— Стой! — крикнул Диоклей, и гребцы сложили весла.

Моряки кинули канаты двум портовым рабочим, которые быстро пришвартовали «Афродиту» к одной из пристаней Великой гавани Родоса.

— Что вы здесь делаете? — удивился рабочий, забрасывая грубый льняной канат вокруг столба. — Никто не думал, что вы вернетесь раньше осени. Попали в беду в Кавне? — Он с хитрой усмешкой оглядел торговую галеру и ее капитана.

— Да, нам и вправду пришлось спешно оттуда уйти, — ответил Менедем, и рабочий ухмыльнулся еще шире.

«Значит, ты еще не слышал новостей», — подумал Менедем.

Он тоже улыбнулся — про себя — и, выдержав приличествующую случаю драматическую паузу, продолжал:

— Птолемей вторгся в Ликию и с армией, и с флотом. Он взял Фазелис, двинулся на запад и, вероятно, скоро захватит всю страну. Командующий гарнизоном Антигона в Кавне собирался схватить тамошнего родосского проксена, поэтому мы взяли с собой Киссида и его семью и убрались оттуда.

— Птолемей в Ликии?

Это спросил не только один рабочий — почти все, находившиеся в пределах слышимости, произнесли это хором. Все головы повернулись на северо-восток, как будто люди собирались увидеть отсюда Птолемея. Стал нарастать возбужденный говор.

— К закату весь полис только и будет говорить, что об этих новостях, — заметил Соклей.

— Наверное. Новости и впрямь важные, — ответил Менедем. — А теперь мы должны отвести Киссида и его родню к здешнему проксену Кавна. Ты знаешь, кто представляет интересы Кавна на Родосе?

— Не тот ли меняла, которого зовут Хагесидам? Его легко найти — за столом на агоре, где чужестранцы могут обменять серебро на родосские деньги.

— И где он может хорошенько заработать, — добавил Менедем. — Менялы никогда не голодают.

Он возвысил голос:

— Киссид! Эй, Киссид! Бери своих родственников и пошли с нами. Мы отведем тебя к проксену Кавна. Он устроит все твои дела.

— Перекинь сходни на пирс, — отозвался Киссид. — Когда я снова окажусь на суше, я поцелую землю.

Менедем отдал соответствующий приказ.

Сияя на солнце лысиной, Киссид поспешил на причал, за ним следовали его родные. Он суетливо дошел до конца сходней, ступил на родосскую грязь и выполнил свое обещание.

Соклей вынул изо рта обол и дал монетку парню, стоявшему на пристани.

— Ступай в дом моего отца — это рядом с храмом Деметры в северном конце города. Дай знать, что мы вернулись и что скоро появимся. Отец Менедема живет в соседнем доме, загляни и к нему тоже.

— Да, скажи моему отцу, что мы вернулись, — кивнул Менедем без малейшего энтузиазма.

Желая оттянуть момент, когда он снова увидит Филодема, он продолжил:

— Пошли напугаем старого Хагесидама. — И сам двинулся по сходням на причал.

Его двоюродный брат последовал за ним, то и дело оглядываясь через плечо.

— А ты уверен… что здесь все будет в порядке?

— Я тебя знаю, — открыто рассмеялся Менедем. — Ты имеешь в виду не «все», а свой драгоценный череп грифона. Скажи, дорогой: найдется ли настолько безумный вор, чтобы его украсть?

У Соклея побагровели уши.

— Думаю, череп кое-что стоит, — с достоинством произнес он. — И полагаю, философы в Афинах со мной согласятся.

— А кто-нибудь еще согласится? — спросил Менедем.

Соклей доказал свою непоколебимую честность, покачав головой.

Менедем снова засмеялся. Он и сам прекрасно понимал, что другой ответ на его вопрос маловероятен.

— Пойдем с нами! — помахал он Киссиду. — Мы с братом отведем тебя к проксену.

Ну а когда с этим будет покончено, у него не останется иного выбора, кроме как пойти домой, — Менедем это знал.

Отец ждал его во внутреннем дворе.

— Я слышал, ты вернулся домой, — сказал Филодем вошедшему сыну, — но еще не слышал — почему.

— Сейчас я тебе объясню, — ответил Менедем.

