– Не знаю, – ответил он, пожав плечами.

Женя удивилась еще больше и робко спросила:

– Ты что, без отца рос?

– Да нет. Раньше мы жили в Кривом Роге. Шахтерский город, черт бы его взял. Отец однажды шел домой со смены и не дошел. Мы его больше не видели. Я долго думал, почему он исчез. Мне кажется, он в провал упал.

– В какой провал?

– Понимаешь, там очень много пустот под землей. Могла образоваться дыра, в которую он и упал.

– И он не смог оттуда вылезть?

– Не знаю, Жень, не знаю.

– А ты тогда большой был?

– Нет, в первый класс ходил.

– А потом?

– А потом мы переехали сюда. Потому что у мамы начало потихоньку крышу рвать, она на каждый стук бежала дверь открывать, и бабушка через два года насильно перевезла нас в Краснодар. Маме постепенно полегчало. И знаешь, я никогда ни с кем ее не видел.

Женька зашла на почту получить денежный перевод – мама с папой прислали денег на новую курточку, старая в одночасье расползлась по швам. Конечно, проще было съездить домой, но Жене не хотелось слушать речи матери о том, какой дочь выросла транжирой, о том, что денег вечно не хватает, и о том, что плата за обучение слишком высока. Нет, уж лучше она потом к родителям съездит, через месяц, когда мама успокоится.

Деньги Женьке выдали десятирублевками. Девушка затолкала пачки в сумочку, взяв одну бумажку на текущие расходы. Десятого марта у Надежды Петровны день рождения, и Женя зашла в книжный магазин напротив – за открыткой. Там была большая толкотня, все спешили поздравить родных с Восьмым марта. Стенд с открытками тянулся во всю стену, они были красочные, с цветами, тортами, свечами, с какими-то фитюльками и финтифлюшками, и Женя так увлеклась, что не замечала столпотворения, царившего вокруг. Люди толкались, точно в переполненном автобусе, лезли куда-то, ругались... Какой-то странный тип покупал штук пятьдесят открыток, по пять с разным рисунком да еще и календарики к ним в придачу. Продавец долго все пересчитывала, потому что у товара была разная цена. Народ, конечно, этого не вынес и начал бузить.

Наконец Женя выбрала открытку с надписью «Любимой мамочке» и пошла к кассе платить. Открыла сумочку – а в ней дыра с кулак! У девушки затряслись руки, а в глазах потемнело. Денег не было! Она поискала на полу – нигде. Посмотрела на толпу, откуда только что вышла, но разве поймешь, кто украл у нее деньги!

Женя вышла из магазина, достала ту десятку, которую отложила на текущие расходы, посмотрела на нее, прикусила губу и отправилась в общежитие пешком – в целях экономии и чтобы успеть выплакаться.

Галка расстроилась не меньше, когда узнала про горе подруги. Сама Женя к этому времени почти успокоилась – прогулка пошла ей на пользу.

– Да что ты уревелась вся, будто твои это деньги? – сказала она Галке.

– А то чьи же? – ответила та. – Мне же и придется тебя подкармливать, чтобы с голодухи не окочурилась.

– Не беспокойся, у меня еще с того месяца осталось, – соврала Женя, – не окочурюсь. А приспичит, у Димы попрошу. Он мне не откажет.

Но занять денег у Димы девушка не решилась. Он, конечно, дал бы необходимую сумму, но после этого еще целый месяц вспоминал бы о том, какая его девушка растяпа. Тем более что Женя уже была должна ему... В позапрошлом месяце заняла сотню – не хватало на джинсы. Дима дал деньги с удовольствием и сказал, что джинсы очень хорошо сидят на ее бедрах и долг возвращать не надо. Но все же девушка считала неприличным брать у него большие суммы, по крайней мере, до свадьбы.

Надежде Петровне про этот случай Женя тоже не могла написать. Родители и так из кожи вон лезли, чтобы оплачивать ее учебу, а тут им такой «подарочек»... Но поздравление матери она все-таки отправила. На почту, конечно, не пошла – купила конверт в ближайшем киоске, с розами. А потом Женя взяла стакан чая в буфете, поужинала – и на этом ее финансы кончились.

– Девочки, у кого объедки останутся – не выбрасывать! Женьке отдавайте, – смеялись ее подруги на следующее утро.

