– Ух ты, снег пошел, – сказал кто-то из пассажиров.

За окном кружили белые мухи. С каждой минутой их становилось больше, и это радовало. Никто не любит Новый год без снега.

– С какого конца? – спросила Элька, сунув Жене билетную ленточку, цифрами к себе. Женя наугад взяла тот, что был пониже. Элька оторвала билет и хихикнула: – А мой-то счастливый! Смотри, три первых в сумме дают столько же, сколько три последних.

– Как всегда, – нарочито печально вздохнула Женя.

Элька наклонилась и шепнула:

– Он влюбился в тебя! С первого взгляда!

– Да отстань, – недовольно ответила Женька и покосилась на парня. Он смотрел в окно, но стоило девушке повернуть к нему голову, как его глаза тут же стрельнули в нее, а на губах появилась улыбка. Ненормальный какой-то...

На «Молокозаводе» парень сошел, и Женя вздохнула с облегчением. Элька рассказывала про концерт, на который недавно водил ее Максим, но Женя слушала вполуха, думая о том, что терпеть не может очкариков. Да еще таких длинных и тощих, как селедка. Дима хоть и высокий, но широкий в плечах, у него крепкая мужская грудь, а спина такая широченная, что на ней можно лежать, свернувшись калачиком. И там, под лопаткой, такая милая коричневая запятая...

Девушкам надо было выходить на конечной остановке. Они выпрыгнули из автобуса и с удивлением огляделись по сторонам. Пока ехали, снега выпало столько, что он покрыл всю землю тонким слоем, будто покрывалом.

– Снег! – засмеялась Элька. – Я уж думала, что Новый год опять будет без снега.

Подруги направились через коллективные сады в сторону хутора. Элька шла «бульдозером»: мелкими шажками, расставляя носки врозь, и на снегу получался след, как от колеса грузовика. Женя пристроилась справа, ее следы были поменьше, и колесо получалось поуже.

– Зачем ты отворачивалась от того мальчика в автобусе? – недовольно спросила Элька. – Ты же ему понравилась.

– Но мне-то он не понравился! – возмутилась Женя. – Я что, должна бросаться в объятия каждого встречного только потому, что на меня как-то особенно посмотрели?

– Дура ты, и не лечишься, – усмехнулась Элька. – Я же не предлагаю тебе целоваться с ним.

– А что ты предлагаешь?

– Просто так. Не бери в голову. – Элька улыбнулась, задрала голову и, раскинув руки, закричала: – Эй, небо-о! Как ты прекрасно-о!

Женя тоже посмотрела вверх. Небо было чистым, серовато-голубым, без единого облачка, будто из него и не падало никакого снега. Воздух звенел кристальной чистотой, он был совсем не таким, как в городе.

– Хорошо, что мы уехали из города, – сказала Элька, словно прочитав мысли подруги. – Так тут здорово! Теперь будет чем похвастаться в новогоднюю ночь.

Баба Оля – Женькина бабушка – встретила девушек у калитки. Было такое ощущение, что она знала о приезде гостей. Внучка поцеловала ее, а старушка перекрестила обеих.

– Заходьте в хату, чаю попьемо.

На столе и правда стоял дышащий паром самовар и железный тазик с кренделями. На печи кто-то хихикнул.

– Ой, кто там? – вздрогнула Женя.

– Сусидкыни, – пояснила баба Оля. – У них домовий бисыться, от и жывуть пока у мэнэ. А мэни шо, мэни веселише з ными. Гарни диты. – Обращаясь к трясущейся занавеске на печи, она повысила голос: – Эй, Дуся, Федя, злазьте...

– Какой еще домовой? – открыла рот Элька.

– Звичайний. – Баба Оля взяла у них пальто, повесила на гвоздь и указала на умывальник в углу: – Мыйте рукы.

С печи спрыгнули смешливая девочка лет семи и ее младший братишка. Они подсели к столу, но баба Оля прогнала их тряпкой:

– Ну-ка, швиденько руки мыты! Я вам...

Женя достала подарки, которые передали бабе Оле родители, и та улыбнулась:

– Сами, значить, не сподобылысь прыихать, тебе, як посла, с подарками прыслалы.

– Мама обещает на Рождество приехать, – ответила Женя. – А мы вот... за гусем. Дашь нам гуся, баб Оль? Самого жирного!

– Ну, можно и не самого жирного, – скромно вставила Элька.

Баба Оля вздохнула.

