Дрогнуло на мгновение сердце Иисуса: разве можно оставить товарищей рыдать, а самому уйти? Он поднял глаза, глянул на Иуду, но тот уже давно пристально смотрел на Иисуса своими жестокими голубыми глазами, догадываясь, что творится в душе его и сколь великая любовь могла поколебать его силы. На мгновение взгляды их встретились, схватились друг с другом в воздухе: один — строгий и безжалостный, другой — умоляющий и горестный. Но это длилось всего лишь мгновение, равное вспышке молнии. Иисус тут же вскинул голову, горько улыбнулся Иуде и снова обратился к ученикам.

— Что вы плачете? — сказал он. — Неужели вы боитесь самого милосердного и самого человеколюбивого из ангелов Божьих — Ангела Смерти? Я должен претерпеть мучения, подвергнуться распятию и спуститься в потусторонний мир, но через три дня я воспряну из могилы и вознесусь на небо, чтобы воссесть рядом с Отцом.

— Ты снова оставишь нас? — воскликнул сквозь слезы Иоанн. — Под землю или на небо, но только возьми нас с собой, Учитель!

— Тяжел труд и на земле, любезный Иоанн. Здесь, на тверди земной, вы должны остаться и трудиться на ней. Здесь, на земле, боритесь, любите, ждите — и я приду!

Но Иаков уже примирился с мыслью о смерти Учителя и теперь раскидывал умом, что им нужно делать на земле, когда они останутся без Учителя.

— Мы не можем противиться воле Божьей и воле Учителя, — сказал он. — Твой долг, Учитель, как о том говорят и пророки, — умереть, а наш долг — жить, дабы не пропали сказанные тобой слова, дабы утвердили мы их в новом Святом Писании, установили законы, возвели наши синагоги по всему миру, избрали наших первосвященников, фарисеев да книжников.

Иисус пришел в ужас.

— Так ты распинаешь дух! — воскликнул он. — Нет! Нет, я не желаю этого!

— Только так дух и может не обратиться в воздух и сохраниться! — возразил Иаков.

— Но так он не будет больше свободным, не будет духом!

— Достаточно, что он будет похож на дух. Для этого нам работы хватит, Учитель.

Холодный пот выступил на челе Иисуса. Он быстро пробежал взглядом по лицам учеников: никто из них даже не шевельнулся, чтобы возразить. А Петр смотрел на сына Зеведеева с восхищением: у него женский ум, он наловчился еще на челнах своего властолюбивого отца, а теперь, глядишь, поставит на место и самого Учителя…

Иисус в отчаянии протянул руку, словно умоляя о помощи:

— Я пошлю вам Утешителя — духа истины. Он будет вести вас.

— Пошли нам скорее Утешителя, Учитель… а не то мы собьемся с пути и не сможем отыскать тебя! — воскликнул Иоанн.

Иаков кивнул своей крепкой, упрямой головой:

— И этот дух, который ты называешь духом истины, тоже предадут распятию. Пока существуют люди, дух будут распинать, Учитель, так и знай. Но ничего, всегда что-нибудь да останется, а нам этого достаточно.

— Мне, мне этого недостаточно! — в отчаянии вскричал Иисус.

Услыхав его горестный крик, Иаков смутился, подошел к Учителю и взял его за руку.

— Тебе недостаточно, потому ты и идешь на крест. Прости, что я стал возражать тебе, Учитель. Иисус опустил руку на упрямую голову Иакова.

— Если Бог желает, чтобы на земле вечно распинали дух, благословен да будет крест. Да взвалим его на плечи наши с любовью, терпением и верою. И однажды он станет крыльями на плечах наших.

Все умолкли. Луна стояла теперь уже высоко в небе. Мертвенно-бледный свет струился на столы. Иисус сложил руки на груди.

— Окончен труд: все, что нужно было сделать, я сделал, все, что нужно было сказать, я сказал. Думаю, я исполнил свой долг до конца и потому могу сложить руки на груди.

С этими словами он кивнул сидевшему напротив Иуде, тот встал, затянул свой кожаный пояс, взял свой корявый посох, а Иисус сделал ему знак рукой, словно прощаясь.

— Этой ночью мы пойдем молиться под маслинами Гефсимании за Долиной Кедров. Отправляйся с милостью Божьей, Бог с тобой, брат мой Иуда.

Иуда открыл было рот, желая сказать что-то, но передумал. Дверь была распахнута настежь, и он стремительно вышел. С каменных ступеней послышался тяжелый топот его огромных стоп, спускавшихся вниз.

