Он произнес это название с большей готовностью, чем Менедем.

— Ты должен поговорить с навархами, господин, — заявил плотник. — Пусть меня заберут эринии, если не так! Флотилия подобных судов могла бы заставить самую многочисленную шайку пиратов пожалеть, что они выбрали такое ремесло.

— Ты думаешь? — спросил Менедем.

Но он тоже мысленным взором видел тригемолию — как она скользит по глади Эгейского моря, быстрая и смертельно опасная, словно барракуда.

Кхремий показал на северо-запад, в сторону Военной гавани.

— Я очень удивлюсь, если ты не найдешь одного из навархов там, под навесами. И, клянусь богами, думаю, навархам обязательно надо услышать о твоей идее.

— А ты со мной пойдешь? — Менедем внезапно ощутил приступ застенчивости, что случалось с ним нечасто. — В конце концов, ты один из тех, кому придется строить тригемолию, если такому вообще суждено сбыться.

Плотник засунул молот за пояс, как воин мог бы привесить к поясу меч.

— Пошли.

Навесы для судов в Военной гавани вытянулись рядами: большие и широкие для пятиярусников, с помощью которых Родос защищался против военных судов других полисов; навесы поменьше — для триер, охотившихся за пиратами. Когда суда не были ни в патруле, ни в походе, военные галеры вытаскивали из воды, чтобы корпуса их остались сухими, легкими и быстрыми.

Несколько стражников расхаживали взад-вперед рядом с навесами, и когда Менедем и Кхремий подошли к одному из воинов и задали вопрос, часовой кивнул, отчего его пурпурный плюмаж дрогнул и заколыхался.

— Да, наварх Эвдем только что прошел вон под тот навес. — Стражник указал копьем. — У «Свободы» поврежден ахтерштевень, и Эвдем хочет убедиться, что все как следует починят.

Под навесом, где стоял пятиярусник, Менедему понадобилось несколько биений сердца, чтобы глаза его привыкли к полумраку, и он услышал голос Эвдема раньше, чем заметил наварха на палубе военной галеры.

— Ты и вправду думаешь, что на сей раз с судном все в порядке? — спрашивал тот плотника.

— Да, господин, я в этом уверен, — ответил плотник.

— Хорошо. Надеюсь, так и будет, — сказал Эвдем. — Поломки случаются, в этом нет ничего страшного. Но починить повреждение только с третьей попытки? Это стыд и позор!

Тут он заметил у входа Менедема и Кхремия и, возвысив голос, окликнул их:

— Радуйтесь, оба! Чего вам?

Мгновение Менедем не знал, что ответить. «Давай же, дурак! — сказал он себе. — У тебя есть что продать! Это то же самое, что торговать на агоре».

Эта мысль помогла ему взять себя в руки.

— Господин, у меня есть одна идея, которая может тебя заинтересовать, — ответил он.

— Хорошая идея, адмирал, — добавил Кхремий.

— Это ты, Кхремий? — Эвдем не узнал Менедема по голосу, зато плотника он сразу узнал. — Боги не обидели тебя здравым смыслом, поэтому если ты говоришь, что парня стоит выслушать, я выслушаю.

Он спустился по крутому трапу «Свободы» и быстро подошел к Менедему и Кхремию: Менедем понял, что Эвдем все делает быстро. Наварху было лет сорок, у него были седеющая борода, длинный нос и твердый, пытливый взгляд.

— А, сын Филодема, — сказал он негромко, узнав наконец Менедема. — Хорошо… Во всяком случае, ты немного разбираешься в судах. Рассказывай, что у тебя за идея.

И Менедем рассказал, закончив так:

— Слишком часто пираты уходят безнаказанными. Если бы у нас были такие суда, может, некоторым из разбойников и не удалось бы уйти. Очень на это надеюсь.

Он ждал, как Эвдем воспримет его затею.

Наварх выслушал, ничем не выдав, что у него на уме. И когда Менедем договорил, Эвдем тоже не сказал ему ни слова. Вместо этого наварх повернулся к Кхремию и спросил:

— Мы сможем построить такие суда?

— Да, господин, — ответил плотник. — Без сомнения, сможем. Они могут обойтись даже дешевле, чем обычные триеры. Хотелось бы, чтобы они были легкими — значит, не придется окружать перилами всю палубу или строить весельные коробки из твердых брусьев, и это сэкономит древесину.

