Как раз когда Европейское Сообщество предпринимает решительные попытки сгладить различия и сконцентрировать принятие решений в сферах политики и экономики, многие страны пользуются этим наступлением сверху на государственную власть и осуществляют одновременно атаки снизу. «Единый европейский рынок, — говорит Жан Шемен, руководитель управления экономического развития зоны вокруг Лиона во Франции, — предоставляет нам великолепную возможность избавиться от централизованной в Париже власти». Действительно, у региона Рона-Альпы, куда входит Лион, тесные связи с находящимися вне Франции Каталонией, Ломбардией и Баден-Вюртембургом, с которыми его объединяют общие интересы.

С распространением суперсимволической экономики создается клиентура для радикальных перемен во власти на местном, региональном, государственном и международном уровнях. Можно предположить, что проводимая политика расколет избирателей на четыре различные группы: «глобалисты», «националисты», «регионалисты» и «местные патриоты». Каждая будет яростно отстаивать свои взгляды (и свои экономические интересы). Каждая станет искать союзников.

Каждая группа не только привлечет к себе определенные финансовые и промышленные круги в зависимости от их своекорыстных целей, но и объединит вокруг себя талантливых артистов, писателей и интеллектуалов, которые будут разрабатывать для нее соответствующее идеологическое обоснование.

Более того, вопреки общепринятому мнению, регионы и местности отнюдь не становятся единообразными, а стремятся всячески подчеркнуть имеющиеся различия. «Вы делаете серьезную ошибку, если рассматриваете Соединенные Штаты Америки как единое целое. Разные части страны отличаются друг от друга как день и ночь», — говорит Джеймс Крупи, президент находящегося в Далласе Международного центра управления.

Можно, конечно, не соглашаться с мнением Крупи, который утверждает: «Соединенные Штаты приближаются к тому, чтобы стать страной городов-государств»[276]. Но если внимательно посмотреть на статистические данные за 80-е годы, то отчетливо видно углубляющееся различие между двумя побережьями, Средним Западом и нефтеносным районом, а также между большими городскими центрами и пригородами. Касается ли это жилищного строительства темпов развития, уровня занятости, инвестиций или условий жизни. Эти различия скорее будут углубляться, чем стираться под воздействием новой экономики, которая выступает против однородности, провозглашенной в эпоху «фабричных труб».

В то время как регионы и местности укрепляют свойственные только им культурные, экономические и политические особенности, правительствам становится все труднее управлять ими, применяя традиционные методы: централизованное государственное регулирование, налогообложение и финансовый контроль. Увеличение или снижение размера капиталовложений или установление новой налоговой ставки будут приводить к абсолютно несхожим последствиям в разных частях одной и той же страны.

И когда это неравенство возрастает, оно может вызвать всплеск экстремистских движений, требующих региональной или местной автономии или фактического отделения. Взрывоопасная ситуация, которая ждет лишь детонации, присутствует во всех развитых экономиках.

В любой стране некоторые регионы уже считают себя обманутыми в экономическом отношении со стороны центральной власти. Обещания устранить региональные различия мало оправдывают ожидания, о чем вам поведает любой житель Глазго ( в озрождение сепаратистских настроений в Шотландии, по утверждению прессы, настолько взволновало английскую королеву, что она выразила беспокойство по поводу распада Соединенного Королевства)[277]. Единство Канады находится в очень шатком положении.

Кроме того, помимо экономического неравенства имеется недовольство на почве языковых и этнических различий в таких разных местах, как Южный Тироль, Бретань, Эльзас, Фландрия, Каталония. Объединенная Западная Европа будет вынуждена предоставлять все больше региональной и местной автономии или силой пытаться положить конец этим движениям.

В Центральной Европе во времена правления Габсбургов в XIX в. и начале XX в. враждебность среди германских, итальянских, польских, венгерских, словацких и австрийских подданных открыто пресекалась центральной властью. Когда после Первой мировой войны многонациональное государство распалось, эти нации питали друг к другу непримиримую вражду. Крах господства Советского Союза в Центральной Европе пробудил старые недовольства. Мы уже наблюдаем обострение конфликта в отношении венгерского меньшинства в Румынии и турок в Болгарии[278].

Далее к югу может распасться Югославия, поскольку проживающие в ней сербы, албанцы, хорваты и другие народы воюют друг с другом. Все эти не принимаемые в расчет гигантские центробежные силы способны привести к развалу и самого Советского Союза.

Эпоха «фабричных труб» была отмечена размахом создания государственности, что привело к осуществляемому из центра руководству малыми общинами, городами-государствами, регионами и провинциями. Такая консолидация способствовала тому, что столицы стали местом сосредоточения огромной государственной власти. Упадок эпохи «фабричных труб» будет порождать чувство глубокого возмущения, сильной тревоги, будоража общественные настроения, вызванные перемещением власти. Во многих частях света будет расти число экстремистских групп, для которых демократия — причиняющая неудобство помеха, и для проведения в жизнь своих фанатичных идей они будут стремиться снести эту преграду.

В период массовой демократии люди, партии и политические курсы обычно характеризуются как левой или правой ориентации. А проблемы, как правило, подразделяются на «внутренние» и «внешние». Все это соответствует определенной структуре.

В условиях новой системы создания материальных благ данные политические ярлыки и соответствующие им коалиции становятся устарелыми. Экологические катастрофы никогда не бывают ни правыми, ни левыми, а последствия некоторых из них сказываются не только внутри одной страны, но и в международном масштабе.

Многие из наиболее серьезных проблем, связанных с окружающей средой, от загрязнения воздуха до токсичных отходов, являются побочными продуктами старых промышленных методов создания материальных благ. Новая же система, делающая упор на уровень развития науки и степень ее технологического применения, стремящаяся к рассредоточению производства, а не к его концентрации, добиваясь впечатляющих достижений в создании безотходных технологий, дает возможность надеяться на благотворное сочетание экологического здравомыслия и экономического прогресса.

Однако маловероятно, что ближайшие 10 или даже 20 лет пройдут без очередного Чернобыля, Бхопала или новых разливов нефти, как было на Аляске, этого опасного наследия эпохи «фабричных труб». Это, в свой черед, приведет к обострению конфликтов в отношении новых технологий и их возможных последствий. Общественность каждой страны (а в действительности всех стран) станет требовать друг от друга «экологических компенсаций» и бороться за возмещение расходов по устранению последствий загрязнения. Другие будут заниматься «экологическим шантажом» или требовать «выкуп», вымогая деньги за то, что они воздержатся от действий, которые могут привести к выпадению радиоактивных осадков, кислотных дождей, погодным изменениям, токсичным отходам или другим опасным последствиям за пределами границ своих стран.

Станут ли развитые державы улаживать это, предоставляя «экологическую материальную помощь» странам наподобие Бразилии или Индии, чтобы удержать их от беспощадной вырубки лесов, джунглей и других вредных действий по отношению к окружающей среде? Какое влияние природные катаклизмы оказывают на новую систему мировой экономики? Землетрясение в Токио теперь может повлечь за собой хаос на Уолл-стрит. Будет ли Уолл-стрит содействовать Токио в разработке антисейсмических программ? Имеют ли такие проблемы правый уклон или левый? Внутренние они или внешние?[279]