— Да.

Порой Дом чувствовал себя мальчишкой и совершенно терял уверенность. Вот сейчас он стоит с ножом десантника в руке, за его плечами боевой опыт, рядом — беременная жена, а в соседней комнате спит его сын… А ведь ему еще нет и восемнадцати!

Иногда — только иногда — все это чертовски пугало его.

— Я тобой горжусь, — сказала Мария. — Но не значит ли это, что ты не будешь служить вместе с Карлосом и Маркусом?

— Это не обязательно. — Дом открыл дверь детской — громкое название для закутка размером с обувную коробку — и заглянул внутрь, пытаясь рассмотреть спящего Бенедикто. — Это лишь означает, что я прошел обучение и в случае необходимости могу быть призван в любой батальон. Я еще не приписан к какой-то определенной части.

Дом скучал по брату и по Маркусу тоже — сильнее, чем ожидал. Но он не мог больше идти за ними. Причина этого — спящий в кроватке ребенок. Как только Дом осознал, что стал отцом, что несет ответственность за трех других людей, он ощутил, что разрывается надвое. Иногда ему казалось, что он покинул брата. Возможно, это и было взрослением…

— Хочешь кофе? — предложила Мария. — Ты что- нибудь ел сегодня?

— Я в порядке.

— Тогда самое время лечь спать. — Она протиснулась мимо Дома и проверила Бенедикто. — Я сегодня буквально вымоталась.

— Я надеялся, что твоя мама будет тебе помогать.

Мария вернулась в спальню.

— Мне больше нравится все делать самой. Ты же меня знаешь.

Мария всегда и все любила делать по-своему. Он не мог ее в этом винить, поскольку и сам не принимал чьей-либо помощи. Но ребенок требовал заботы, особенно если они ожидали появления второго, а Мария даже не общалась с другими женами военных. В отсутствие Дома ей нужна была поддержка.

Остаток ночи он почти не спал, размышляя, как бы поделикатнее намекнуть своим родным, чтобы они приглядели за Марией. Хотя женщине, которая неохотно покидала дом, трудно было предложить помощь в присмотре за ребенком.

Ладно, у него есть пятнадцать дней, чтобы убедить Марию изменить привычки. Но она росла единственным ребенком в семье, как и Маркус. Она не привыкла, чтобы вокруг было много людей.

А пятнадцать дней пролетят быстро… Дом сразу погрузился в работу: развешивал полки, покупал вещи для будущего малыша. Вскоре Карлос и Маркус получили двухдневный отпуск. Когда было покончено с круговоротом визитов и праздников, на нормальную супружескую жизнь с Марией осталось всего четыре дня.

Но ведь они с детства почти не разлучались. Время не имело большого значения. Ему не надо было заново узнавать Марию. И мысль о смерти даже не приходила ему в голову, так что имевшееся в запасе время растягивалось для них до бесконечности.

Маятниковые войны достигли некоторого равновесия. Как бы ни были тяжелы отдельные сражения, каждый пытался выжить как мог. Дом считал, что люди способны привыкнуть к любой ситуации.

За четыре дня до окончания отпуска Дом сидел во дворе у своих родителей, качал на колене Бенедикто и размышлял, каким солдатом станет к своему тридцатилетию. Демобилизации кого-либо из армии на его памяти еще не случалось.

— Маркус встречался со своим отцом? — спросила Мария.

— Думаю, да.

— Как печально, правда? Их только двое, и такая большая пропасть между ними.

— С ним все будет в порядке, — заверил ее Дом. — Он выдержит. И у Маркуса есть мы.

Дерево, на ветвях которого он впервые увидел Марию семь лет назад, покрылось густой листвой и отбрасывало тень на двор Сантьяго. Дом прикрыл глаза и невольно подумал, насколько тяжелым может показаться ребенок, если целый день таскать его на руках. Он слегка задремал. Он был уверен, что не спит…

Но он заснул. Голос отца прогнал сновидение, забывшееся в тот же миг, едва Дом открыл глаза. Заплакал Бенедикто. От неожиданности у Дома заколотилось сердце, и он выпрямился на скамейке.

— Извини, сынок. — Отец наклонился над ним и взял внука. — Тебя к телефону. Это адъютант.

"Проклятие".

Дом знал, что ему предстоит услышать, еще до того, как взял с кухонного стола трубку.

