Клейтелий кивнул.

— Красивые и смышленые ребятишки, — заметил Менедем.

— Ты слишком любезен, почтеннейший. — Клейтелий махнул в сторону андрона. — Входите, оба. Пусть мой дом станет вашим домом.

Раб зажигал лампы и факелы в андроне, в одном из углов которого стояла плетеная клетка с галкой. Серо-черная птица прыгала вверх-вниз по маленькой лестнице, зажав в клюве крошечный бронзовый квадратик в виде щита. Клейтелий засмеялся и насыпал ей семян. Птица со звоном выронила квадратик и начала клевать.

Такие диковинки всегда зачаровывали Соклея, и, само собой, он не удержался от вопроса:

— Много времени у тебя ушло, чтобы выдрессировать птицу?

— Меньше, чем ты думаешь, всего пара месяцев, — ответил Клейтелий. — Они удивительно умные — к тому же бронзовый квадрат сверкает, а галки любят такие штуки.

— Как интересно, — сказал Соклей.

Менедем подумал, уж не собирается ли его двоюродный брат тоже купить галку по возвращении на Родос.

Они ели, возлежа на кушетках. Поскольку в андроне было всего трое мужчин, у каждого было отдельное ложе. Ситос состоял из ячменной каши с луком, грибами и фенхелем. На опсон повар принес запеканку из креветок, сыра и оливок. Хотя в блюдах не было ничего особенного, приготовлены они были вкусно.

И вино, поданное после того, как блюда унесли прочь, тоже оказалось очень хорошим.

Менедем и Соклей поделились с Клейтелием новостями, и тот сказал:

— О, так вы видели проплывающий мимо флот Птолемея, вот как? Не знаю, долго ли он тут пробудет, но, пока корабли здесь, все будет прекрасно. Говорят, что с Птолемеем его жена и что она беременна.

— Об этом я не слышал, — сказал Менедем.

Соклей покачал головой, чтобы показать, что и он не слышал ничего подобного.

— Имейте в виду, я не знаю, правда ли это, — проговорил Клейтелий. — Если Береника и здесь, она не ходит сама за покупками на агору. — Он засмеялся.

Менедем тоже засмеялся, но Соклей сказал:

— А, Береника. Она не жена Птолемея, а его наложница. Птолемей женат на Эвридике, дочери старого Антипатра.

Он отслеживал подобные вещи так же тщательно, как отслеживал относительную стоимость шелка и благовоний.

— Вот как? — слегка упавшим голосом переспросил Клейтелий.

Его новости оказались не то чтобы ложными, но слегка недостоверными. Немного подумав, Менедем и сам припомнил, на ком был женат Птолемей. Только вряд ли он вот так об этом бы заявил. С безжалостно точным человеком бывает труднее ладить.

Но проксен вроде бы не оскорбился — к счастью. После нескольких глотков вина улыбка его вернулась на лицо, подобно солнцу, вновь выглянувшему из-за маленького облачка. Он кликнул раба, коротко переговорил с ним и отослал прочь. Вскоре парень вернулся со словами:

— Все готово, господин.

— Хорошо, хорошо. Тогда ступай спать, ты нам больше не понадобишься этой ночью, — сказал Клейтелий.

Раб кивнул и исчез.

Клейтелий повернулся к родосцам.

— Я знаю, у вас был хлопотливый день. Ваши комнаты готовы.

— Спасибо за доброту, — ответил Менедем и осушил свою чашу.

Он бы не отказался выпить еще, но хорошо умел понимать намеки. Соклей, может, и не понял бы, но у него хватило ума встать, когда поднялся Менедем. Соклей бросил последний взгляд на галку перед тем, как Клейтелий вывел их из андрона во двор.

Пара мерцающих факелов давала достаточно света, чтобы проксен смог провести гостей в их комнаты.

— Приятного вечера, — проговорил он, — и увидимся утром.

С этими словами он ушел, насвистывая непристойную песенку.

— Спокойной ночи, — сказал Соклей и вошел в одну из комнат.

— Спокойной ночи, — ответил Менедем и вошел в другую.

В комнате он увидел стул со стоящей на нем маленькой глиняной лампой и кровать. На кровати лежала женщина, примерно ровесница Менедема — без сомнения, одна из рабынь Клейтелия. Она улыбнулась вошедшему и сказала:

— Радуйся.

— Радуйся, — ответил Менедем, тоже улыбнувшись.

Интересно, у Соклея в спальне тоже есть компания? Вероятно. Клейтелий был воистину заботливым хозяином.

— Как тебя зовут, милая?

— Меня зовут Эвноя, — ответила женщина.

— Что ж, Эвноя, снимай хитон, и мы позабавимся. — Менедем стянул через голову тунику.

Как только женщина тоже обнажилась, он лег на кровать с ней рядом, взял ее руку и положил на свой член, целуя и лаская груди Эвнои и гладя ее между ног. Как и большинство женщин, она опаляла растущие там волосы; ее тело было мягким и очень гладким.

Спустя некоторое время Менедем приподнял рабыню и прислонил к спинке кровати, наклонив вперед, а сам занял позицию сзади. Он уже готов был воткнуть, когда Эвноя оглянулась через плечо и сказала:

— Я бы не хотела беспокоиться о том, что у меня будет ребенок.

Юноша мог бы не обращать внимания на ее слова. Она была здесь для того, чтобы выполнять его желания, а не наоборот. Но, пожав плечами, Менедем ответил:

— Тогда наклонись еще немножко. — И, поплевав на себя, чтобы было легче, вошел в другую «дверь». — Вот. Так лучше?

— Ну… вроде да, — отозвалась Эвноя. — Только немножко больно.

— Ты сама так захотела, — сказал Менедем, не задумываясь — хотела ли она вообще отправляться к нему в постель.

И продолжил: ему-то было вовсе не больно, наоборот. Закончив, Менедем похлопал любовницу по круглому заду.

— Вот, дорогая, это тебе. — Он дал ей пару оболов. — И вовсе не обязательно говорить Клейтелию, что ты их от меня получила.

— Спасибо, — сказала Эвноя. — Все было не так уж плохо. Маленькие серебряные монеты явно многое ей возместили. Менедем на это и рассчитывал.

Он лег со словами:

— Поспи со мной. Мы повторим утром, тем способом, каким ты захочешь.

Он не сказал, что даст ей за это еще денег, но не сказал и обратного. Женщина легла с ним довольно охотно. Кровать была узка для двоих, но они прижались друг к другу, и стало вполне сносно. Обняв рабыню, Менедем уснул.

Соклей проснулся, когда женщина, которую Клейтелий одолжил ему на ночь, почти вышибла его из постели. Ему пришлось вцепиться в кровать, чтобы не упасть на пол, и его резкое движение разбудило рабыню. Оба они не сразу поняли, почему лежат тут рядом друг с другом. Соклею понадобилось еще мгновение, чтобы припомнить имя женщины.

— Доброе утро, Фестилис, — сказал он, все-таки вспомнив, как ее зовут.

— Доброе утро, господин, — ответила рабыня, усевшись и зевнув.

Ее груди слегка свисали, соски были большими и темными. Соклей догадывался, что она уже успела родить ребенка. Может быть, тот не выжил. Когда он протянул руку и лениво погладил женщину, та сказала:

— Погоди немножко, господин. Дай мне сперва воспользоваться горшком, если не возражаешь.

До того как она это сказала, Соклей не был уверен, что хочет ее снова, теперь же решил, что то был бы неплохой способ начать день.

— Давай, — кивнул он. — И когда закончишь, я воспользуюсь им сам. А потом…

Но едва он успел поставить горшок, как во дворе раздались быстрые шаги. Кто-то постучал кулаком в их дверь, а потом в дверь соседней комнаты, где ночевал Менедем.

Фестилис испуганно пискнула. Она явно не ожидала, что кто-то побеспокоит их так рано; свет, пробивающийся сквозь ставни, был еще серым, предрассветным.

— Кто там? — спросил Соклей.

Он взглянул на нож, который обычно носил на поясе, теперь лежавший на полу, — то был скорее инструмент, чем оружие. Соклей услышал, как Менедем задает тот же вопрос с таким же беспокойством в голосе. После того что случилось в Кавне, кто мог бы поручиться, что оставаться в доме проксена безопасно?

— Это я, Клейтелий, — раздался голос. — Вы, господа, должны немедленно одеться и выйти.

— Почему? — спросил Соклей с некоторым раздражением. Он оглянулся на Фестилис, которая в ожидании лежала голая на постели. Упустить шанс перепихнуться с ней после того, как он решил так поступить, — вот что его раздражало.