Марни через стол протянула ему письма, и на мгновение их пальцы соприкоснулись. Пол улыбнулся ей, заметив, что сегодня она подняла и закрутила волосы пучком на голове, закрепив зеленой бархатной лентой под цвет глаз. «Она выглядит прелестно», – подумал он. Ему не удастся надолго оставить ее в клинике. Очень скоро какой-нибудь мужчина захочет ее для себя.

Хотя Пол и решил поговорить в тот вечер с Иленой об усыновлении Джинджера, такой возможности ему не представилось. Приехав в квартиру невесты, он обнаружил там месье Жюстена с несколькими коллегами из посольства. Пол подумал, что они просто зашли ненадолго что-нибудь выпить, и был определенно раздражен, узнав, что они приглашены на ужин. Он настроился на тихий вечер и интимный ужин с Иленой, но вместо этого был втянут в дискуссию, посвященную студенческим беспорядкам в Париже.

Когда Илена пошла в спальню за носовым платком, Пол оставил месье Жюстена с друзьями за их шумным спором и поспешил за своей невестой. Он закрыл дверь спальни и подошел к ней, потом положил руки ей на талию.

– Почему гости, Илена, мы же собирались провести вечер вдвоем? – Его раздраженный взгляд изучал ее лицо, и тут он заметил, что она бледна и напряжена. – Ты выглядишь так, словно спокойный вечер тебе не повредил бы. Плохо спала?

– Не очень хорошо. – Она прижалась к нему лбом. – О, cheri, как бы я хотела, чтобы уже был октябрь.

– Хотела бы? – Его руки притянули ее ближе. – Ну, тогда нам не обязательно ждать до октября, моя дорогая. Большая пышная свадьба была твоей затеей, но, ты знаешь, меня устроило бы что-то более спокойное и скромное.

Она беспокойно зашевелилась в его объятиях.

– Пол, ты должен понять. Отец Нади все эти годы был и для меня настоящим отцом, я очень привязана к нему. Но он сентиментальный человек, немного старомодный, как мне кажется, и он хочет для меня того же, что и для Нади. Он говорил, что маман так гордилась бы, видя меня в день свадьбы в очаровательном белом платье, окруженную моими друзьями. Они с отцом бежали, чтобы пожениться, и их брак никогда не был счастливым. Она умерла, рожая меня… – Илена вздохнула, потом посмотрела Полу в глаза, ресницы затрепетали над бирюзово-голубыми глазами, губки надулись, как у огорченного ребенка. – Я… я стараюсь сделать людям приятное. Правда стараюсь, Пол, – чуть ли не заскулила она.

Она слегка дрожала в своем золотом шелке, облегавшем гибкий стебель ее тела, и Пол был донельзя растроган. Он взял ее рукой за подбородок, но, когда попытался заглянуть в глаза, она обвила его за шею руками и потянула к себе.

– Поцелуй меня, – прошептала она, прижимаясь к нему.

Их губы соприкоснулись. Он ощутил, как напряглось, а потом страстно подалось ее тело, и они целовались чуть ли не с отчаянием, словно каждый хотел о чем-то забыть. Илена застонала, потому что Пол нечаянно слишком сильно сжал ее в объятиях. Наконец он разомкнул руки и отпустил ее.

– Тебе пора вернуться к гостям. – Он криво усмехнулся и стер с губ ее ярко-красную помаду. – Какого черта ты пригласила их, Илена? Я думал, сегодня мы с тобой будем наслаждаться одиночеством.

– Может быть, они уйдет пораньше. – Она обещающе улыбнулась. – Теперь иди и сделай мне коктейль, ми-и-илый. Ты снял с меня почти всю помаду, и мне надо заново нарисовать губы.

Она села за туалетный столик, и на мгновение их глаза встретились в зеркале. Он ухмыльнулся, откинул с глаз темные волосы, потом вернулся в гостиную.

Весь следующий час Пол часто ловил на себе взгляды Илены и не мог не заметить, что в этот вечер она странно напряжена, одновременно и желая остаться с ним наедине, и в то же время, он это чувствовал, опасаясь его. Ее дядя с друзьями в самом деле ушли рано, и, когда Илена вернулась в гостиную, пожелав им на прощание доброй ночи, она увидела, что Пол сидит на кушетке, прислонившись головой к винно-красному бархату. Илена опустилась на колени на кушетку рядом с ним и стала изучать его лицо. Сильное, обманчиво жесткое лицо, с тенью, запавшей в ямочку на подбородке.

