Соклей поцеловал двоюродного брата в щеку.

— Ты понял! — воскликнул он.

И только тут осознал, что то, как Менедем описал философов Лицея, вряд ли может сойти за комплимент.

— Мне пора, мой дорогой, — проговорил Менедем. — Зайду на судно, а потом вернусь в город, чтобы поговорить с другими ювелирами. И — кто знает? У одного из них вполне может оказаться хорошенькая жена. — И он поспешил прочь, не дожидаясь возмущенных комментариев двоюродного брата.

Подавив вздох, Соклей вернулся к расхваливанию достоинств шелка.

«Менедем сказал это нарочно, — подумал он. — Он хотел, чтобы я подпрыгнул от возмущения, и ему удалось своего добиться».

Но Соклей знал также, что, если одна из жен ювелиров и вправду приглянется Менедему, его двоюродный брат вполне может попытаться ее обольстить.

«И если Менедем так поступит, нам, возможно, придется двинуться в Афины раньше, чем он того желает».

Соклей покачал головой. Торговля здесь шла так хорошо, что им очень нужно было задержаться. К тому же он хотел, чтобы у них была возможность вернуться в Милет в следующем году или через год.

И тут к родосцу подошел пухлый мужчина в хитоне из снежно-белого льна и в сандалиях с золотыми пряжками и стал ждать, когда на него обратят внимание.

— Радуйся, — сказал Соклей: человек этот казался достаточно зажиточным, чтобы пробудить в нем надежду заполучить такого покупателя. — Ты хотел купить шелк?

— Радуйся, — ответил мужчина. Его выговор был не то чтобы ионическим, но что-то в произношении подсказало Соклею, что перед ним не эллин. — Для себя — нет. Но я пришел, чтобы сказать — моя 'оспожа может стать твоей покупательницей, если у тебя есть то, что ей нужно.

— Твоя… госпожа? — Соклей надеялся, что не выказал своего удивления.

В Милете немногие одевались так хорошо, как этот человек, и Соклей решил сначала, что у него имеются собственные деньги. Но если он был чьим-то рабом, то сколько же денег было у того, кто им владел?

— Да, господин, — ответил толстяк. — Моя 'оспожа — Метрикхе, ее хорошо знают в Милете. Она может 'аинтересоваться твоим шелком, если у тебя есть ткань 'остаточно хорошая 'ля… профессиональных целей, ну, ты понимаешь.

— Да, — сказал Соклей, догадавшись, что речь идет о гетере.

«Его госпожа просто обязана быть гетерой, — подумал он. — И к тому же очень богатой, если может позволить себе так одевать раба».

— Я буду счастлив показать тебе, что у меня есть.

— Спасибо, 'осподин, но не мне. — Толстяк помотал головой из стороны в сторону, снова доказав этим жестом, что он не эллин. — Но если ты принесешь шелк в 'ом моей 'оспожи…

Соклей чуть не расхохотался.

«Вот Менедем расстроится, что так не вовремя отправился к ювелирам, — подумал он. — Будь он здесь, он бы сделал все, что угодно, — разве что не побил бы меня камнями, — чтобы пойти туда самому».

— Да, сейчас, — ответил он рабу. — Дай мне отобрать несколько самых лучших штук шелка, которые подошли бы твоей госпоже.

Отыскав требуемое, Соклей сказал сопровождавшим его на рынке морякам:

— Если кто-нибудь явится и захочет что-то купить, дайте ему знать, что я очень скоро вернусь.

— Слушаюсь, — ответил один из моряков. И с ухмылкой добавил: — Похоже, на тебя свалилась очень трудная работа.

— И впрямь трудная, верно? — ответил Соклей с совершенно серьезным выражением лица. Потом повернулся к рабу: — Я готов. Веди меня к своей госпоже.

Как и в большинстве полисов, жилища богатых и бедных стояли тут бок о бок, и было нелегко сказать, кто где живет: богачи прятали свое состояние за стенами домов.

Когда раб остановился и объявил:

— 'от мы и пришли, — Соклей увидел побеленный дом с крепкой на вид дверью.

И дверь, и дом предполагали наличие у хозяйки богатства, но вовсе не гарантировали их.

Раб, который привел Соклея, постучал, и дверь открыл другой раб.

