К письму была приложена схема размещения резидентур, подчиненных якобы Орлову, составлявших обширную сеть, покрывавшую чуть ли не всю Европу. Агентура 2-го отдела польского генштаба установила их наличие в Осло, Стокгольме, Копенгагене, Хельсинки, Риге, Варшаве, Львове, Бухаресте, Милане, Базеле, Мюнхене, Загребе, Париже, Праге, Будапеште, Таллине, Вильно. Далее Орлов будто бы имел в Стамбуле пункт переправы агентуры в Одессу, Новороссийск, Батум. Германские спецслужбы, однако, оценивали Орлова более сдержанно, поскольку были осведомлены о положении «внутри» русских монархических организаций лучше поляков. Ведь Берлин был резиденцией политического центра русских эмигрантов-монархистов—«Высшего Монархического Совета», а его глава Марков, бывший депутат Государственной Думы и лидер «черной сотни», являлся германским секретным агентом. А один из его ближайших помощников, в старой России чиновник высокого ранга, Тальберг еще в 1918 году поддерживал тайные контакты с германским послом в Москве графом Мирбахом.

О «конторе Орлова» к 1922 году была прекрасно осведомлена ведущая французская спецслужба — 2-е Бюро генерального штаба. Французские разведчики, как и их германские коллеги, относились к Орлову весьма сдержанно по различным причинам. Во-первых, они подозревали, что он является советским «двойником», причем ссылались на имеющиеся сведения о его работе в Петроградской ЧК в 1918 году, где он будто бы являлся чуть ли не главным источником информации ее главы—Урицкого о «белом подполье», многих участников которого он выдал чекистам. Было известно и о его сотрудничестве с германским разведчиком в Петрограде после Брестского мира Баргельсом. Прибыв в Берлин, Орлов, по французским данным, «создал шпионскую организацию, представлявшую разведку Врангеля». Ее финансовую базу пополняли субсидии от проживавших во Франции русских аристократов-эмигрантов Юсупова, известного по участию в убийстве Распутина, и Сумарокова-Эльстона. Во 2-м бюро Орлова считали человеком беспринципным, элементарно нечестным.

Керзону не удалось взорвать советско-британское торговое соглашение, и после некоторой стагнации к концу 1923 года отношения между СССР и Великобританией, как казалось, сблизились. На выборах в палату общин в декабре консерваторы утратили большинство. Новый кабинет возглавил лидер лейбористов Макдональд, который публично заявил о намерении установить «свободные экономические и дипломатические отношения с Россией». И 1 февраля Великобритания признала СССР «де-юре». Казалось, что сторонам удалось достичь соглашения—подписать так называемый «общий договор» и новый торговый, заменивший заключенное в 1921 году торговое соглашение. Предстоял окончательный юридический акт—ратификация договоров. Но достичь этого в Лондоне оказалось не так-то просто. Консерваторы, опиравшиеся на влиятельные круги, обвиняли Макдональда в «мягкотелости», капитуляции перед большевиками. Консерваторы имели немало сторонников и в Министерстве иностранных дел «Форин Оффисе». Всем им нужен был предлог, чтобы сорвать ратификацию договора с Москвой, поскольку глава правительства уже колебался под натиском справа. Он опасался за исход предстоящих парламентских выборов, в ходе которых обвинения в нетвердости, недостаточной защите интересов Британии, уступчивости коммунистам могли привести к поражению лейбористов.

В Лондоне прекрасно понимали, что английские коммунисты, представлявшие секцию Коммунистического Интернационала, поддерживали стратегическую линию борьбы за мировую революцию. В резолюции XII съезда РКП(б), принятой по докладу председателя Исполкома Коминтерна Зиновьева, ясно говорилось: «Съезд заявляет Коминтерну, что его русская секция считает своей первейшей обязанностью более чем когда-либо помогать братским партиям в борьбе за коммунизм под испытанным руководством «Интернационала». Аналогичные по смыслу заявления коммунистических лидеров широко воспроизводились средствами массовой информации в Англии. Поэтому тем, кто хотел бы сорвать ратификацию договоров между Москвой и Лондоном, не надо было больших «доказательств» двойной игры московских большевиков, с одной стороны, выступающих за мирное, взаимовыгодное сотрудничество с Великобританией, а с другой — тайно содействующих британским коммунистам в подготовке насильственной революции. И это не показалось бы обывателю чем-то невероятным.

