Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Только потом, в плену в пустыне, он понял, что перс, владея магией, подчинил его своей воле, увел из оазиса, в сторону от основных дорог. После был Каркемыш и путь вдоль Евфрата до самого Вавилона, но это был уже скорбный путь раба.

В Вавилоне иудей попал в богатый дом судьи Набу-лишира. Хозяин оценил его способность вести дела и предложил Моисею должность домоправителя и некоторые свободы. Для раба это было ценное предложение. Но умудренный опытом купец, полжизни проведший в дорогах, знал, чего стоит для него эта милость. И он решил даже в трудных условиях остаться верным себе. Там, в другой жизни, он утратил свою родину, а Вавилон так и не стал его домом, не станет никогда.

Моисей отказался ото всего, избегал людей, охотнее общаясь с мулами и ослами, был возницей у Адапы, младшего сына судьи Набу-лишира. Он ни с кем не связывал свои несчастья. Если кого и винил, так только себя, свою глупость, непростительную поспешность.

Разбойники обещали отпустить его, если он уплатит выкуп. При этом была названа такая сумма, что у Моисея поплыли круги перед глазами. Семьи у него не было, никто не мог помочь. Родители умерли три года назад. Они были очень старыми людьми. Замужние сестры жили в Египте. Они почти не общались, да и вряд ли Моисей обратился бы к ним.

Но искушение вновь обрести свободу было велико, и иудей обратился за помощью к своим друзьям, таким же, как и он сам, купцам-путешественникам.

К его удивлению и безграничной радости, требуемая сумма была доставлена. Но, оказалось, у разбойников свои понятия о чести. Моисей остался рабом.

Здесь, в Вавилоне, красота которого ослепляла, он, как ему казалось, стал ближе к богам, к природе. Результатом этого сближения стало отчуждение от мира людей, мира обмана и фокусов, и ничего более.

Иудей не хотел завидной должности, почета, оставаясь при этом в рабском положении.

Каждое утро, лишь распускался бутон зари, по широким улицам, разделенным надвое: на оранжевую, золотую полосу солнца и синюю ленту тени, еще немного влажную от проплывающих сумеречных призраков, в легкой, повозке с лентами он отвозил Адапу в Большой дворец Навуходоносора, где располагался Дом табличек.

Юноша молча уходил, а Моисей оставался под палящим солнцем Двуречья, подставляя лицо его лучам и теплому сонному ветру с Евфрата.

Однако в тот самый день все пошло не так. Адапа и не подозревал, как ценил порядок, сложившийся в последние годы. Ему нравился этот неразговорчивый раб с благородным профилем, седой гривой волос и черной, как смоль, бородой, с большими руками и усталой спиной. Он носил такое же, как все граждане города, платье и войлочную шапку. Был задумчив и несловоохотлив.

Юноша расспрашивал о странах, куда ходил Моисей, и тот, если был в настроении, рассказывал. Воодушевленный его словами, Адапа уходил в свою комнату мечтать о путешествиях. Ложился в постель и тут же засыпал, уже не слыша, как небо поет песнь земле, разбрасывая звезды.

А сегодня утром Моисей не смог встать с постели. К нему боялись подходить, думая, что это тиф. Адапа заглянул в открытую дверь его хижины. В полутьме белело осунувшееся лицо иудея. Больше он ничего не увидел — старая рабыня зашикала, зашептала, оттаскивая юношу за рукав.

Расстроенный, Адапа отправился в открытый двор, где у ворот уже ждала пара белых лошадей, запряженных в двухколесную повозку. Рядом стоял раб, высокий тощий хетт с реки Галис. Он отличался зубоскальством и болтливостью, у него была широкая улыбка и плохие зубы. Длинные волосы сальными змейками лежали на сутулой спине. На щиколотках он носил браслеты с бубенчиками, которые тихо позвякивали при каждом шаге.

— Ездить с таким — только позориться перед честными гражданами, — с раздражением прошептал сын судьи, но в повозку забрался, хмуро взглянув на возницу.

По окончании занятий он сидел во дворе и думал о незнакомой девушке. Он чувствовал, что близок к отчаянию, что теряет голову. Он даже готов был признать, что не было никакой девушки, а все только морок, плод мозга, задыхающегося от жары. Но в этот самый момент из ниши снова выскользнула она, в желтой накидке, босая, с узорами на стопах, выполненными хной.

