Договорившись с бомжами, что они подождут нас в квартире Марека, мы с Герой вернулись к себе домой.

Увы, за время нашего отсутствия между Татьяной и Мариной не возникло ни теплых дружеских отношений, ни душевной близости. По-прежнему обе были внутренне напряжены и подчеркнуто вежливы между собой. Но это глазами пессимиста. Если же смотреть глазами оптимиста, следовало радоваться, что за минувший час они не подрались и не покалечили друг друга.

Как бы там ни было, но обе с одинаковым интересом стали слушать рассказ Геры на кухне о том, что нам поведали Басмач и Кастра. Кстати, в паузах он не забывал поглощать прямо из трехлитровой банки свои любимые соленые зеленые помидоры. Как я понимал, с их помощью он хотел набраться сил перед предстоящим походом на мусорный полигон.

Я же удалился в большую комнату, чтобы найти нам с ним нужную одежду для этого самого похода. Но одежда одеждой. Главное было, достать из дядиного тайника пистолет. Что, собственно, я и сделал. Нет, нельзя было не восхититься прозорливости моего дяди. Он словно наперед знал, что пистолет понадобится его племяннику. Ведь, что ни говори, он был куда надежнее, чем наши с Герой зубы.

В комнату решительным шагом вошла Татьяна — и я едва успел спрятать пистолет в карман брюк и сделать вид, что разглядываю собранную мною одежду. Проверяя иногда ее на прочность. Пистолет Татьяне видеть было совершенно ни к чему. Зачем ей лишние волнения?

— Володя, не по душе мне твоя затея. Не по душе, — встревожено произнесла она. — Самодеятельность какая-то. Чистой воды. Куда вы пойдете? Где будете искать Шуру? Я не понимаю. Но я знаю, что мне не удастся тебя переубедить. Ты же упрешься как осел, настаивая на своем решении.

— Разумеется, что не переубедить, — согласился я. — Не нужно и пытаться.

— Ну а Геру, зачем с собой берешь? Ему бы лучше кости на печи греть и ввек с нее не слезать, чем по городским свалкам шастать.

— Он сам напросился.

— Ладно. Будьте, хотя бы, осторожнее.

— И, смотри, не ввязывайся в драку, — присоединилась к ней с наставлениями Марина, которая появилась в комнате вместе с Герой. — Если встретишься с Денисом, постарайся договориться с ним по-хорошему. Помни, человек он опасный. Он способен сильно вам навредить.

— Разве Володя нас послушается? Обязательно учинит там Мамаево побоище, — вздохнула Татьяна.

— Давайте я пойду с вами, мужчины. Попробую еще раз уговорить Дениса отпустить Шуру, — предложила Марина. — Пообещаю ему, что вы его простите и все забудете. Будто это была просто глупая шутка.

Под весом пистолета, лежащего в кармане, мои брюки начали предательски сползать. Не то, чтобы мои трусы были очень дырявые или, скажем, поехали по шву, но показывать их сейчас дамам было совсем неуместно. Подумают еще, что в такой неподходящий момент я, не приведи Господи, имею в их отношении грязные развратные намерения.

— Благодарю, Марина, но не нужно. Мы как-нибудь уж сами, без твоей помощи, с ними разберемся, — ответил я, стараясь незаметно подтянуть брюки и ища глазами в комнате подтяжки.

— Как хочешь.

— Конечно, лучше было бы, чтобы этим делом занималась милиция. Но боюсь, Денису успеют сообщить, что мы знаем, где они прячут Шуру. Ищи тогда ветра в поле.

— Кто, интересно, сообщит? — спросила она.

— Тот, кто сообщал ему обо всем, что здесь у нас происходит, — сказал я и взглянул сначала на Марину, потом — на Татьяну.

— Вы не беспокойтесь, девочки. Все будет в полном ажуре, — заверил их Гера.

— Ну, что с вами делать? Так и быть, отправляйтесь на свою свалку. Только вы позвоните мне, то есть, нам по мобильному телефону, когда чего-нибудь выяснится. И вообще поддерживайте с нами постоянную связь, — обреченно, с нотками фатализма, произнесла Татьяна. — Если от вас долго не будет никаких известий, то мы вызовем милицию.

Впереди нас, повиливая облезлым хвостом, бежала Жулька. Все это время она терпеливо ждала своих хозяев-бомжей на улице возле дома. И встретила их радостным повизгиванием и счастливым выражением карих глаз. Но это лирика — счастливое выражение собачьих глаз.

Суровая действительность была такова: мы шли по городской свалке.

Когда Басмач говорил, что они с Кастрой едва таскают ноги, то врал самым наглым и бесстыдным образом. Во всяком случае, мы с Герой, утирая пот со лба, с трудом поспевали за ними — настолько шустро и проворно шагали они по тропе, пролегавшей среди нагромождений всевозможного мусора и хлама. При этом Басмач умудрялся давать еще комментарии причудливым видам, что открывались нашему взору в неярком свете уходящего дня. Сюда, дескать, обычно свозят гнилые овощи и фрукты с ближайшего подмосковного рынка. Сюда — бытовой мусор из столичных помойных контейнеров. Сюда — пиратскую аудио и видеопродукцию, предназначенную для уничтожения. Сюда — разную гадость, вроде использованных шприцов и гнойных бинтов из районной больницы. Сюда — трупы домашних животных из ветлечебницы.

Поэтому, помимо основной задачи — освобождения Шуры из плена, наш поход носил еще и чисто познавательную ценность. Правда, лишь для меня. Поскольку Гера не отвлекался на подобные пустяки и был целиком поглощен процессу ходьбы.

Честно сказать, я сам не чувствовал под собой ног и думал, что нашему путешествию не будет конца-края. Но вдруг Басмач сказал, что мы почти на месте. И впрямь, свернув за очередную мусорную неровность, перед нами во всей своей неповторимости предстала сторожка Виктора — осевшее в землю, неказистое строение из бруса, с покатой металлической крышей и дымящей трубой над ней. Вдали виднелся опущенный шлагбаум, преграждавший въезд на свалку. Впрочем, свалка росла и расширялась. Нередко водители выгружали мусор из своих «КамАЗов» и за границами ее официальной территории.

Около сторожки стоял серебристый джин. Мне он был знаком. Однажды я имел сомнительное удовольствие на нем прокатиться.

— Ну вот, господа хорошие, притопали, — негромко, словно по секрету, сообщила Кастра. Остановилась и поправила линялый платок, повязанный на голове.

— Они там, в сторожке. Хобот на отсечение, — произнес Басмач тоном, подразумевающим, что на этом их миссия завершена.

— Нужен нам твой хобот, как рыбе зонтик, — метко заметил я.

— Ладно, оставлю его себе, — не возражал он. — Дым над трубой видите? То-то.

— Дальше вы уж идите одни, — промолвила Кастра.

— Выбываете, значит, из игры? Но спасибо, что хоть не обманули. Довели, куда следует, — поблагодарил я их и посмотрел на Геру. Бесспорно, дорога поубавила в нем сил. Однако отвагой и решимостью он по-прежнему был преисполнен до краев.

— Удачи вам, — напутствовал нас Басмач.

Помахав бомжам рукой, я вдвоем с Герой короткими перебежками, скрываясь за нагромождениями мусора, направился к сторожке. Мы приблизились к ее боковой стороне. К той, у которой не было окон. Немного отдышались и, пригнувшись, пошли вдоль грязного фасада, обращенного на выезд со свалки.

Соблюдая предельную осторожность, я распрямился и заглянул в первое из двух маленьких окон. Но ничего не увидел — окно оказалось плотно задернуто выцветшими занавесками. Второе — тоже. Затем мы поднялись по трем шатким ступенькам на крыльцо и остановились перед входной дверью. Дверь вызвала у меня обоснованное уважение. Сделанная из массива дуба и обитая стальными полосами, она производила впечатление на редкость крепкой и надежной.

Я приложил указательный палец к губам, призывая Геру к молчанию, и медленно потянул дверь за ручку на себя. К моему изумлению, она, жалобно скрипнув, легко приоткрылась. Я приставил ухо к образовавшейся щели. Несомненно, что там внутри кто-то находился. Я попытался уловить отдельные слова, долетавшие до меня. Но напрасно — звуки доносились слишком тихие и приглушенные. К тому же мне мешал Гера. Он настойчиво лез со своим ухом к щели, одновременно с этим почесывая себе спину. Наверное, на нервной почве.