Она не совсем потеряла сознание, потому что ее замутненный мозг все же понимал, что к ней обращается голос Эррола Денниса. Потом она почувствовала, как его руки поднимают ее с земли. Она лежала у него на плече и каким-то странным образом видела, что он совершенно побелел.

– С Надей все в порядке? – спросила она дрожащим голосом.

– Сначала я посажу вас в машину, а потом посмотрю, что с ней.

Он опустил ее на сиденье, и тут у нее потемнело в глазах, и Марни охватил приступ острой тошноты. Она пыталась сопротивляться ему, потому что должна была знать, что с Надей ничего не случилось. Ей доверили здоровье девушки, и Пол Стиллмен никогда не простит, если с Надей что-то случится…

Марни все продолжала повторять имя Нади, когда сознание вернулось к ней, и она поняла, что находится в хирургической клинике. Пол Стиллмен склонился над ней, накладывая что-то слегка пощипывающее на ее ногу.

– Лежите спокойно, милочка, – пробормотал он. – Надя вполне здорова и в безопасности.

– С ней ничего не случилось? В-вы бы сказали мне?

– Конечно, мистер Стиллмен сказал бы вам, дорогая. – Марни увидела над собой уютное, успокаивающее лицо сестры Траскотт. – Бедную девочку выбросило из коляски, когда она стукнулась об обочину, но ей от этого хуже не стало. Ей даже удалось втащить себя обратно в коляску, она так страшно беспокоилась, что с вами.

Марни готова была кричать от благодарного облегчения.

– Я так боялась, что она расшибется.

– Это вы приняли на себя удар, – ответила сестра Траскотт. – Мистеру Стиллмену пришлось удалить весьма неприятные кусочки гравия из вашей ноги.

Теперь Марни почувствовала руки Пола на своем правом бедре и подскочила так, словно ее ужалила пчела.

– Это всего лишь йодин, – сказал он. – Щиплет?

– Совсем чуть-чуть. – Она подняла голову, чтобы видеть, что делает врач. Она лежала на одной из кушеток, ее платье было разорвано до талии, а на белых трусиках виднелись яркие пятна крови. Она вздрогнула, ее снова затошнило, и она опять откинулась назад. – Мистер Стиллмен, Эррол был не виноват, – сказала она. – Я всегда очень осторожно перехожу эту дорогу, особенно когда везу Надю, но сегодня… я… я просто шла, совершенно не глядя по сторонам. – В горле у нее пересохло. – Извините, можно мне воды? – спросила она.

– Не пожалейте бренди, Скотти, – сказал Пол. – Вы найдете бутылку у меня в гостиной. – Сестра Траскотт поспешила из хирургической, и Пол осторожно перевернул Марни на бок, чтобы осмотреть правое бедро. Оно было все в синяках и ссадинах, но его руки не нашли никаких повреждений кости. Копчик тоже не был задет, и Пол с облегчением улыбнулся ей. – Немножко поболит, милочка, но ничего не сломано. А ссадины от гравия через день-другой заживут.

Он поработал с ней еще несколько минут, потом, наконец, подошел к изголовью кушетки и помог девушке принять сидячее положение, подхватив и приподняв девушку теплыми и сильными руками. На мгновение его лицо оказалось совсем близко к ней, такое решительное и мужественное, с ямочкой на подбородке и косыми бровями над сияющими серыми глазами.

– Вы всегда ставите интересы других людей выше своих собственных? – пробормотал он.

Ее глаза вопросительно смотрели на него, и он ласково откинул взлохмаченные волосы с ее лба.

– Вы могли погибнуть, знаете ли. Надя сказала мне, что вы толкнули ее коляску с дороги, а сами остались прямо на пути у проклятой машины Денниса.

– Ну, я за нее отвечала…

Ее слова замолкли, потому что Пол улыбнулся и осторожно поцеловал ее в самый кончик носа.

– Это, Марни, означает «спасибо» от Нади и от меня, – сказал он. – Теперь я лучше пойду и скажу Эрролу Деннису, что вы ничего не сломали. Я оставил его нервно меряющего шагами холл.

Сестра Траскотт вернулась в хирургическую с бутылкой и бокалом примерно через минуту после того, как вышел Пол. Она налила Марни бренди, и это вернуло румянец щекам девушки.

