– У-у-у-у!! – подхватили все остальные в зале. Раздались дикие вопли и свист.
– Ребята, ребята, не так громко! – просил Палыч, учитель физкультуры, которого назначили следить за порядком.
Но Палыча никто не слышал. В зале уже поднималось то возбуждение, которое проходит только ближе к утру – к концу танцев. Бархатная музыка заполнила помещение, настраивая танцоров на нужную ноту. Потом она оборвалась, из динамиков послышался какой-то надрывный скрип, и вдруг в уши ударили «Иванушки»: «Тополиный пух, жара, июль...»
Визг девчонок заглушил все вокруг, и середина зала мгновенно заполнилась танцующими. Ларка была самая шумная. Она танцевала с высоко поднятыми руками, словно вися на перекладине, и все время смотрела туда, где стояли Дима с Женей.
Раньше Женька любила такие ритмы, но сегодня ей хотелось, чтобы все танцы были медленные. Они с Димой стояли в стороне, в прыгающих бликах цветомузыки, как две белые вороны.
– Пойдем потанцуем, – не выдержал Дима.
Они пристроились с краю. Но не успели войти в ритм, как музыка оборвалась. В динамиках противно зашипело. Народ неистово засвистел.
– Ди-джея на мыло!
– Водки нажрался, гад!
Диск-жокей, не обращая внимания на крики, колдовал у магнитофона. Наконец он поставил другую кассету и объявил сладострастным голосом:
– Белый вальс! Дамы приглашают кавалеров!
С потолка полилась песня про упоительные вечера. На этот раз забеспокоились мальчики. Они замерли в сладком ожидании.
Женькина медлительность иногда оказывала ей медвежью услугу. Это произошло совершенно неожиданно. Девушка хотела пригласить Диму, но не сразу. Центр танцплощадки еще пугал своей пустотой, Женя бы со стыда сгорела, если бы первой парой там оказались они с Димой.
Женя даже не заметила, как Ларка появилась перед Димой. От этой наглости Женя оцепенела, не могла пошевелить ни рукой, ни ногой. Язык пожух и свернулся листиком – она не могла ничего говорить, стояла как дура и смотрела, как Ларка уводит от нее парня. Остальные тоже тихо смотрели на это, но в их взглядах чувствовалось жадное любопытство. Кто-то даже, как Жене показалось, прошептал: «Молодец, Лариска!» Ларка с Димой – они были первой парой на площадке! На всю жизнь в ее память врезались те лживые, предательские слова:
Пyскай все сон, пyскай любовь игpа,
Hа что тебе мои поpывы и объятья?
Hа том и этом свете бyдy вспоминать я,
Как yпоительны в России вечеpа!
Дима держал Ларку за талию и страстно прижимал к себе, а она, мерзавка, терлась об него всем своим телом! И смотрела ему в глаза! И их губы были в каком-то миллиметре друг от друга! Конечно, ему даже наклоняться не приходилось – она была почти одного с ним роста.
«Это все мое воображение? Дима просто из вежливости согласился танцевать с ней? Ему самому неприятно? Он танцует с ней, а сам думает обо мне? Он раскаивается? Он больше так не будет? Но почему он не спросил у меня? Он даже не взглянул на меня, когда она подошла!» Женя не могла решить, то ли ей уйти, то ли подойти и врезать сопернице по физиономии.
Когда музыка закончилась, девушка словно чужими глазами увидела, как Дима галантно поклонился и поцеловал Лариске ручку, благодаря ее за танец.
Это стало последней каплей. Женькино оцепенение прошло, у нее словно раскрылись глаза на горькую правду. Было плохо видно, куда она бежит, слезы застилали все вокруг. Кажется, из горла вылетал какой-то сдавленный вой. Больше всего ей не хотелось, чтобы Димка догнал ее. Ей нужно было найти такое место, до которого ему ни за что не добраться. До которого никому не добраться. Самое тихое и уютное место на земле... Омут. Колодец. Нору. Жерло вулкана. Ад. Спрятаться, забиться. Навсегда!
Женя «спряталась» под уличным фонарем – в самом заметном и светлом месте ночной улицы. Свежий воздух вдохнул в нее жизнь. Здесь было тихо, только далекие звуки музыки чуть доносились от школы, но это, скорее всего, звенело эхо в ушах у девушки.