Она коснулась его щеки, и серые глаза широко распахнулись, когда она прошептала:

– Останься у меня на ночь, cheri. Я не хочу быть одна… Я хочу, чтобы ты был со мной.

Ее шепот и духи сплелись в манящей истоме, но, когда тяжелые веки поднялись, Пол увидел, что ее глаза блестят какой-то лихорадочной настойчивостью.

– Нет, Илена, – решительно ответил он. – Ты слишком утомлена своей поездкой в Париж, и я был бы скотиной, если бы этим воспользовался.

– Mon Dieu,[5] как противоречивы мужчины! – Она спрыгнула с кушетки, и ее тело приобрело настороженность тигрицы. – Разве я не помню, что ты мужчина, а не домашняя собачка на поводке?

– Милочка, – он встал и взял ее за руки, которые затрепетали, как дикие птички, – ты не совсем хорошо себя чувствуешь, как мне кажется. Пульс частит, и тебе явно не хватает полноценного ночного сна.

– Ах ты хитрый дьявол. – Илена выдернула свои руки, внезапно впав в бурную ярость. Гневно топнула ногой, в лице не осталось ни кровинки, только полыхали холодным огнем бензиново-голубые глаза. – Оказалось, что слухи правдивы, – выкрикнула она. – Может показаться, что ты действительно находишь свою маленькую секретаршу привлекательной – и удобной!

Ее истерический взрыв заставил его побледнеть, серые глаза превратились в льдинки.

– О каких, к черту, слухах ты говоришь? – требовательно спросил он. – Кто рассказал тебе эту ложь про меня и Марни?

– Надя, конечно! Она слышала кое-что, и-и ты ездил с девушкой на взморье. Захватив с собой маленького калеку, вы, должно быть, испортили себе удовольствие, Пол.

На мгновение он с трудом мог поверить, что правильно понял ее, потом с внезапно вспыхнувшей яростью он больно схватил ее за плечи. Пол тряс ее с такой силой, что темные волосы девушки выбились из безупречной прически, кольцами упав на лоб; шелк затрещал под его пальцами, левая бретелька платья соскользнула вниз.

– Ты в самом деле не слишком разборчива в средствах, если хочешь сделать больно, когда не можешь настоять на своем, Илена. – Глаза Пола превратились в лед, на лбу залегла глубокая хмурая морщинка. – Ну, говори обо мне что хочешь – видно, я самый большой дурак на свете, если соглашаюсь терпеть все твои выходки, – но оставь маленькую Марни в покое. Она всего лишь милый ребенок, и я не позволю, чтобы ты говорила о ней гадости!

– Какой гнев! Какой холод в глазах, и все из-за bon enfant![6] – Глаза и губы Илены источали ярость, золотой шелк платья рискованно открывал тело. – Bon enfant! – Она злобно расхохоталась. – Посмотреть на тебя, Пол, скорее она для тебя belle amie.[7]

Могло показаться, что он готов ударить Илену.

– Ты чертовски хорошо знаешь, что я даже не взглянул ни на одну женщину с тех пор, как мы обручились, но, видит бог, – его глаза оглядели ее с головы до ног, – ты сама меня к этому склоняешь своими безумными сменами настроения. Последнее время я начинаю задумываться, не делаю ли… Да провались все пропадом!

Он оттолкнул ее от себя и выбежал из гостиной, с яростью захлопнув за собой дверь. Не став дожидаться лифта, он сбежал вниз по лестнице на улицу. Он просто дымился от гнева, усаживаясь за руль автомобиля, и быстро поехал прочь от Рутледж-Корта, в тихий клуб, где можно было немного выпить и прийти в себя после скандала с Иленой.

Ожидая, когда сменится сигнал светофора, он крепко ударил кулаком по рулю. Черт бы ее побрал! Что она пытается с ним сделать? Одно мгновение она женщина, через секунду – дьявол, тигрица, которую он чуть было не ударил.

Когда он вернулся в клинику, было уже довольно поздно, и, заперев парадный вход, он задумчиво пошел в парк клиники, где в ночном воздухе шелестели деревья и время от времени странным эхом отдавался боевой клич филина. Здесь, в прохладной тьме, Пол снова припоминал подробности безобразного скандала.