Эвдем явно учел такое соображение.

— Понятно… — проговорил он и снова повернулся к Менедему. — Ты дал мне пищу для размышлений, а это случается не каждый день. Совершенно новый тип судов… Браво!

— Я просто болтал с Кхремием и между прочим сказал то, что показалось очень интересным нам обоим, — ответил Менедем. — И тогда мы пошли искать тебя.

Эвдем отрывисто кивнул.

— Когда тебе в голову приходит хорошая идея — это одно. А когда ты осознаешь, что тебе в голову пришла хорошая идея, — совсем другое. Просто болтая от нечего делать, люди придумывают много интересного — но обычно продолжают себе болтать дальше и совершенно забывают о своих придумках. А ты не забыл о тригемолии, а? — Эвдем попробовал произнести незнакомое слово и снова кивнул. — Многие пираты могут очень сильно пожалеть, что ты не забыл про свою идею!

— Клянусь богами, надеюсь, что так оно и будет! — прорычал Менедем.

— Да, на тебя ведь тоже напали, верно? — спросил Эвдем.

— Так и есть, наварх.

— Что ж, как я уже сказал, и те пираты, что на тебя напали, и многие их товарищи могут пожалеть о содеянном. Нападение на твой акатос может оказаться одним из самых важных моментов в истории пиратства с тех пор, как Парис украл Елену — но не в том смысле, о каком мечталось пиратам.

Эвдем говорил очень уверенно.

«Соклей тоже считал то нападение одним из самых важных моментов в истории пиратства всех времен — из-за идиотского черепа грифона, — подумал Менедем. — Но, с другой стороны, наверху полагается мыслить более логично, чем моему двоюродному брату».

— Ты умеешь читать и писать? — спросил Эвдем Кхремия.

— Немного, господин. Так, без особых затей, — ответил плотник.

— Ничего затейливого и не потребуется, — сказал наварх. — Составь мне список всего, что понадобится для постройки тригемолии, — всего, что только придет тебе в голову. Отталкивайся от того, что требуется для постройки триеры.

— Я составлю такой список, — пообещал Кхремий.

— Удачи! — Эвдем пожал руку Менедему. — И тебе тоже удачи! Ты заслужил благодарность своего полиса.

Менедем низко поклонился: эти слова не оставили его равнодушным.

— А разве эллин может надеяться на большее, о благороднейший?

— Тригемолия, вот как? — спросил Соклей.

Они с Менедемом шли по улицам Родоса недалеко от Великой гавани по направлению к складу финикийца.

— Верно, — ответил Менедем. — Порой мне кажется, что сами боги позавчера вложили это слово в мои уста.

— Если уж сами боги решили тебе помочь, почему бы им не подсказать такое слово, которое легче было бы произносить? «Три-один-и-половинка»? Да люди годами будут ломать головы — что это такое.

— Наварх Эвдем сразу догадался, — ответил Менедем.

— Он же наварх, — парировал Соклей. — Его интересует само судно, а не его название.

— Знаешь, кого ты мне напоминаешь? — спросил Менедем. — Эсхила в царстве Аида в «Лягушках» Аристофана — когда тот критикует прологи Еврипида. Но я не думаю, что тригемолия собирается «потерять свою маленькую бутылочку масла», судя по тому, как поставлен пролог.

— Что ж, хорошо, — сказал Соклей. — Я охотно признаю, что Эвдем смыслит в таких вещах больше меня.

— О, какой ты сегодня у нас великодушный, — заметил Менедем.

Соклей погрозил ему пальцем.

— Не надо сарказма, мой дорогой. У тебя плохо получается быть саркастичным, а уж в этом я кое-что смыслю.

Менедем скорчил двоюродному брату рожу.

Соклей засмеялся.

Хиссалдом, раб-кариец, принадлежащий Химилкону, возился возле ветхого склада с очень деловитым видом, в то же время ничем конкретно не занимаясь. Соклей фыркнул. Каждый раб владел таким искусством — всего лишь делать вид, что работает.

Увидев двух приближающихся родосцев, Хиссалдом нашел законное оправдание своему ничегонеделанию: он помахал двоюродным братьям и окликнул их: