Уже не впервые ты подвергаешь сомнению деловые качества Дезмонда. Насколько я помню, в прошлый раз, когда об этом зашел разговор, ты предположил, что он неправильно воспринял отцовскую оценку своих способностей.

Брови Квентина поползли вверх.

— Значит, ты все-таки обратила внимание на мои слова. А мне казалось, ты была очень занята тем, как тактично… — подыскивая выражение, Квентин, похоже, развеселился, — сообщить Дезмонду, чтобы он оставил всякую мысль о свадьбе с тобой ныне и впредь.

— Так и было. Но я все равно услышала тебя. Просто тогда это не имело значения. Я решила, что если Дезмонд и преувеличил свои заслуги, то только для того, чтобы произвести на меня впечатление. А вот теперь я не уверена. — У Бранди все сжалось внутри, но она заставила себя продолжать. — Когда мы с Бентли просматривали папину книжку, он, так же как и ты, поразился финансовым талантам Дезмонда. Я давила на него, пока он не объяснил, почему так удивлен. — Бранди встревожено посмотрела на Квентина. — Прошу, не сердись на Бентли. Я загнала его в угол, и у него не было другого выхода, как рассказать мне правду.

— Я не сержусь, — глухо ответил Квентин. Вздохнув, Бранди продолжила:

— Как бы то ни было, когда Бентли поведал мне, как беспечно Дезмонд швырялся деньгами и с какой неохотой и осторожностью Кентон доверял ему ведение дел, я почувствовала, что совершенно сбита с толку. Поэтому я спросила у мистера Хендрика, каково его мнение о деловых качествах Дезмонда.

— И?..

— Мистер Хендрик убежден, что Кентон был в восторге от прозорливости сына.

— Что подтверждает заявление Дезмонда.

— Видимо, да, — признала Бранди. — Теперь вернемся к папе. Он тоже, должно быть, верил в способности Дезмонда, а иначе зачем бы он стал доверять ему свои дела? И самое главное, зачем завещал Дезмонду управление всем имуществом Таунзендов? — Бранди задумчиво покусала губу. — Все это вместе с железным доказательством, содержащимся в папиной записной книжке, безусловно, говорит в пользу Дезмонда, следовательно, вы с Бентли ошибаетесь. Однако здесь, — Бранди указала на свое сердце, — я знаю, что вы правы. И к чему приведет нас это противоречие?

На лице Квентина появилось странное выражение.

— С тех пор, как я узнал о записной книжке твоего отца, меня неотступно терзают эти же мысли. Если честно, солнышко, я невольно гнал их прочь, потому что иначе они заставили бы меня сделать вывод, с которым я, наверное, не смогу примириться.

В глазах Бранди промелькнула боль, девушка порывисто погладила Квентина по щеке.

— Я так и думала, — тихо произнесла она. — Квентин, прости. Мне ненавистно делать такое предположение, но…

— Оно должно быть сделано.

— Тогда мы сделаем его вместе и вместе выстоим, каков бы ни был результат, — если, конечно, наши рассуждения не беспочвенны.

Сдержанно кивнув, Квентин выразил словами то, от чего жаждал отречься:

— Мы оба думаем одно и то же: мог ли Дезмонд «убедить» кого-то подтасовать цифры убытков и доходов Ардсли, чтобы выставить Дезмонда в благоприятном свете? Мой ответ — если вспомнить его недавнюю тактику в военном министерстве — безоговорочное «да». Кажется, я не объяснил, как он устроил отправку приказа? Он шантажировал одного из помощников Батерста, заявив парню, что если тот хочет сохранить свой пост, то должен доложить начальству, что я срочно понадобился в колониях. Вопрос теперь в том, не сделал ли он то же самое с кем-нибудь из работников компаний, куда он вкладывал деньги от своего имени и от имени Ардсли?

— Он мог так поступить? — пробормотала Бранди, переваривая объяснение Квентина. — Не знаю. Наверное, мог. Дезмонд позабыл бы и об этике, и о гордости, лишь бы добиться того, чего он всегда жаждал: признания и уважения Кентона. — Она печально покачала головой. — Никто не мог убедить Дезмонда, что его отец любит сыновей одинаково.

— Хотя мы все пытались, Бог свидетель. — На скулах Квентина заходили желваки. — Но в данном случае он добивался не только отцовской похвалы, но и одобрения Ардсли тоже. Как иначе мог Дезмонд надеяться получить и тебя, и семейное дело Таунзендов в придачу?