Когда мы начинаем более глубоко осознавать суть новой суперсимволической экономики, становится очевидным, что информационные проблемы больше не являются для нас далекими или неясными. Общественность, само существование которой все больше зависит от манипулирования символами, также становится все более чувствительной к их значению. Одна из вещей, которая уже была сделана, — это утверждение «права знать», особенно в той сфере, которая непосредственно связана с благосостоянием людей.
В 1985 г. в отчете бюро рабочей статистики Соединенных Штатов сообщалось, что более половины из 2,2 млн. рабочих, подвергшихся крупномасштабному увольнению, менее чем за 24 часа были извещены о том, что их выбрасывают на улицу[375]. К 1987 г. рабочие организации пытались провести закон, который требовал бы от крупных фирм при планировании серьезных увольнений извещать об этом своих работников за 60 дней и информировать об этом также городские и государственные управленческие структуры.
Работодатели резко выступали против предлагаемого закона, аргументируя это тем, что доступ общественности к этой информации подорвал бы усилия фирмы, направленные на спасение предприятия. Кто захотел бы вкладывать в него свои деньги, или сливаться с ним, или заключать контракт о работе с ним, или повторно финансировать его, если хотя бы что-нибудь стало известно о том, что ожидаются массовые увольнения?
Тем не менее росла поддержка этого мероприятия со стороны общественности. Лидер демократической партии в сенате сказал об этом так: «Это — не вопрос о рабочей силе. Это — вопрос о справедливости и честности»[376].
К 1988 г. борьба по этому вопросу охватила весь Вашингтон, при этом конгресс был за него, а Белый дом — против. В конце концов, закон прошел, несмотря на угрозу президентского вето. Теперь американские рабочие и служащие имеют право заранее знать, когда они могут потерять работу из-за закрытия предприятия.
Американцы хотят также иметь больше информации об условиях, в которых они трудятся. По всей территории Соединенных Штатов группы по охране окружающей среды и целые сообщества настойчиво требуют от компаний и правительственных служб детальных сведений о токсических отходах и других вариантах загрязнения территории.
Недавно они почувствовали себя сильно уязвленными, узнав, что по крайней мере 30 раз между 1957 и 1985 г., т.е. чаще, чем раз в год, предприятие по ядерному оружию «Саванна Риве», расположенное в Южной Каролине около Айкена, переживало то, что один ученый впоследствии определил как «происшествие с реактором, имеющее исключительно большое значение». Речь идет о крупной утечке радиоактивности и разрушении ядерного реактора, который оказался расплавленным. Однако ни одно из этих происшествий не было доведено до сведения местных жителей или широкой общественности. Ничего не было предпринято и тогда, когда ученый подчинился внутреннему меморандуму об этих «инцидентах». Эта история не выходила на свет вплоть до 1988 г., когда она была обнародована на слушаниях в конгрессе.
Предприятием, работавшим на правительство Соединенных Штатов, управляли Е. И. дю Понт и Компания, и дю Понт был обвинен в сокрытии фактов. Компания немедленно выступила с опровержением, указывая, что она постоянно сообщала о несчастных случаях в министерство энергетики.
Как известно, на этом этапе министерство признало себя виновным в том, что оно сохранило эти данные в тайне. Оно с головой погрязло в военной секретности и традициях манхэттенского проекта, который привел к использованию атомной бомбы во Второй мировой войне. Однако общественное давление, направленное на раскрытие этих тайн, вызвало внутреннюю борьбу между министром энергетики Джоном Херрингтоном, выступающим за более высокие требования надежности и большую открытость, и его собственными сотрудниками, которые сопротивлялись этому.
Но хотя внутри министерства и бушевал этот конфликт, революционный новый закон начал действовать, впервые выступая с требованием, чтобы всем сообществам, на всей территории Соединенных Штатов, была дана ясная и детальная информация о токсических отходах и других опасных материалах, которым они могут подвергнуться. «Впервые, — сказал Рихард Зигел, консультант фирмы, которая помогла ускорить согласие на это трехсот различных предприятий, — общественность собирается узнать, что же выпускает предприятие, расположенное на той же улице». И это было еще одной явной победой в вопросе об общественном доступе к информации.
Все усиливающаяся борьба за гласность — это не только американский феномен, и она не ограничивается чисто национальными вопросами.
В японском городе Осака жители образовали организацию под названием «Право Знать Сеть Канзай», которая проводила акции в отношении муниципальных и префектурных органов управления, требуя от них доступа к ранее засекреченной информации[377]. Из 12 запросов на имя префектур шесть были одобрены, а остальные быстро отклонены. Среди этих последних был запрос об информации, касающейся отчета по расходам губернатора.
Ответ правительства города Осака был, так сказать, крайне искусным. Когда группа потребовала документы, относящиеся к покупке картины Модильяни, которая украшает сейчас музей современного искусства Осаки, чиновники не ответили «нет». Они просто вообще не дали ответа. Однако требования обеспечить доступ к публичным документам как на местном, так и на общенациональном уровнях не прекращались.
Рост того, что можно назвать осознанием роли информации («info - awareness»), идущий параллельно росту экономики, основанной на компьютерах, информации и коммуникации, вынудил правительства разных стран уделять все больше внимания вопросам, относящимся к знанию, — таким как секретность, общественный доступ, личное, частное дело.
С тех пор как Соединенные Штаты приняли акт о свободе информации в 1966 г., расширяющий право граждан на доступ к государственным документам, эта концепция распространяется и на другие передовые экономические системы[378]. Дания и Норвегия последовали этому примеру в 1970 г., Франция и Нидерланды — в 1978 г., Канада и Австралия — в 1982 г. Однако этот список не полностью отражает данную тенденцию, ибо гораздо большее число штатов, провинций и городов сами проявили такую законодательную инициативу, причем в ряде случаев они сделали это раньше, чем государство в целом. Именно так было в Японии, где пять префектур, пять крупных городов, два специальных округа и восемь обычных городов уже сделали это в 1985 г.
В тот же самый период наблюдается быстрое распространение законов, определяющих право на частную собственность. Законы относительно частной собственности были приняты в Швеции в 1973 г., в Соединенных Штатах — в 1974 г. В 1978 г. их примеру последовали Канада, Дания, Франция и Западная Германия; Великобритания присоединилась к ним в 1984 г. Многие государства учредили агентства по «защите данных», специально предназначенные для того, чтобы предотвратить компьютерные злоупотребления правом частной собственности. Естественно, что понятия и методы, используемые для этого, неодинаковы в разных странах, так же как и их эффективность. Тем не менее общая картина совершенно ясна: повсюду, где развивается суперсимволическая экономика, информационные вопросы становятся все более важными в политическом отношении.