В мае 1924 года в «Форин Оффис» из Министерства внутренних дел поступило письмо, якобы направленное в адрес ЦК компартии Великобритании из Москвы за подписью Зиновьева.

Письмо представляло собой инструкцию ЦК компартии Великобритании по организации демонстраций в связи с 1 Мая. Массовые выступления должны были «помочь в успешной работе» советской делегации в Лондоне, что стало бы «большим шагом вперед на пути развертывания революционного движения в Великобритании». В случае перерыва в переговорах партия должна была организовать выступления рабочих с целью оказать давление на правительство. Из письма следовало, что на организацию всей работы Коминтерном ассигнованы финансовые средства (правда, не указывалось, в каком размере), хранителем которых был назначен один из членов советской делегации. Через некоторое время в Министерство иностранных дел поступило из МВД второе «письмо Коминтерна». Оно было датировано мартом 1924 года. В нем английские товарищи информировались, что во время пребывания советской делегации на переговорах в Лондоне Томский уполномочен на ведение дел с британскими коммунистами. В письме также содержалось предложение использовать факт визита представителей Советского правительства в Англию для «революционизирования британского рабочего класса». Несмотря на заверения шефа «Специального отдела» Скотланд-Ярда сэра Чайлда и разведки Министерства иностранных дел в подлинности писем, Макдональд воздержался от представления протеста Москве. Быть может, он, опытный политический деятель, все-таки сомневался в том, что Москва пойдет на риск срыва переговоров, в положительном исходе которых была явно заинтересована. С другой стороны, он вряд ли готов был признать свою «ошибку», «близорукость», неспособность разгадать «коварные замыслы большевиков», поскольку многие британские политики и представители деловых кругов считали крайне выгодным расширение торговых отношений с СССР, видя перспективу утраты огромного «русского рынка», на который энергично внедряются уже Германия и другие страны Запада.

Однако те, кто предпринял атаку на «московскую политику» кабинета, не думали отказываться от своих намерений.

Через два месяца после того как переговоры в Лондоне были успешно завершены, решался вопрос о назначении послов в Лондон и Москву. Британская разведка направила одновременно нескольким министрам «вновь» добытое письмо в ЦК компартии Великобритании с уверениями, что документ является подлинным. Документ был на «официальном бланке» Коминтерна.

Отправителем значился «Исполнительный Комитет Коммунистического Интернационала. Президиум, 15 сентября 1924 года».

Письмо было подписано «Председатель Президиума Коммунистического Интернационала — Зиновьев». Оно должно было служить неопровержимым доказательством двуличия Москвы, которая даже после подписания договоров не оставила прежних планов организации в Англии вооруженного восстания и пролетарской революции:

«Вооруженной борьбе должна предшествовать борьба против склонности к компромиссу, которая укоренилась среди большинства британских трудящихся, против идеи эволюции и мирного уничтожения капитализма.

Только тогда можно рассчитывать на полный успех вооруженного восстания… Из Вашего последнего отчета явствует, что агитационно-пропагандистская работа в армии слаба, на флоте — лучше. Ваши ссылки на то, что качество привлеченных в армию членов партии искупает их количество, в принципе правильно, но тем не менее было бы желательно иметь ячейки во всех войсковых частях и в особенности в тех, которые расположены в крупных центрах страны, а также на предприятиях, изготавливающих военное снаряжение, и на военных складах. Мы предлагаем, чтобы самое тщательное внимание уделялось этим последним. В случае опасности войны с их помощью и в контакте с транспортниками можно парализовать все военные приготовления буржуазии и начать превращение империалистической войны в классовую войну…»