– Ох, Скотти, вы не представляете, какое облегчение было услышать, что с Надей все в порядке, – с трудом улыбнулась Марни. – Она в самом деле смогла сесть в коляску без посторонней помощи?

– Конечно, смогла. Я бы сказала, что это хороший признак, не правда ли? Это доказывает, что ноги у нее не совсем беспомощные, но, с другой стороны, мистер Стиллмен так всегда и говорил.

Они все еще беседовали о Наде и ее перспективах, когда в хирургическую вернулся Пол. Его лицо было бесстрастным, но глаза сверкали блеском закаленной стали – явный признак того, что он только что спорил. Он предупреждающе поднял руку, когда Марни начала говорить.

– С вашей стороны очень мило утверждать, что несчастный случай произошел по вашей вине, Марии, – сказал он, – но я видел, на какой скорости Деннис огибает этот угол у парка, словно он участник ралли в Монте-Карло. Во всяком случае, он был потрясен и теперь отправился домой с поджатым хвостом.

Марни не могла не посочувствовать Эрролу, но видела, что с Полом лучше не спорить. Он уже решил для себя возложить большую часть вины на Эррола, и она, по правде говоря, чувствовала себя слишком слабо, чтобы вступать в споры. Нога у нее была ободрана и болела, а бедро довольно противно пульсировало, несмотря на обезболивающее, которое Пол вколол ей.

Она с трудом, словно старуха, выбралась из постели на следующее утро, но настояла, что будет работать, поскольку был четверг и офисной работы накопилось очень много. Когда в одиннадцать часов им принесли кофе, Пол предложил выпить его у него в гостиной.

Он взял поднос и понес к двери, отделявшей офис от его апартаментов.

– Пойдемте, – сказал он, – вы сегодня слишком слабы и утомление нежелательно, мне придется нянчиться с вашим здоровьем, Марни.

Она улыбнулась и последовала за ним в гостиную, он мило ухаживал за ней. Он вынул бутылку виски из буфета и налил по чуть-чуть в каждую чашку кофе, потом добавил сливок.

– Ирландский кофе, – сказал он, передавая ей чашку. – Отлично восстанавливает силы.

– Спасибо. – Прихлебывая кофе, который был действительно хорош на вкус, она откровенно изучала его гостиную. Это была по сути своей мужская комната, но все в ней приятно гармонировало, откровенные, яркие краски Ван-Гога над камином оттенялись большим ковром песочного цвета, лежащим на полу. Глубокие кресла были обтянуты натуральной кожей, и Марни загляделась на полку вдоль спинки большой кушетки, предназначенную, видимо, для книг, пепельниц и бокалов.

– Вам нравится моя комната, Марни? – Пол присел на ручку одного из больших кресел, и Тигр, его полосатый кот, вышел из дремы и забрался к нему на колено. Басистое мурлыканье Тигра смешивалось с уютным тиканьем часов на каминной полке, и Марни утонула в кресле и почувствовала, как ее ноющее тело расслабилось в нем.

– Я ее обожаю, – ответила она. Она указала на картину над камином. – Это ведь Ван-Гог, не так ли, мистер Стиллмен? Такие живые краски. Я почти чувствую жар, исходящий от этих солнечных мазков.

Пол стал рассматривать картину, а Тигр сидел, с наслаждением чувствуя, как тонкие, подвижные пальцы поглаживают его шерстку.

– Цвет означал для Ван-Гога страсть, солнечный свет был жизнетворным элементом страсти, – прошептал Пол. – То и другое были для него нераздельны, как тому и следует быть, однако не все принадлежат к его школе мышления. – Теперь серые глаза задумчиво изучали Марни. – Думаю, вы принадлежите к этой школе, Марни, а в наше время немного найдется девушек, о которых можно так сказать. Любовь стала для многих бессмысленной игрой, и это заставляет мужчину опасаться всего и нервничать.

Его замечание смутно встревожило ее, потому что вернуло мысли к той сцене между ним и Иленой недели две назад, которую прервало ее появление. Тогда его поведение встревожило ее, вспомнила она. Он был в ярости… но, кроме того, задет и озадачен. Словно какое-то сомнение относительно Илены закралось в его сердце в тот вечер, и Марни не могла не чувствовать, что он говорил об этом, утверждая, что для многих девушек любовь – всего лишь игра.