– Я, пожалуй, отважусь утверждать, что вы правы, мадам. Ведь пути провидения неисповедимы, и кто знает, возможно, истирание хвостика буквы «R» в имени Хоррига явилось прямым вмешательством небес, вознаградивших меня за милосердие, проявленное по отношению к сему мученику.

– Да, но ведь именно он должен был вознестись за свое мученичество тем сырым и безумно тоскливым утром. А вместо него вы удостоились святости, не прилагая к тому никаких усилий.

– Возможно, мадам. Однако что же мне делать с проклятым нимбом? Я опасаюсь, что канонизация будет стоить мне вечной толпы зевак, стремящихся увидеть святого своими глазами. Но не стоит жаловаться, напротив, надо относится к происходящему философски, ведь воля провидения – загадка для человека.

– Совершенно верно. Думаю, вы ни к чему не придете, продолжив обсуждать справедливость канонизации. Поэты и философы должны всегда помнить о провидении и не пытаться свернуть с дороги, на которую их направляют. Так покоримся же небесной воле, друзья мои. Кроме того, необходимо решить, как мы вознаградим героя, разрушившего проклятие Мелузины и пробудившего нас от векового сна, – перевел король беседу в новое русло.

– Я тоже – если позволите, воспользуюсь выражением вашего королевского величества, которое, на мой взгляд, как нельзя лучше подходит в данном случае и кажется мне проявлением высшей мудрости – начал Флориан.

– Мудрость была чудесным образом ниспослана мне свыше много лет назад, хоть я и не приложил усилий к тому, чтобы заслужить ее. Поэтому дар правильно употреблять метафоры, синтаксис и всякие подобные вещи – еще один дар, которым я пользуюсь, не замечая изумления и восхищения своих слушателей. Так что не стоит заострять на этом внимание – переходите прямо к делу, – прервал его король.

– Ну что ж, как изволили выразиться ваше величество, я также буду делать то, что ожидалось от меня вчера. Я прошу руки вашей дочери, ваше величество.

– Вы не отступаете от традиций, герцог, и с вашей стороны весьма учтиво следовать нашим, возможно устаревшим, правилам. Так проводите же герцога де Пайзена к его невесте! – обратился король к слугам.

– Вы найдете принцессу вон там, – слуга указал герцогу уголок в западной части сада.

Флориан в одиночестве шел через длинную беседку, утопавшую в зарослях винограда. В самом конце полного цветочных ароматов коридора сидела одинокая фигура. В восьмиугольном летнем домике, увитом виноградными лозами, его ожидала женщина. Сквозь ветви растений виднелись прекрасные сады Бранбелуа, но ни одно живое существо не нарушало тишину вокруг. Флориан остался в виноградном плену наедине с женщиной. Он казался взволнованным – герцог знал ее.

– Я всего лишь существо из плоти и крови, как ты должно быть помнишь, – произнесла женщина.

– Да. Мне необыкновенно повезло. Хотя нет, пожалуй здесь нужно иное наречие – мне чертовски повезло, и я никогда этого не забуду.

– Та девушка в саду, она такая же, как я. Вскоре ты сам убедишься в моей правоте.

Флориан некоторое время задумчиво смотрел на женщину.

– Возможно. Но я так не думаю. Я уверовал в неземную любовь, еще будучи ребенком. Если я ошибался, дальнейшая жизнь не имеет смысла. Я умру без сожаления.

Герцог низко поклонился женщине и покинул летний домик. Дорожка привела его к стене, высота которой едва достигала его плеч. Открыв калитку, Флориан вышел на солнечную поляну. Путь его лежал через лужайку, сплошь покрытую цветущим ковром из клевера. Итак, он достиг наконец цели – пришел к незабвенной принцессе, которую видел в детстве лишь однажды. Легкий ветерок разносил запахи всевозможных соцветий и нагретой солнцем травы. Посреди поляны стояла низкая мраморная скамья – ни спинки, ни резьбы, лишь голый камень. Ничто не препятствовало солнечным лучам освещать каждую травинку – словно кто-то изгнал отсюда все деревья и кустарники. На залитой светом вершине холма находилась лишь скамья, и на ней сидела Мелиор.