— Рядовой Сантьяго?

— Доминик Сантьяго. Вы уверены, что ищете меня, а не Карлоса?

Адъютант даже не ответил.

— Вас срочно вызывают в штаб армии. Вы должны явиться к двенадцати часам завтрашнего дня. Простите, что приходится прерывать ваш отпуск, но так получилось.

— Все в порядке, сержант. Я понимаю, вы не можете назвать мне причину вызова по телефону, но…

— Я ее даже не знаю. Я знаю лишь, что всем десантникам приказано срочно явиться на базу.

Дом не помнил, сказал он «слушаюсь» или нет. Он вернулся во двор, пытаясь разобраться в своих чувствах. Что он испытывает: воодушевление, страх или радость? Стоит ли сначала позвонить Карлосу или сразу идти к Марии? Очевидно, намечается крупная операция. Мысль о том, что сразу после окончания тренировок он может принять участие в настоящих сражениях, оказалась немного… пугающей.

Но он через это уже проходил: его, шестнадцатилетнего солдата, прямо с базы отправили на передовую. Так было принято. Дом верил в эффективность тренировок и верил в себя.

— Я знала, что это слишком хорошо, чтобы быть правдой, — сказала Мария и даже сумела улыбнуться. Она постепенно привыкала быть женой военного. — Дай мне знать, если сумеешь возвратиться к рождению малыша.

"Если смогу. Но я же вернулся к рождению Бенедикто, не так ли?"

— Я уже позвонил Карлосу, — сказал отец. — Сбор объявлен для всего двадцать шестого полка, не только для десантников.

Дом говорил себе, что в прошлом были сотни таких же сборов — а может, и тысячи, — но в ходе войны ничего не изменилось. Нет резона полагать, что этот вызов, каким бы ни была его причина, приведет к иным результатам. Дом только мог надеяться, что все пойдет по-другому.

А сейчас ему надо было собираться. Он ненавидел это занятие.

СПЕЦГРУППА ДВАДЦАТЬ ШЕСТОГО КОРОЛЕВСКОГО ПОЛКА ТИРАНСКОЙ ПЕХОТЫ. ГЛАВНЫЙ ШТАБ, ЭФИРА

Теперь Хоффман изучил мыс Асфо лучше, чем собственный дом. Виктор и проводил над планами больше времени, чем дома, так что в этом не было ничего удивительного. Если бы он добился успеха с Ниной Кладри, сейчас она наверняка бросила бы его за невнимание. Это обстоятельство еще раз подтвердило, что их союзу не суждено было случиться и он должен радоваться терпению своей жены Маргарет.

"Нет, дорогая, я не приду сегодня ночевать".

"Извини. Снова много работы".

Самое печальное, что она даже не подозревала его в любовных связях — и была права. Она знала, насколько он поглощен военным делом. Хоффман ходил по залу совещаний вокруг стола и в который раз осматривал уменьшенную копию смысла своей жизни.

Первоначальная карта побережья была заменена на план здания, а теперь на тщательно сконструированную модель завода. Разведчики время от времени добавляли новые детали, и Хоффману порой казалось, что им это нравится. Незаметно для себя он сел к столу, оперся подбородком на руки и принялся рассматривать крошечные фигурки, изображающие солдат. Хоффман усмехнулся.

Рядом с локтем появилась чашка кофе. Агент Луиза Сеттайль, у которой с пояса, будто трофеи, свисали многочисленные пропуска, совершенно не по-женски отхлебнула из своей чашки. Хоффман лишь теперь обратил на нее внимание: он даже не слышал, как Сеттайль вошла.

— Майор, когда вы начинаете клевать носом и похрапывать — это значит, что вам пора немного отдохнуть. — Молодая женщина не была очень уж привлекательной, но отменно справлялась со своей работой. Как понял Хоффман, к ее мнению прислушивались. — Вы уверены, что вам достаточно людей? — спросила Сеттайль.

— Для работы внутри — да, — ответил Хоффман. — Если запустить туда больше солдат, они начнут мешать друг другу. Самое важное — охрана внешнего периметра. Чтобы раньше времени нас не обнаружили, чтобы мы могли вовремя и по намеченному маршруту отступить. — Он выпрямился и потянулся за чашкой. — Хорошо бы еще не пришлось тащить на себе парней в белых халатах.