Адапа смотрел на нее, словно пораженный молнией. Наконец он пришел в себя и начал очень медленно вставать.

Глава 7. ДВОРЕЦ НАВУХОДОНОСОРА

Внутри городских стен уже кипела хозяйственная жизнь. Гигантский комплекс дворца возвышался над суетой. Дорога процессий сверкала голубыми изразцами, диковинные звери на стенах стремились во дворец, будто маня путешественника за собой. Ворота Иштар поднимались в фиолетовую высь, великолепные в своем монументальном величии. Южный дворец, словно чего-то ждал.

Тронный зал, наконец, опустел, все три его входа были заперты. Суровые горцы с Тауруса стерегли покой этих стен. Посланцы из Элама, наконец, удалились. Смолкли голоса, шарканье, тихий звон золотых украшений, подобный шелесту. Уже отправили в счетную канцелярию приношения, угодные Вавилону. Уже можно было закрыть глаза.

Воинственный дух Набопаласара витал в этих стенах. С того времени как в Вавилоне утвердились арамеи, в стране произошли большие перемены. Новый царь, избранный Набу и Мардуком, заключил союз с индийцами, диким племенем, управлял которым такой же дикарь Киаксар.

И объединенные армии двинулись на Ашшур.

Ассирийское государство, потеряв своего последнего великого царя, Ашшурбанапала, быстро катилось к закату. Гибель империи была неизбежна. Во многих покоренных провинциях начались кровавые восстания.

В весенние месяцы Набопаласар и Киаксар вошли в Ниневию и сравняли богатейший и прекрасный город с землей. Дворец ассирийских царей, «не имеющий соперников», был разрушен и предан огню, а камни фундаментов сброшены в канал, в чьи воды он гляделся, как заносчивая красавица в зеркало.

После такого удара ассирийские города уже не смогли подняться. В руинах лежали Ашшур, Ним-руд, Дур-Шарукан. Тигр окрасился кровью, и в мутных водах Верхнего Заба плыли трупы.

На равнинах мидийцы и царь Вавилона настигали воинов Ашшура, закрывали входы и выходы и убивали их без числа. Мирных жителей уводили в плен и делали своей собственностью. Вавилонские боги — Бел, Иштар, Адад, Син, Шамаш, Нергал с молчаливым одобрением смотрели на разграбление.

Избавившись от опасного врага, Вавилон вновь занял господствующее положение в Передней Азии и мог соперничать с Египтом.

Тронный зал Южного дворца поражал воображение каждого, кто входил сюда. На стенах его, покрытых белым гипсом, размещались искусные рельефы: гигантские фаллические «древа жизни», шагающие львы. Из многоугольных кессонов потолка свисали бронзовые лампы, инкрустированные золотом, серебром и драгоценными камнями. Двери из дорогого кедра были обиты медью, дверные петли и засовы выполнены из бронзы. Пол устилала великолепная мозаика, изображающая царскую охоту.

Захватывающее впечатление производили размеры зала, где каждый шаг освещали многочисленные, лампы. Но сейчас их свет был приглушен.

Напротив средней двери располагалась сумеречная ниша. В ней-то и находилось сердце страны — трон Навуходоносора. К нему вели ступени, покрытые резным орнаментом и клинописью. У основания лестницы стояли четыре воина-наемника с обнаженными короткими мечами.

За закрытыми дверями, наконец, смолкли отголоски шагов. Теперь в тронном зале слышалось лишь легкое потрескивание фитилей в светильниках.

Раздался сдержанный кашель, невнятное бормотание. Воины стиснули рукояти мечей. На троне, возносясь над роскошью зала, сидел Навуходоносор в глубокой задумчивости. Он был болен и, как ему самому казалось, неизлечимо. Но царь еще крепко держал страну в руках.

Его желтые пальцы вцепились в подлокотники трона, воротник душил, шапка, словно раскаленный котел, жгла голову. Навуходоносор рывком сорвал ее и небрежно бросил на колени. Шапка соскользнула на пол, так и осталась там лежать.

9
{"b":"137793","o":1}