-…подумали, что ты могла бы подменить меня в библиотеке на время отпуска. В будущем месяце тебе ведь уже исполнится шестнадцать, и…

 - Говори громче!

 -…тебя командиром отряда школьного летнего трудового лагеря, но уж ты сама решай!

 - Что? Кто?

 - Учительница Поола, — ответила мать.

Ага, моя бывшая классная руководительница хочет, чтобы я была командиром отряда в школьном трудовом лагере! Согласна. В любой момент!

 - А нельзя и то, и другое: библиотеку и лагерь? — спросила я.

Мама, кажется, засмеялась.

 - Приезжай домой, тогда поговорим!

 - Ты здорова? — спросила еще раз.

 - Кто? Я? Конечно!

 - Отец?

 - Отец? Отец пошел… к ветеринару! — В трубке раздался треск. — …Не ест, не пьет.

 - Куда пошел? Я не расслышала! Почему не ест, не пьет?

 - К ветеринару, — сказала мать вдруг так ясно и громко, словно стояла рядом. — Нукитс заболел.

 - Передай ему привет! И Нукитсу тоже!

 - Теперь я слышу тебя хорошо, — сказала мать. — Уж я передам. Ах да, тебе пришло письмо.

 - Письмо? От кого?

 - Из Таллина. Отправитель не то Казак, не то Каллак… Неразборчиво написано…

"Кадак"! — чуть не крикнула я торжествующе.

 - Если хочешь, могу открыть и прочесть тебе, — предложила мать.

Я поколебалась секунду-другую, потом ответила:

 - Завтра сама прочту!

Поди знай, что мог написать этот Мярт.

 - Мне надо кончать разговор! — крикнула я. — А то не смогу расплатиться!

 - Послать тебе? — спросила мать.

Я не поняла, что она имела в виду: деньги или письмо Мярта, но уточнять не стала.

 - Не надо! — крикнула я в трубку и услышала короткие звонкие гудочки.

Разговор был окончен. Я положила трубку на рычажки и радостно оглянулась вокруг. С души свалился тяжелый камень — родители здоровы, письмо от Мярта ждет меня дома…

Тийт стоял в двери, держа бумажник.

 - Сколько мы должны? — спросил он у дежурной.

Я была так счастлива, что даже не посмотрела, как Тийт расплатился и получил сдачу. Я барабанила пальцами по столу, и стол гудел, как орган.

 - Ур-ра! Ур-ра! Ур-ра-а! — крикнула я Тийту, когда мы снова стояли во дворе. — Все живы и здоровы, только Нукитс, наш пес, немного приболел! Но у нас невероятно замечательный ветеринар, уж он-то его вылечит!

Тийт был серьезным и хмурым. Похоже, он не слишком верил в способности нашего ветеринара.

 - Чего ты надулся? — спросила я, когда мы опять ухватились за рога тандема. — Представляешь, как тетя меня напугала! Она сказала, будто мои родители так встревожились из-за моего путешествия в Тарту, что заболели! Но оказалось — сплошная выдумка. Она сама вечно паникует, даже в тех случаях, когда для этого нет ни малейшей причины, и считает, будто и все такие же паникеры.

Тийт не ответил и всю дорогу помалкивал. Когда мы уже подъехали совсем близко к школе, он повернул ко мне голову (запомнил, что его не слышно, если во время езды он что-то бормочет себе под нос) и сказал серьезно:

 - Я надеюсь, что Мярту удастся поступить в университет

Ах, вот что его заботило! Чтобы Мярт уехал в Тарту!

 - Конечно, поступит!

Мы едва не въехали в кусты туи.

Каарел Сареток вечером еще раз заверил тетю, что отправит нас в Таллин с удобствами, и он сдержал слово: утром разбудил нас ни свет ни заря и сообщил, что директор совхоза едет на своей «Волге» в Таллин и согласен взять нас с собой.

В это утро я отличилась: впервые в жизни встала с постели раньше тети. Конечно, тетя Мария должна была сначала снять с глаз сметанные компрессы, затем, собрав все душевные и физические силы, открыть глаза, и лишь после этого она сообразила, где находится. Настроение у тети Марии было великолепным. Ей снились большие собаки, и более благоприятного сна не могло быть. Наяву же тетя Мария любую собаку поблизости от себя принимала за бешеную, которая намерена укусить ее. Зато собака в сновидении знаменовала великую и глубокую дружбу.