— Пойдемте со мной, господин, — сказал он Соклею и провел его в андрон.

И снова Соклей скрыл изумление, подумав: «Неужели в доме гетеры все-таки есть мужские покои? Что бы это могло означать?»

Все кресла и столы в андроне были очень добротные. Двор, в который заглянул Соклей, тоже говорил о немалом богатстве — колоннада с внешнего края, аккуратный палисадник вокруг фонтана и почти в рост человека статуя богини, больше смахивающей на Артемиду, чем на Афродиту. Соклей ожидал чего-то более кричащего и непристойного.

Один из рабов принес ему вино и оливки. Едва отведав вина, Соклей резко приподнял брови. Он узнал ариосское — самое великолепное вино Хиоса; «Афродита» отвезла такое вино в Великую Элладу в прошлом году. Если Метрикхе могла себе позволить такое вино, она была более чем зажиточна.

Острые зеленые оливки тоже были отличными, очевидно, первого урожая.

Метрикхе дала Соклею достаточно времени, чтобы освежиться, прежде чем вошла в андрон. Может, один из ее рабов присматривал за гостем, а может, она просто знала, сколько времени требуется мужчине. Как бы то ни было, Соклей успел поставить пустую чашу, когда хозяйка показалась в дверях и, слегка помедлив, сказала:

— Радуйся. Ты — продавец шелка?

— Радуйся. Да, это я.

Соклей тем временем потихоньку рассматривал Метрикхе. Никто, глядя на ее одежду, не смог бы сказать, что она гетера. Эта женщина воистину казалась олицетворением верха респектабельности. Поверх длинного хитона она носила накидку из прекрасной мягкой шерсти; Милет славился качеством своих тканей. Мало того, на хозяйке даже была вуаль, скрывающая лицо гетеры от глаз Соклея.

«Какое разочарование», — подумал он.

Должно быть, юноша не сумел скрыть эту мысль, потому что Метрикхе засмеялась.

— А ты ожидал увидеть меня в такой одежде, сквозь которую смог бы рассмотреть с головы до ног? — спросила она, входя и садясь.

Двигалась она с грацией танцовщицы.

У Соклея загорелись уши.

— Я думал… — пробормотал он — последнее слово казалось безопаснее, чем «надеялся».

— Не могу сказать, что удивлена. — Метрикхе покачала головой — удивительно выразительный жест. — Но — нет. Я не демонстрирую себя, пока не приходит время. И поэтому, когда время приходит, то, что я себя демонстрирую, значит гораздо больше.

— А… — Соклей наконец понял, в чем дело. — Понятно. В каждом ремесле есть свои тайны. Очевидно, ты хорошо знаешь свое дело.

— Раньше знавала лучше. — Склонив голову набок, она несколько биений сердца рассматривала гостя. — Ты не дурак, верно?

— Я очень стараюсь им не быть. — Соклей улыбнулся. — Конечно, я понимаю — тебе хочется, чтобы все мужчины вокруг были дураками. И уверен, ты знаешь, как получить именно то, что тебе хочется.

Его двоюродный брат куда больше любил цитировать Гомера, но несколько строк из «Одиссеи» сейчас показались Соклею подходящими:

Метрикхе снова внимательно посмотрела на него, Соклею показалось — на этот раз не столь дружелюбно, — и слегка раздраженно сказала:

— Я не превращаю мужчин в свиней.

Соклей не собирался спорить с покупательницей. Это могло лишить его возможности заключить сделку, хотя они еще даже не начали торговаться. Он проговорил, осторожно подбирая слова:

— Думаю, тебе и не надо их превращать. Разве многие мужчины и без того не свиньи, еще до того, как появятся у тебя в дверях?

— Ты — мужчина. Откуда тебе это 'нать? — наполовину удивленно, наполовину подозрительно спросила она.

«Откуда знать?» — задумался Соклей. Он знал, что происходит с женщинами после того, как город берут враги. Когда он учился в Афинах, он несколько раз ходил в театр на постановки Еврипида, в том числе на «Троянок». И он беспокоился за Менедема всякий раз, когда «Афродита» входила в новый порт. Что из этого он может рассказать незнакомке? Ничего, решил Соклей. Поэтому он просто пожал плечами и ответил: