— Теперь уверен, — ответил Дом. Бенджафилд paзвернул «Марлин» по широкой дуге, и теперь они с моря смотрели на вертолет. — Ух!.. Это чистейшее безумие.

Дом с трудом мог поверить своим глазам. "Вором, с опущенным в воду трапом, почти скрытый в вихре поднятых брызг, сидел прямо на воде. Но вот он стал подниматься над морем — и из грузового отсека хлынула вода, как будто машина описалась. Дом и сам был близок к этому.

Возвращение прошло гораздо спокойнее, чем высадка. «Ворон» забрал их на борт по одному, затем подцепил «Марлина» и потащил его в качестве наружного груза.

— Это вовсе не так страшно, как показывают в кино, — сказал Дом командиру вертолета.

— В следующий раз попробуй повторить этот трюк в шторм, когда посудина запляшет на воде.

Порой Дому казалось, что легче понять выходцев Песанга — они довольно плохо знали общепринятый язык, — чем моряков. Но он был уверен, что «пляска» на волнах не предвещала ничего хорошего.

— Если можно сталкивать «Марлин» с трапа прямо на воду, почему бы точно так же не поднять его обратно? — спросил Бенджафилд. — Это было бы быстрее, чем втаскивать нас на веревках.

— Ты возьмешься за этот маневр? — откликнулся командир вертолета.

— Да.

— Может, мы попробуем в следующий раз. Если найдется пилот, который не будет бояться, что «Mapлин» врежет ему по затылку.

— Вы никогда этого не делали раньше?

— Только однажды. Прежде чем решиться на такой фокус, надо долго тренироваться. Все зависит от того, сколько у нас осталось времени.

В тот вечер солдаты остались на борту «Помероя». На неофициальном ужине за столом экипажа вертолета Венджафилду так же неофициально присвоили звание пилота. Было подано пиво в умеренном количестве, и самоуверенность каждого из участников возросла до небес. Они десантники, и они выполнят все, что задумали!

— Я смогу сделать это еще лучше, — скромно сказал Бенджафилд. — А Моргану еще предстоит многому научиться.

Хоффман потягивал сок и пребывал в благодушном настроении — Дом никогда прежде не видел его таким. Хотя это еще ни о чем не говорило.

— Чтобы запустить программу подготовки десантников, потребовалось целых двадцать лет, — сказал Хоффман. — Представьте, чего мы могли бы добиться, если бы отошли от старой военной доктрины. Создали бы больше спецподразделений. Больше взаимозаменяемых команд. Армия стала бы более гибкой, более подвижной, быстрее бы реагировала на любую опасность…

— Ересь, сэр, — вмешался Тимьо. — Стоит отойти от традиционных устоев в армии, и общество Коалиции изменится. Армия неотделима от нашей культуры. Граждане знают, чем это может закончиться.

— Проклятие, кто прислал мне неугомонного интеллектуала?! — Как ни странно, но Хоффман рассмеялся. — Да, ты прав.

Дом был счастлив. Ему не терпелось позвонить Карлосу и рассказать, как они сажали вертолет на во- (V. Он хотел поделиться и с Марией. Он обязательно позвонит ей позже вечером, но сможет только подбодрить по случаю предстоящих родов. И даже намеком не обмолвится о том, как провел день.

Позже у него будет достаточно времени для рассказов. Дом был в этом уверен. Надо вывести из строя комплекс на мысе Асфо, и тогда Маятниковые войны закончатся.

ВОЕННО-МОРСКАЯ БАЗА ФЕЗОР, СЕВЕРНЫЙ ПРИЧАЛ, ПЯТЬ ЧАСОВ УТРА. ЗА ДВА ДНЯ ДО ОПЕРАЦИИ «УРАВНИТЕЛЬ» И ЗА ШЕСТНАДЦАТЬ ЛЕТ ДО ПРОРЫВА

Карлос уже не надеялся, что рота «С» когда-нибудь снова увидит дневной свет.

До зари оставалось еще около двух часов, на улице заметно похолодало. В воздухе пахло машинным маслом и сгоревшим топливом. Перед глазами возвышалась серо-стальная стена. Карлос запрокинул голову, и стена превратилась в борт военного корабля, на котором облупившейся красной краской было выведено название "Калона".

Вряд ли можно было считать «Калону» гордостью военного флота. Корабль не отличался грандиозными размерами и имел мрачный, неприглядный вид. Если бы не вымпел Коалиции, неподвижно свисавший с гюйс штока, «Калону» можно было бы принять за грузовой транспорт. У нее как будто обрезали корму и заменили половиной парома. Это был десантный корабль, плавучий док для надувных плотов с вертолетной площадкой, занимавшей третью часть палубы. «Калона» строилась не для того, чтобы производить впечатление. Судно было предназначено для доставки на берег войск и транспортных средств.

— Здесь, по крайней мере, есть лесенки, — сказал Карлос, кивая в сторону мостков. — На этот раз я не утону.

В строю ожидавших посадки солдат стояла почти полная тишина. Кое-кто даже спал, присев на вещевой мешок и положив голову на колени или согнутые руки, в любой момент готовый по знаку соседа встать по стойке «смирно», если мимо пройдет офицер или наконец начнется погрузка. Солдаты в достаточном количестве получали все, что им было нужно: обмундирование, продовольствие, деньги, — но только не сон. Сна им всегда не хватало, и они спешили воспользоваться любой предоставленной возможностью.

Карлос и сам подумывал, не вздремнуть ли немного.

— Это называется сходни, — поправил его Маркус. — Не лесенки.

— Спасибо, адмирал Феникс…

— Ты получил вчера вечером весточку от Дома?

— Он оставил мне сообщение, и я оставил для него сообщение. Чем бы он там ни занимался, ему приходится помалкивать. Мария сказала, что разговаривала с ним не дольше тридцати секунд.

— Паршиво.

— Я с тобой согласен. — Карлос чуть наклонился вперед, чтобы рюкзак не резал плечи. — Что-нибудь еще?

— Ты о чем?

— Ты же на что-то злишься. Я слышу по голосу. Ты звонил своему старику, верно?

Маркус все так же сидел к нему спиной, и Карлос видел только высокий ворот бронекостюма и тугой узел банданы.

— Да.

— И?..

— Я сказал, что мы готовимся к отплытию. Он воспринял это совершенно спокойно. И конец разговору, как обычно.

Карлос понимал не хуже самого Маркуса, что старший Феникс не мог заставить себя сказать, как он беспокоится о сыне, или боится, или не хочет, чтобы тот служил в армии. Что-то заставило Адама Феникса промолчать о бегстве матери Маркуса — чувство вины, боль или уязвленная гордость, — и теперь он не мог разговаривать начистоту. А Маркус в своем упрямстве не многим отличался от отца.

Что за сумасшедшая семейка!

Зато Карлос без всяких вопросов знал, что его родители будут ждать на старой артиллерийской батарее у выхода из залива Фезор, чтобы помахать рукой уходящей «Калоне». Это будет почти тайный выход из маленького грузового порта, без шумихи и оркестра, и солдаты не станут выстраиваться на верхней палубе, чтобы показаться провожающим. Но их семьи всё знали. И они придут.

— Ты сказал ему насчет "Калоны"?

Маркус немного помолчал, затем обернулся:

— Нет. — Он выглядел скорее растерянным, чем сердитым. Растерянным и огорченным. — А он не спросил.

— Ты все можешь исправить, когда вернешься домой, — сказал Карлос, пытаясь немного оживить разговор. — Ты станешь настоящим героем войны, а он обрадуется, что ты вернулся живой. Между вами все будет по-другому.

— Да, — протянул Маркус и снова отвернулся к кораблю. — Как и после любой другой операции.

Группа моряков вышла на палубу; они облокотились на ограждение и стали разглядывать ожидавших посадки солдат.

— Эй, сухопутные крабы! — закричал один из них. — Как вам удалось попасть в роскошный круиз, ленивые раскормленные тупицы?

Кроме "сухопутных крабов" у них в запасе имелись и еще более язвительные прозвища. Веселая перебранка между двумя родами войск обычно снимала напряжение. Морякам казались смешными громоздкие доспехи солдат. И привычка широко расставлять ноги, чтобы не цепляться набедренными ремнями и тяжелыми ботинками, только усиливала это впечатление — точь-в-точь крабы. Эта кличка прочно укрепилась за пехотинцами. Но сегодня Карлос не хотел отвечать. Холодная вежливость — вот о чем стоило бы побеспокоиться.