После того как я узнала, что родители живы и здоровы, тоска по дому мучила меня не так уж сильно. Даже наоборот: жаль было уезжать — такой близкой и простой казалась возможность остаться здесь… Хорошо, что все еще спали и не пришлось прощаться: а то бы, пожалуй, я прослезилась, в последнее время я в этом напрактиковалась… Хотелось оставить что-нибудь на память девочкам из комнаты, где я ночевала, но у меня с собой не было ничего, и я написала записку Сирье: "Желаем успехов на капустном поле! Смотрите не окочанейте! До встречи осенью! Подсобные рабочие".

Когда мы вчетвером вышли во двор, Каарел и директор совхоза уже стояли возле светло-серой «Волги» и о чем-то весело беседовали. Может быть, командир дружины рассказывал директору о своих "подсобных рабочих" и их несчастной судьбе? Директор был похож на какого-то киноактера: высокий седой мужчина с большими глазами и маленькими усами.

 - Значит, поедем! — сказал он весело и пожал всем нам руки.

Каарел уложил в багажник наши дорожные вещи, помог тете сесть на переднее сиденье и, захлопнув дверцу, крикнул традиционное шутливое пожелание:

 - Гвоздь вам в шину!

 - Кочан тебе в голову! — ответила я ему тем же из машины, и мне еще долго пришлось сожалеть о своих словах: тетя принялась читать мне долгую нотацию о словарном запасе молодой девицы и о том, что я не умею выказать благодарность молодому человеку, как того требуют правила хорошего тона.

Сама тетя, перед тем как сесть в машину, произнесла перед Каарелом такую длинную благодарственную речь, что я просто удивилась терпению командира. Она пригласила молодого человека, если ему случится приехать в Таллин, непременно прийти к нам в гости: хороший домашний обед и крепкий кофе всегда будут ему обеспечены, и, хотя наши условия довольно стесненные, он может, если потребуется, даже переночевать у нас! Хм, хотела бы я знать, куда это она уложит спать Каарела в нашей комнатушке? На шкаф или под кровать? Каарел вежливо поблагодарил тетушку, но не стал объяснять ей, что его родной дом тоже в Таллине. И хорошо сделал, а то бы тетя наверняка принялась расспрашивать его о доме, родителях, родственниках, искать общих знакомых, и мы долго бы не смогли тронуться с места!

Мы помахали Каарелу из машины, но далеко уехать нам не удалось! Тетя Мария умудрилась так запутаться в ремне безопасности, что выглядела как муха, попавшая в паутину.

Она пыталась освободиться, но с каждым движением ремень все сильнее сжимал ей грудь и горло, и она уже начала задыхаться. Директору совхоза пришлось остановить «Волгу» и заняться спасением тетушки. Встревоженный Каарел подбежал к машине:

 - Что случилось?

Мы ждали, что тетя Мария начнет жаловаться и бранить современную технику, изобретенную на погибель нормального человека, каким она себя, несомненно, считала, но вместо этого она сообщила Каарелу, смущенно хихикая:

 - Этот ремень… хи-хи!.. для меня слишком свободен! Бедный Каарел еще раз выслушал похвалу его красоте. уму и манерам. Директор, посмеиваясь, довольно быстро привел ремень в порядок, и мы снова тронулись в путь.

Освоившись в машине, тетя обратилась к директору с вопросом:

 - А как в ваших краях обстоит дело с этим эницифалакалаийдига? Ну с этой, столбовой болезнью?

Я знала, что теперь мы с девочками спасены: если уж тетя Мария заговорит о болезнях, микробах и бешенстве, ничто не сможет ее остановить, она с ученым видом будет долго рассуждать об этом.

Мы молчали на заднем сиденье и выглядели как русская тройка на картине: у Стийны и у меня, будто у пристяжных, голова откинута набок, а у Аэт, как у коренника, взгляд устремлен прямо вперед, на дорогу. Мы ничуть не ссорились, просто помалкивали — 2+1.

Накануне вечером Аэт и Стийна, к моему великому удивлению, согласились принять участие в вечере старинных танцев, который проводился после ужина. Когда тетя подала на стол выпеченные ею триста блинов, всеобщей радости не было предела. Затем она еще самоотверженно вызвалась перемыть всю посуду, удивляясь при этом, что после столь утомительного рабочего дня и столь основательного ужина никто не хочет спать. Однако, покончив с посудой, и сама пришла в школьный зал.