Достав из сумочки зеркальце, она быстро привела себя в порядок. Хорошо, что несильно накрасилась – тушь не успела потечь. Женя убрала потеки платком, потом послюнявила кончик платка и оттерла темные пятна, хотя при свете фонаря их почти не было видно. Из груди вырвался надрывный, со всхлипом, вздох. Попудрив опухшую от слез кожу, она убрала зеркало и посмотрела по сторонам.
В зеленой изгороди у дороги стрекотал сверчок. Женя подумала, что это тот же сверчок, что сидел в траве у пожарной лестницы, и сердце ее сжалось от боли. Он пришел к ней. Он один ее любит. Маленький добрый сверчок... Она решила поискать сверчка. Если принести его домой и поместить в банку, будет он там сверчать? Нет, дома его съест Джеммин крысюк. Пусть живет здесь, в своем родном домике. Женя только посмотрит на него.
Она зашла в траву и прислушалась. Сверчок, казалось, сверчал сразу с двух сторон. Может, он не один? С женой? Они преданы друг другу и поэтому поют так громко песни. Сердце у нее опять сжалось, а к глазам подступили слезы.
Вдруг она услышала топот. Кто-то бежал по дороге в ее сторону.
– Ева!
Девушка притворилась, что не слышит. Но тот, кто бежал, видел ее, не мог не видеть: хоть она и сидела в траве, но была вся на виду, в центре светового круга. Глупо притворяться! Женя повернулась и увидела Диму. Он притормозил в нескольких шагах, тяжело дыша.
– Ева, прости меня.
Женя молчала. Но сердце опять затрепетало, как у куропатки.
– Я вел себя, как последняя скотина.
Ну ладно. Пусть говорит. Она почти уже успокоилась. Сейчас соберется с силами и даст ему отпор.
– Но и ты хороша. Лариска пригласила меня, ну и что теперь? Потанцевали с ней, и все. Зачем ты убежала?
– А зачем ты прижимал ее к себе?
– Да не прижимал я! Выдумываешь!
– А зачем поцеловал ей руку?
– Я не целовал! Это все твоя фантазия. Ну, хватит, Ева. Хорошая моя. Не сердись. Иди ко мне. Я обниму тебя.
Женя не могла сопротивляться. Она слишком сильно его любила.
– Дима, – сказала она тихо, – прошу тебя, никогда больше не делай так.
– Как?
– Не поступай со мной так.
– Ева, девочка моя, какая же ты ревнивая. Ну, иди ко мне.
Женя шагнула к нему. Вдруг ее каблук попал в какой-то капкан на дороге. Наверное, это была водосточная решетка. Девушка вскрикнула и чуть не упала. Дима подхватил ее, крепко прижал к себе и стал целовать мокрые глаза, щеки, губы.
– Глупышка моя. Соленая!
Когда Дима ее целовал, она забывала все на свете, у нее вырастали крылья, и она улетала куда-то в далекую высь. Но теперь к крыльям добавились еще и острые хищные когти. Женя вцепилась ими в свою любовь. Утопиться? Ну уж нет! Только вместе!
– Ну, пойдем теперь обратно. Я буду танцевать только с тобой. До самого утра.
– Нет. Я туда не вернусь. Извини. Иди один. Я не вернусь. Ты с ума сошел! Этот мостик я сожгла дотла.
Он насторожился.
– Евочка, глупости какие. Успокойся, и пойдем. Что за ерунда! Это же выпускной бал! Раз в жизни такое случается!
– Вот и иди. А мне нисколечко не жалко, – ответила Женя и вдруг, неожиданно для себя самой, предложила: – Дим, а пойдем вдвоем на мост встречать рассвет?
– Да какой рассвет! До рассвета еще знаешь сколько?
– Ну и что. А мы будем его ждать...
Каблук прочно засел в решетке. Женя попыталась повернуть ногу, не вынимая туфлю из щели, но каблук был прибит крепко. Хороший сапожник его прибивал. Как назло! Обычно они отваливаются при малейшем давлении...
– Ну все, Ева. Успокоилась? Пойдем.
Откуда взялись у нее силы? Женя так повернула ногу, что чуть не вскрикнула от боли в ступне. Каблук издал жалобный хруст.
– Да, успокоилась, – ответила она чуть-чуть злорадно. – Пойдем. Потанцуем. Ой!
– Что такое?
– Каблук. Сломался.
Дима присел, чтобы оценить масштаб аварии. Щекой он нечаянно задел коленку девушки, и Женю окатило горячей волной.