Она ожидала – о чудо! – его, Флориана де Пайзен.

Чуть ниже располагались башенки с флагами Бранбелуа, ныне расколдованного, но волшебного, ибо прошлое все еще царило в нем. Прямо перед герцогом находился отвесный склон холма, открывался вид на вершины деревьев Акайра. Среди листвы, всего в паре миль отсюда, виднелась равнина Пуактесма. Она казалась призрачной и неосязаемой – лишь туманная смесь пурпурного и зеленого цветов всех оттенков, какие только есть на земле. Флориан чувствовал себя на вершине мира, и рядом с ним была Мелиор…

Герцог всегда обращал внимание, как одеты окружающие его люди, придирчиво относился ко всем деталям гардероба. Но, возвращаясь мысленно к тому волшебному утру, он никак не мог вспомнить, что же было на Мелиор. Память сохранила лишь ощущение рези в глазах от ослепительного блеска, великолепия летнего моря, заходящего солнца и звезд, слившихся в единое целое и составлявших одеяние девушки. Она одевалась с роскошью, отличавшей королевских особ в давние времена. Да, Мелиор – красивейшая из женщин, когда-либо живших на земле. Рядом с ней не возникало даже мысли, что на свете есть нечто столь же прекрасное и совершенное, как ее лицо. Когда их глаза встретились, Флориан понял, для чего родился. Вся предыдущая жизнь являлась прологом к этому мгновенью: Бог сотворил землю для того, чтобы он, Флориан, мог стоять с Мелиор здесь, на вершине мира.

Теперь прежние мысли об опрометчивости решения воскресить жителей таинственного места, ухищрения с целью затащить в постель очередную красотку, нечастое посещение мессы стали чужды ему, нашедшему свою принцессу. Они явились лишь декорациями, мимо которых проходил его путь сюда, в сказочный замок. Одного взгляда достаточно, чтобы на всю оставшуюся жизнь запомнить его чарующее великолепие, делавшее бессмысленным и мелким все то, о чем свойственно мечтать обычному человеку. От присущего Флориану хладнокровия не осталось и следа. Герцогу де Пайзену не пристало проявлять столь явное рвение в чем бы то ни было. Но логика не способна вознестись на те высоты, куда поднялся он.

Небо казалось невероятно близким, ибо ничто в этом необыкновенно возвышенном месте не препятствовало воссоединению с небесами. Герцогу пришла в голову страшная мысль – сам Бог позавидовал бы ему – но он поспешно отогнал ее от себя…

Губы не слушались его, и Флориан радостно подумал, как это, должно быть, комично выглядит. Девушка ждала, а он не мог говорить. Наконец, слова прорвались сквозь ком в горле.

– Моя принцесса, ребенком мне довелось однажды видеть вас, спящей под чарами заклятия. Детское сердце затрепетало от неведомых ранее чувств. Сегодня перед вами уже не дитя…

– Но доблестный воин, которому все мы обязаны своими жизнями, – ответила Мелиор.

Протестуя, Флориан поднял руку – она дрожала. Нечто отдаленно напоминающее сияние озаряло лицо принцессы, тогда как в глазах герцога стояли слезы. Он решил, что всему виной ветер, но и сам не до конца верил подобному оправданию.

– Принцесса, согласны ли вы вверить мне – такому, какой я есть – свою жизнь? Я не осмеливаюсь давать вам пространных обещаний, но каждая частичка моей души преклоняется перед вами. Вы – моя мечта, к которой я стремился всю жизнь.

– О, мессир, конечно же, я стану вашей женой, если вы хотите этого.

Герцог протянул руки к своей принцессе. Она не отстранилась. Он не знал точно, радость или страх владели им, но чувства полностью поглотили Флориана. Сердце трепетало от беспомощности, и он стоял словно парализованный. Кончики пальцев нервно подрагивали.

«Если бы только я мог умереть сейчас! Сейчас, в этот миг, обладая всем, о чем мечтал!» – пронеслось в его мозгу.

Герцог дотронулся до Мелиор, словно не веря в реальность стоявшей возле него девушки. Их тела, казалось, не соприкасались и даже не двигались, застыв в напряжении. Они словно соединились в единое целое, но лишь усилием воли и отнюдь не в общем порыве.