— Куда это он? — обеспокоенно спросил Петр, намереваясь подняться и пойти следом за Иудой.

Иисус остановил его:

— Закрутилось колесо Божье, не вмешивайся.

Поднялся ветер, языки пламени на семи свечниках заколебались. И вдруг резкий порыв задул светильники. Все внутри заполонил лунный свет. Нафанаил испугался и наклонился к приятелю:

— Это не ветер, Филипп. Кто-то вошел в комнату. Может быть, это смерть?

— А если и смерть, тебе какое дело? — ответил пастух. — Не за нами.

Он похлопал по спине друга, который все не мог прийти в себя.

— Большому кораблю — большое плавание, мы же — слава Богу! — челноки да ореховые скорлупки.

Лунный свет залил лицо Иисуса и поглотил его, не оставив ничего, кроме пары черных глаз. Иоанн испугался и тайком протянул руку к лицу Учителя, желая убедиться, что оно еще есть.

— Учитель, — прошептал он, — где ты?

— Я еще не ушел, любезный Иоанн, — ответил Иисус. — На мгновение я исчез, потому что думал о словах, сказанных мне когда-то неким подвижником на святой горе Кармиле. «Я погрузился в пять канав моего тела, словно свинья», — сказал он. «И как же ты спасся, дедушка? Тебе, наверное, пришлось выдержать тяжкую борьбу?» «Ничуть, — ответил он. — Однажды утром я увидел цветущее миндальное дерево и спасся». Цветущим миндальным деревом, любезный Иоанн, сегодня вечером показалась мне на мгновение смерть. Он встал и сказал:

— Пошли. Пришел час.

Иисус пошел впереди, а следом за ним — погрузившиеся в раздумья ученики.

— Пошли отсюда, — тайком сказал приятелю Нафанаил. — Только давай и Фому возьмем с собой.

Они попытались отыскать в лунном свете Фому, но тот уже успел свернуть в одну из узких улочек. Эти двое немного отстали, а когда Долина Кедров была уже близко, оторвались от остальных и пустились наутек.

Иисус спустился вместе с оставшимися учениками в Долину Кедров, затем поднялся на противоположный склон и пошел по тропе к масличной роще в Гефсимании. Сколько часов провели они здесь ночами под прадавними маслинами, беседуя о милости Божьей и людских беззакониях!

Они остановились. В тот вечер ученики плотно поели и много выпили, и потому сон одолевал их. Они расчистили ногами землю, освободив ее от камней, и приготовились к ночлегу.

— Троих не хватает, — сказал Учитель, оглядевшись вокруг. — Куда они делись?

— Сбежали… — гневно сказал Андрей. Иисус улыбнулся:

— Не осуждай их, Андрей. В один прекрасный день они вернутся, вот увидишь, — вернутся все трое, и у каждого из них будет самый царственный венец на челе — из терниев и бессмертника…

Сказав это, он прислонился к масличному древу и вдруг почувствовал сильную усталость.

Ученики уже улеглись, пристроив головы вместо подушек на крупных камнях.

— Иди сюда, Учитель, приляг между нами, — сказал, зевая, Петр. — Андрей постоит на страже, Иисус оторвался от дерева и сказал:

— Петр, Иаков, Иоанн, идемте со мной!

Его повелительный голос был полон печали.

Петр сделал вид, будто не слышит, вытянулся на земле и снова зевнул, но сыновья Зеведеевы взяли его за руки и подняли.

— Пошли. Не стыдно тебе?

Петр подошел к брату.

— Андрей, неизвестно, что может случиться. Дай мне нож. Иисус пошел впереди. Они вышли из-под масличных дерев на свет. Напротив в одеяниях из лунных лучей сиял белоснежный Иерусалим, небо над ними было, словно молоко, без единой звезды, а полная луна, которая ранее явилась их взорам при поспешном восходе, теперь неподвижно повисла.

— Отче, — пробормотал Иисус, — Отче сущий на небесах и на земле, мир, созданный Тобой, прекрасен — и тот, что мы видим, и невидимый нам. И я не знаю — прости меня, — не знаю, Отче, который из них прекраснее, — он склонился, взял пригоршню земли и вдохнул ее запах, напоивший все его тело. Очевидно, где-то поблизости росли мастиковые деревья — земля пахла древесной смолой и медом. Иисус прижал ее к щеке, шее, губам и прошептал: