«О, простите», — пробормотал Майкл. Он побежал на кухню, дав мне возможность поговорить один на один с его 49-летней матерью, пока фотограф устанавливал оборудование.
Дом, в котором они жили с 1971 года, был выкрашен в бледно-желтый, светло-зеленый и белый тона, отражавшие добрую натуру Кэтрин. Казалось, общительная, дружелюбная, она излучает свет вокруг себя. Сказала, что сама занималась отделкой дома, — женщина дала понять, что относится к людям, которые сами обустраивают свое жилье. Она упомянула, что любимые блюда Майкла — горячий яблочный пирог и пирожки со сладким картофелем.
«Вот только сейчас я никак не могу заставить его съесть хоть что-нибудь, бесполезно, сколько ни пытайся, — пожала она плечами. — Я все еще надеюсь, что он ест хотя бы, когда проголодается, но, кажется, ему вообще не свойственно чувство голода. Видели, какой он худой? Это меня очень беспокоит».
Я оглядел дорогую мебель. «Последние годы у вас все налаживается, не так ли? — спросил я Кэтрин. — Это, наверное, лучшие годы в вашей жизни?» — «Да нет, — ответила она задумчиво. — Лучшие годы были, когда Майклу исполнилось три и мы с ним пели народные песни. Видите ли, я всегда мечтала быть звездой кантри, но разве можно было представить себе такого чернокожего исполнителя в те годы? Все те же расовые предрассудки. В общем, у мальчиков была одна спальня с трехъярусной кроватью.
И перед сном мы все вместе пели. В то время мы были так счастливы. Я бы всю жизнь отдала за то, чтобы вернуться в Гэри хоть на один день; тогда все было намного проще. Когда мы только переехали в Калифорнию, я каждый день говорила себе: «Как бы я хотела, чтобы все было по-прежнему, как в Гэри». Но прошлого не вернуть», — добавила она с грустью.
Майкл вернулся в комнату с двумя стаканами лимонада. Он протянул один мне, другой — фотографу, а сам уселся в кресло, скрестив ноги. Кэтрин попрощалась с нами и ушла.
На протяжении всего интервью, которое длилось 2 часа, Майкл высказывал свое мнение по разным вопросам.
— Я не слишком разбираюсь в политике, — признался он. — Не знаю почти ничего. Кто-то мне недавно сказал, что Джеральд Форд был президентом.
Он рассмеялся своим звонким серебристым смехом; в тот день у него было хорошее настроение, тогда он еще не был той застенчивой суперзвездой, отшельником, каким станет впоследствии. Я рассмеялся вместе с ним, думая, что он шутит. Но он не шутил.
— Помню, он был вице-президентом, — продолжал задумчиво Майкл. — Но вот президентом... — Он беспомощно пожал плечами: — Не знал.
Через несколько лет Майкл станет активно читать газеты и делиться своими мыслями о политике с Джейн Фондой. Но в то время он имел весьма туманное представление о происходящем. Пораженный тем, что в двадцать лет можно быть настолько отрезанным от внешнего мира, я предпринял еще одну попытку:
— Как ты узнаешь о событиях? Читаешь газеты, смотришь новости?
— Я смотрю мультики, — сказал он. — Я обожаю мульти-ки — Его глаза загорелись. — Я так люблю Диснея. Волшебное Королевство. Диснейленд. Это волшебное место. Уолт Дисней был таким же мечтателем, как и я. И он воплотил свои мечты, как я. Я надеюсь.
— А как насчет происходящего в мире? Майкл рассеянно взглянул на меня:
— Происходящего в мире?
— Ты читаешь газеты? — повторил я. Он отрицательно покачал головой
— Понимаешь, меня интересует шоу-бизнес. Я все время слушаю музыку. Смотрю старые фильмы. Фильмы с Фредом Астером, например. С Джином Келли — очень нравится. И с Сэмми Дэвисом. Я смотрю их целыми днями, 24 часа в сутки. Вот что я люблю больше всего. Шоу-бизнес и все такое.
Мы немного поговорили о старых фильмах и о его участии в фильме The Wiz, в котором он только что снялся в роли Страшилы. Я спросил его, чего он хотел бы достичь в профессиональном плане.
— Того, что ждет от меня Джозеф.
— Джозеф? А кто это? — поинтересовался я.
— Мой отец.
— Ты зовешь отца по имени? Майкл хмыкнул.
— И оправдать ожидания твоего отца — это и есть все твои профессиональные стремления?
Майкл немного подумал:
— Ну да.
— А чего бы ты лично хотел достигнуть?
— Мои личные и профессиональные стремления — одно и то же, — выдавил он. — Я хочу выступать на сцене. Понимаешь, когда я был во втором классе, учитель спросил меня, чего бы я хотел в жизни. Я сказал, что хочу отдельный дом — свой уголок, где можно уединиться, и возможность выступать. Мы можем поговорить о чем-нибудь другом?
— Есть ли у тебя друзья, которым ты мог бы довериться? Майкл заерзал:
— Нет, пожалуй, нет. Я одинок.
— А как же Татум О'Нил? Он пожал плечами:
— Неплохая девочка. Была очень рада за меня, когда я снялся в The Wiz. Она и Райан поддерживали меня, помогали в работе над текстом роли, я им многим обязан. Думаю, что Татум меня понимает. Она обещала научить меня водить машину. Знакомит меня с известными людьми. Но девушки, которые действительно меня любят, — по ту сторону ограды. Когда у меня есть возможность, я выхожу и раздаю автографы. Им это нравится. Я стою по одну сторону ограды, они — по другую.
— Ты всегда держишь ворота запертыми? — спросил я.
— Нуда, конечно.
— А еще у тебя есть друзья?
— Да, у меня есть один друг, -- сказал он. — Очень близкий друг, которому я могу доверить все свои самые страшные тайны, потому что знаю, она никому о них не расскажет, ни одной живой душе. Ее зовут... — Он сделал многозначительную паузу, — миссис Дайана Росс.
— У тебя есть страшные тайны, Майкл? Он рассмеялся:
— Они есть у всех.
В этот момент к нему присоединились его братья Джек-ки, Тито, Марлон и Рэнди.
Майкл рассказывал об успехе группы с компанией Motown и о последовавшей за ним «финансовой истерии», которую компания окрестила «Джексоманией».
— Однажды у музыкального магазина в Сан-Франциско столпилось более тысячи подростков, — тихо сказал он. — Толпа подалась вперед и разбила витрину. Большой кусок стекла упал на голову одной девочке. И рассек... — он замолчал, чтобы насладиться эффектом, — ей горло.
Майкл резко провел указательным пальцем по шее.
— Майкл, заткнись. Это мерзко, — сказал его младший брат Рэнди.
Пропустив его слова мимо ушей, он продолжал:
— В общем, у нее было перерезано горло, но никто не обращал на нее внимания. Почему? Потому что там был Я, и все они хотели подержаться за меня и получить мой автограф. Майкл вздохнул: «Интересно, что потом стало с этой девочкой.
— Наверное, умерла, — пробормотал Тито. Джекки попытался сдержать смешок.
Фаны — это радость и горе.
— У нас есть три сторожевые собаки. Одну зовут Хэви, вторую — Чернушка, а у третьей нет имени, — сказал Майкл. — Мы вынуждены держать их. Однажды женщина перелезла через ограду, проникла в дом и спряталась в кладовке. Мы пришли домой, она посмотрела на нас и знаете что сказала? — Майкл повернулся за помощью к Марлону. — Что сказала эта тетка?
— Она сказала:
— Я здесь, потому что господь меня послал, — ответил Марлон.
— Ага, господь послал, — повторил Майкл. Джекки снова засмеялся:
— Нуда, бог послал ее сидеть в кладовке «Пятерки Джексонов» и ждать, пока они придут, дадут ей автограф, а потом сфотографируются с ней. У нее божественная миссия. Прикол!
— А потом умудрилась пробраться целая семейка, они лазили по всему дому, — продолжал Майкл. — Перерыли все вещи. Хотели найти самые личные вещи. Джанет затаилась. Мы были напуганы. А иногда фаны задают странные вопросы. Они не верят, что мы настоящие. Как-то раз одна из них спросила меня перед всеми: «А ты моешься в ванной?» Мне было так неудобно.
Ближе к середине интервью радостное возбуждение братьев сменилось откровенным весельем, когда кто-то затронул
тему прозвищ.
— У Майкла есть кликуха, — заметил Джекки. — Довольно прикольная.
Улыбающееся лицо Майкла помрачнело. «Не стоит, Джекки», — пригрозил он и отвернулся.
— Мы зовем его...