Оба направились к андрону, и сын по дороге, не останавливаясь, рассказал отцу всю историю.

— …В общем, — закончил он, — у меня не было иного выхода, кроме как привезти Киссида и его семью на Родос.

Отец внимательно смотрел на него.

«Он смотрит не на меня, а сквозь меня», — нервно подумал Менедем.

Где-то снаружи дятел забарабанил по древесному стволу, и этот звук заставил юношу вздрогнуть.

— Не нужно подпрыгивать, сын, — проговорил Филодем. — Я тоже не вижу, что еще ты мог бы сделать. Если человек принимает тебя как друг, ты не можешь бросить его на поживу врагам.

Менедем постарался ничем не выказать своего облегчения.

— Именно так я и подумал. Он взял нас в свой дом, хотя и знал, что это может разозлить капитана Антигона. А потом пришли новости насчет Птолемея…

— Да. — Филодем кивнул. — Это тоже вписывается в картину. Если Птолемей движется через Ликию, война у самого нашего порога. Я хотел бы, чтобы она была где-нибудь подальше. Если Птолемей и Антигон начнут колошматить друг друга по соседству, то один из генералов обязательно заметит, какие у нас прекрасные гавани и какие из нас выйдут ценные подданные.

Хотелось бы мне ответить, что ты ошибаешься, господин.

Менедему хотелось бы так ответить по разным причинам. Не только из-за того, что он беспокоился о родном полисе, но и потому, что он не привык соглашаться с отцом.

Чтобы не думать об этом, Менедем сменил тему разговора:

— Какой опсон Сикон приготовит для нас нынче вечером?

— Не знаю, — ответил Филодем. — Он побежал на рынок, как только парень из порта явился сюда, крича, что «Афродита» вошла в гавань. Когда Сикон уходил, он еще возмущался, что ему никто ничего заранее не сказал. — Филодем возвел глаза к потолку. — Ты же знаешь, какие они — повара.

— Да уж, это все знают, — ответил Менедем.

Как и любой домашний повар, Сикон был рабом, но, поскольку был мастером своего дела и единолично правил кухней, частенько держал себя словно хозяин дома. Менедем поднялся с кресла.

— С твоего позволения, отец, я пойду на кухню и выясню, что он затевает.

— Удачи. — Даже обладавший железной волей Филодем часто терялся в перепалках с Сиконом.

Повар был человеком средних лет, со склонностью к полноте — а кому нужен повар, который не интересуется кушаньями, которые сам готовит?

— Подглядываем, так? — спросил он, когда Менедем сунул голову в дверь.

— Я вообще-то здесь живу — время от времени, — снисходительно ответил Менедем.

Он тоже не хотел ссориться с поваром. Человек, который часто ссорится с поваром, скоро об этом пожалеет.

— А, это ты, молодой хозяин, — с облегчением заметил Сикон. — Я думал, это твоя мачеха. — Произнося последнее слово, он насмешливо фыркнул, удивительно напомнив дурного нрава осла.

Вторая жена Филодема была на десять лет моложе своего пасынка.

— Уж ты-то не будешь биться в припадке, если я потрачу пару лишних оболов, чтобы угостить вас на опсон чем-нибудь повкуснее кильки или селедки.

— Бавкида просто серьезно относится к своим обязанностям. — Менедем не хотел ругать молодую хозяйку. Она вызывала в нем совсем иные желания…

Будь Бавкида женой другого, любого другого мужчины, Менедем бы уже давно ухлестывал за ней. Он знал себя достаточно хорошо, чтобы в этом не сомневаться. Но даже он избегал прелюбодеяния с новой супругой отца.

— Да ну! — Сикон воздел руки к потолку. — Можно подумать, если я сегодня куплю что-нибудь вкусное, то следующие десять лет мы будем есть одну овсяную кашу! Не мог бы ты хоть немного вразумить ее, молодой хозяин? Твой отец не хочет этого делать, и очень жаль. Бавкида просто презирает меня, как свободные люди иногда презирают рабов, но, может, тебя она послушает.

— Может быть, — неловко проговорил Менедем.

Меньше всего ему требовался повод, чтобы поговорить с Бавкидой; напротив, ему нужны были причины, чтобы не приближаться к ней. Поэтому он сменил тему разговора.

— И что именно вкусного ты сегодня нашел?