Вскоре вся общага знала о Женькином горе. «Да и пусть, – решила для себя Женя. – Лишь бы Димке не проболтались».

В тот месяц девушка по-настоящему поняла, чем аппетит отличается от голода. Первые дни вынужденной голодовки она еще крепилась, отворачивалась от кусков, которые ей протягивали сердобольные подружки, да еще и поругивала их: «Что вы цирк устраиваете! Увидели медведицу на велосипеде!» – но потом уже не была такой гордой.

А иногда она ходила в гости к Марине. Пообедать у нее (а то и поужинать в тот же день) было не стыдно, один раз она даже заняла у подруги двадцать рублей – хоть через полгода отдавай, это Марину совершенно не заботило. В другой раз, в кафе, Женя доела половинку бутерброда, оставленную Матвеем.

– Ты что это? – удивился Матвей.

– Не обращай внимания, – сказала Женька, – я теперь все время голодная, как собака.

– А что случилось?

– Беременная!

Матюша засмеялся, поняв, что это шутка. Но пятнадцатого марта, заметив, как дрожит мушка ее винтовки, Матвей сказал:

– Женька, одолжи червонец. После тренировки договорились с мужиками пиво пить, а я все деньги дома оставил.

– Нету с собой, – ответила Женя и пустила пулю чуть ли не в потолок.

– А давай к тебе по-быстрому заскочим, – не унимался он, – здесь же недалеко.

– Не заскочим, – сказала Женя сквозь зубы, потому что увидела: Матвей обо всем догадался.

– На мели? – спросил он просто.

– Угу.

Матвей подумал две секунды и выдал решительно:

– Тогда пиво отменяется. Пойдем-ка ко мне, я тебя с мамой познакомлю. Она, кстати, давно мечтает на тебя посмотреть.

И они пошли.

По дороге Женя все ему рассказала, и ей стало вдруг так легко на душе, как никогда в жизни не было. Наверное, это все оттого, что Матвей не мнил себя дрессировщиком медведей, а просто был хорошим другом. Как и Марина.

Валентина Алексеевна понравилась Жене с первого взгляда. Она была из тех одиноких женщин, которые никогда не ропщут на судьбу, считая, что сын – это солнце, затмевающее своим сиянием все их невзгоды. Матвей был ее неотделимой половиной, и это было видно в каждом взгляде, в каждом движении матери. Ей не так давно исполнилось сорок лет, но выглядела она на все пятьдесят: заботы старят.

– Женечка, – это было первое слово, каким встретила гостью Валентина Алексеевна, – вы самая очаровательная девушка на свете! Митя про вас почти ничего не рассказывал, ну, в смысле, про вашу внешность, но я по-другому вас и не представляла. Маленькая, симпатичная, добрая...

Женя вопросительно взглянула на Матвея. Он прошептал:

– Да успокойся ты! Все мамы желают своему сыну милую, добрую жену. Но нашей дружбе это не помешает, так ведь?

Женя кивнула ему и правда успокоилась. Матвей был единственным человеком на земле, которому она доверяла безгранично.

– А у меня как раз мясо в горшочках приготовлено! – воскликнула Валентина Алексеевна. – Я, Женечка, сегодня выходная, дай, думаю, вкусненького Мите наготовлю. Если б знала, что гости будут, так и торт бы испекла...

– Мам, спасибо. Горшочков нам будет достаточно, – успокоил ее Матвей.

Он был прав. От ароматов, витавших в квартире, у Жени уже текли слюнки.

Матвей достал из духовки два обливных горшочка с ручками, выставил их на стол и подмигнул Жене. Валентина Алексеевна тактично удалилась из кухни, чтобы не мешать молодым трапезничать и разговаривать о своем. Но было видно, что она сгорает от желания присоединиться к беседе.

– У тебя мировая мама, – сказала Женя, вспомнив слова из одного фильма.

– Потом хвалить будешь, – махнул рукой Матвей. – Ешь давай.

Девушка взяла вилку, расковыряла желто-коричневую корочку, вдохнула сказочный аромат горячей свинины и картошки, приправленных специями, – и застонала от восхищения. О таком обеде можно мечтать, даже будучи совершенно сытым!

Пять минут ребята жевали молча, Женя даже неприлично причавкивала, ловя на себе насмешливые взгляды Матвея, потом завели разговор о пустяках. Валентина Алексеевна будто почувствовала, что они разделались с горшочками, и вошла разлить чай.