– Знала, шо вы не просто так заявылысь, – сказала она немного обиженно. – Ну ничего. Сидайте, чаю попьемо, а потом и за гусаком сходимо. Хто його пекты буде?

– Сами печь будем.

– Це добре. Пора тоби, Евгения, самостоятельности набыраться. Перепорыло уже. А то замиж хочеться, а как борщ сварить – понятия не маешь.

Крендели у бабы Оли всегда были пышные и ароматные и таяли на языке, как сахар. Дуся с Федей уплетали их за обе щеки. Теперь понятно было, зачем старушка напекла целый тазик...

– А про домового – это правда? – осторожно спросила Элька.

– Правда! – сказал Федя и сразу получил подзатыльник от сестры.

– Он у нас в буфете живет, – вежливо объяснила Дуся. – А ночью ходит и везде свои зубы оставляет. Даже на железных ложках.

Элька перевела удивленный взгляд на бабу Олю.

– Цэ правда, – сказала та. – Не понравылось йому, шо стены обоями поклеили, от и викидаэ коники. Та образумиться, год мине, и образумиться.

Элька рассмеялась:

– Сказки все это.

Женя пихнула подругу ногой под столом: «Вот бабушка сейчас обидится, и будет худо. Не видать тогда гуся. Или, еще лучше, бабкин домовой рассердится, что тогда делать?»

– Тоби в школе сказалы, шо домовых нема? – усмехнулась баба Оля. – Карпуша, ты тут?

Стол вдруг слегка дрогнул, и один из кренделей прямо на глазах у сидящих за столом подпрыгнул и скатился на пол. Элька испуганно взглянула на Женю, а той тоже не по себе стало.

– Ну ось, а ты говорышь – домовых нема, – спокойно произнесла бабушка.

Элька нервно моргнула, а потом, наклонившись, посмотрела под стол. К кренделю уже подбежала кошка и слизывала с него сахар.

...– Гусы знаешь, скилькы живуть? – говорила баба Оля, высматривая жертву. – Не чета чоловику. Могуть и хазяина своего пережить. Та доля им друга дистаеться...

– Ты лучше отвернись, – посоветовала Женя Эльке, но подружка замотала головой.

Баба Оля наконец выбрала подходящего гусака и подогнала к колоде.

– Кыш, кыш! Женя, потрымаешь, абы не вырвався.

Недолго думая, Женя улеглась на гуся сверху. Птица отчаянно била крыльями и гоготала, ее глаза налились кровью. Бабушка поймала голову птицы и, прижав к колоде, с силой рубанула топориком. Безголовый гусь задергался. От этого зрелища Эльку скрючило. Она отбежала к плетню, и там ее вырвало.

– Предупреждала ведь! – недовольно проворчала Женя, подходя к ней. – Стой тут, я воды вынесу.

Элька смотрела на подругу широко раскрытыми глазами.

– Это ужасно!

– А кто говорил, что гусятины хочет?

– Да мне этот гусь теперь в горло не полезет...

– Ничего, зато Максиму полезет, – успокоила подругу Женя. – Но его еще ощипать надо. Ты лучше пойди с малышней погуляй. Свежим воздухом подыши. Педагогические способности свои прояви, а мы с бабушкой сами управимся.

Женя вынесла воды, и гостья умылась. А баба Оля тем временем сунула обезглавленную птицу в выварку.

– Марш на вулицю, – приказала она детям. – Покажить тете Эле сусидського волкодава, хай в себе придет.

Дети быстро оделись и убежали, а бабушка занесла гуся в дом. Ох, как Женя ненавидела потрошить птицу! Но ничего не поделаешь – надо, значит, надо. После горячей воды перо отделяется легче. Жаль, конечно, пух из такой шпареной птицы уже никуда нельзя использовать, но сырым щипать – до утра не управишься. Руки бабы Оли все делали быстро и ловко, ей даже почти не потребовалась помощь внучки, и девушки как раз успели на последний автобус.

Элькина мама очень удивилась, увидев гуся. Она не стала спрашивать, откуда такая роскошь, а только покачала головой:

– Видать, Эля, понравилась тебе гусятинка в детстве...

Родители ушли спать, а Женя с Элькой сунули птицу в холодильник на верхнюю полку и уселись за стол обсуждать завтрашний день. Сна не было ни в одном глазу.

Элькины родители предоставляли девушкам квартиру в полное распоряжение на целые сутки. Вечером первого января они собирались вернуться. В планы девушек входила встреча Нового года в квартире, пьянка до утра, а потом – поход на елку. Но к вечеру первого они должны были успеть прибраться и перемыть всю посуду.