Но он бы не был самим собою, если б в его политических передвижениях можно было указать момент мужественной ликвидации прошлого. Г. Струве всегда примиряет что-нибудь с чем-нибудь: марксизм — с мальтузианством^* и критической философией^*, социализм — с либерализмом, либерализм — с самодержавием, либерализм — с социализмом, либерализм — с революцией и, наконец, революцию — с монархией. Аргументация его при этом всегда такова, что он сам забывает ее через два дня.

Житейская мудрость говорит, что лжец должен обладать хорошей памятью, чтобы не попадаться в противоречиях. В еще большей мере это относится к беспринципному политику. Если прочитать под ряд то, что г. Струве говорит в течение нескольких месяцев, даже нескольких недель, можно подумать, что он издевается над читателями. А между тем это только его беспринципность издевается над ним самим.

Момент, когда пишутся эти строки — отлив революции и торжество реакции — создает благоприятную политическую акустику для либеральных Кассандр^*. Мы не сомневаемся, что события беспощадно раздавят эти голоса, как это уж было не раз, — и те группы демократической интеллигенции, которые как будто прислушиваются к ним сегодня, завтра просто забудут их, не утруждая себя над их опровержением. Это — основное психологическое свойство широких кругов интеллигенции, лишенной объективной социальной связанности, общего теоретического критерия и… хорошей политической памяти: ее надежды качаются на волнах событий. Во время прилива «крайние» партии являются органом ее помыслов, во время отлива либеральные скептики формулируют ее разочарование. Сейчас она переживает период увядания.

Верные нашему общему миросозерцанию, мы гораздо больше надеемся на дальнейшую критическую логику событий, чем на логическую критику нашего памфлета. Мы хотим лишь оказать этой надвигающейся объективной критике посильное содействие в деле закрепления ее уроков.

Условия, при которых мы писали нашу работу, не позволяли нам располагать необходимым материалом: реставрацию недавнего прошлого приходилось воспроизводить по памяти. Это могло иметь только одно последствие: мы упустили целый ряд эпизодов, которые помогли бы нам несравненно ярче и детальнее охарактеризовать несравненную фигуру бывшего редактора «Освобождения», ныне редактора "Полярной Звезды"^*, одного из лидеров конституционно-демократической партии, советника министров, друга монархии, — господина Петра Струве в политике.

Г. Струве получил литературное имя, как писатель, один из первых вступивший с марксистским багажом на лед русской цензуры. Это была несомненная заслуга. Теоретическая ценность его книжки ("Критические заметки к вопросу об экономическом развитии России")^* нас здесь не занимает. Отметим только, что это — эклектическое соединение «критической» философии, вульгаризованного марксизма и подправленного марксизмом мальтузианства. Общественное значение книжки определилось исключительно идеями марксизма, которые г. Струве отчасти перевел с немецкого языка, отчасти перенес из «нелегальных» произведений группы "Освобождение Труда"^* в легальную литературу. В "Новом Слове"^*, журнале 1897 г., г. Струве делает решительный шаг влево и пишет публицистические статьи в марксистском тоне, насколько это допускали условия тогдашней цензуры. В подполье в это время идет деятельная кружковая пропаганда среди рабочих. Открывается эпопея экономических стачек. В марте 1898 г. происходит первый съезд социал-демократических организаций^*, который провозглашает единство партии и издает революционный манифест. В этом документе социал-демократия устанавливает свое духовное родство и политическую преемственность с революционными движением 70-х годов, констатирует политическое ничтожество русской буржуазии и русского либерализма, как выражения ее исторически-запоздалых интересов, выдвигает на этом фоне освободительную миссию пролетариата и провозглашает его конечной целью завоевание государственной власти в целях экспроприации экспроприаторов и организации социалистического хозяйства.

Этот решительно-революционный ("ортодоксальный") манифест социал-демократической партии был написан не кем другим, как г. Петром Струве. Октябрьская стачка 1905 г. смыла с него это преступление, и нашим сообщением мы ему не повредим в глазах властей. Что же касается его либеральной карьеры, то этот факт может только придать ей блеску…

Таким образом от "Критических заметок" через "Новое Слово" к «Манифесту» г. Струве непрерывно шел по "раз избранному пути". Увы, этот первый период осложнен, однако, одним поразительным обстоятельством почти провиденциального характера. В 1894 году, готовясь выпустить "Критические заметки", в которых он решительно высказывался вместе с Энгельсом за социалистический "прыжок из царства необходимости в царство свободы", в это самое время г. Струве выступил в политике, как автор "Открытого письма Николаю II".

Солидаризируясь с теми земскими ходатайствами 1894 г., которые перешли в историю под названием "бессмысленных мечтаний"^*, г. Струве заявлял: "мы просили немногого, вы отказали; вы хотите войны — будет война". Таким образом, это был своего рода манифест земцев, становящихся на путь политической оппозиции.

Г. Струве был тогда еще совсем молодым писателем. Но он подавал уже большие надежды. В 1894 г. он вступал в диалог с монархом от имени разочаровавшихся земцев, в 1898 г. он от имени социалистического пролетариата клеймил ничтожество русского либерализма.

Этот крутой подъем на "раз избранном пути" утомил г. Струве. Для него начинается (?) эпоха сомнений, колебаний, критики. В сфере критики марксизма, как раньше в сфере его популяризации, как позже в сфере идеалистической философии, г. Струве не дал ни одной широкой самостоятельной мысли. Вряд ли есть сейчас в России десяток образованных людей, которые могли бы изложить критические идеи г. Струве в области социологии и политической экономии. Все это бесследно забыто. Но мы занимаемся здесь не оценкой научных опытов г. Струве, — нас интересует физиономия политика. Поэтому достаточно будет сказать, что посредством критики марксизма г. Струве во всяком случае благополучно ликвидировал свою связь с рабочим движением, которому он — худо ли, хорошо ли — начал было служить, и помог ликвидировать эту связь значительной группе интеллигенции.

Социал-демократия так и поняла критическую эволюцию Струве. В 1900 г. один из писателей-марксистов, остановившись на последней фазе развития Струве, сказал ему словами шиллеровского Флеско: "Der Mohr hat seine Arbeit gethan, der Mohr kann gehen" ("Мавр выполнил свою работу, — мавр может уходить"). — "Не торопитесь давать мне увольнительный билет! Подождите, — и вы увидите, что, несмотря на мои теоретические отклонения от вас, я буду делать с вами одно и то же дело!" — таков был смысл ответа г. Струве.