В стране начинался жестокий экономический и политический кризис. Германия становится одним из крупнейших центров эмиграции из России.

Поэтому Орлову приходилось «лавировать», оказывая услуги и «нашим» и «вашим».

Официально он числился в Берлине как совладелец «Бюро консультаций по вопросам права», принадлежащего фирме «Соколов и Ремминг». Себя именовал «действительным статским советником», консультантом по Русскому гражданскому праву, имел собственный офис на Уландштрассе, 20.

Несмотря на запрет, установленный Версальским мирным договором, германская военная разведка сумела сохраниться. Ее службы работали под видом коммерческих информационных фирм, сыскных агентств, тайных аппаратов разведки правых партий, объединений фронтовиков вроде «Стального Шлема», сотрудничество которых с рейхсвером тщательно маскировалось.

В 20-е годы наибольший масштаб приобрели операции «Особой службы «Нунция», которой руководили бывшие кадровые военные разведчики.

Германия, как демократическая республика, вроде бы не должна была иметь органа, свойственного авторитарным режимам, — политической полиции. Но она существовала в виде «отдела» полицейских управлений крупных городов.

В 1920 году в структуре правительства Веймарской республики было создано и специальное центральное учреждение, руководившее «гражданскими» органами безопасности, но тесно связанное с военной разведкой. Оно именовалось ведомством «Имперского комиссара по наблюдению за общественным порядком».

И с «Нунцией», и с аппаратом «Имперского комиссара» Орлов вскоре установил связь. Впрочем, это было скорее возобновлением старых контактов. Ведь одним из главных помощников главы аппарата рейхскомиссара в Берлине Вейсмана был Бартельс — «шеф» Орлова по работе в Петрограде в 1918 году, ставший «правительственным советником». Сначала он привлек Орлова к работе в качестве «консультанта по русским делам», а потом и постоянного информатора. Ведомство имперского комиссара, как и польская разведка, интересовалось не только деятельностью «агентов Москвы», но и эмигрантами-монархистами, особенно теми, кто был связан с «врагом Германии»—центром в Париже под руководством генерала Кутепова.

Когда Орлов прибыл в Берлин, он кроме Бартельса не имел в кругу своих знакомых людей, которые оказали бы ему содействие в установлении «деловых контактов» с германскими спецслужбами. Орлов скоро понял, что можно получать немалый доход от торговли несколько необычным товаром — разведывательной информацией.

Первым звеном в цепи новых связей стала уже действовавшая в Берлине с 1919 года «фирма» «Восточное бюро», основанная бывшим офицером-белогвардейцем X. Зивертом, являвшимся поставщиком разведывательной информации для всех немецких спецслужб.

Вскоре Орлов развертывает при помощи подысканных им в Берлине агентов собственное «дело». Это были весьма колоритные личности. Работая на Орлова, они в то же время проводили самостоятельные операции.

Орлов скоро уяснил, что покупают прежде всего оригинальные документы, и не только политики, но и разведслужбы больших и малых стран. Особый спрос имели материалы, освещающие деятельность Коминтерна, советской разведки, их связь с коммунистами в различных государствах. При этом покупатели не требовали от продавца веских доказательств в подлинности предлагаемых документов. И Орлов решает наладить фабрикацию прежде всего «советских документов».

К весне 1920 года, когда до окончания гражданской войны на просторах бывшей Российской империи было еще далеко, трезво мыслящие политики в Англии, являвшейся одним из главных «спонсоров» белого движения, приходят к выводу, что попытки сокрушить большевиков вооруженной силой обречены на провал. Более того, в интересах британского капитала было установление с Советской Россией экономических отношений, пусть и без признания ее «де-юре».

Однако в британских верхах было немало и противников всякой нормализации отношений с «Красной Москвой». Наиболее решительно и энергично выступал лорд Керзон, занимавший пост министра иностранных дел.

Непримиримы были и руководители всех трех основных британских спецслужб — «Секретной разведывательной службы» («СИС») — ведущей организации внешней политической разведки, «Специального отдела Скотланд-Ярда»—внутренней разведки и политической полиции, а также контрразведки (в будущем она получила наименование «МИ-5»). К ним следует добавить вновь организованную информационную разведку, занимавшуюся перехватом и расшифровкой секретной переписки иностранных государств. Она получила маскирующее наименование «Правительственная школа мифов и кодов» (ГС-ЦС).

Этот список завершает разведывательное бюро Министерства внутренних дел британского колониального правительства Индии — ведущей спецслужбы Лондона, работавшей на Ближнем и, особенно, на Среднем Востоке.

В мае 1920 года в Лондон прибыла советская торговая делегация. С первых дней ее работы она стала объектом наблюдения британских спецслужб. Реальные результаты вскоре получила деятельность лишь одной из них — «Правительственной школы мифов и кодов», благодаря главе ее «русской секции» Фетерляйну, одному из виднейших криптоаналитиков в дореволюционной России, эмигрировавшему на Запад. В короткий срок ему удалось «расколоть» все шифры и коды, применявшиеся советской торговой делегацией при связи с Москвой, а также с Копенгагеном, где в то время находился заместитель наркома иностранных дел Литвинов.

15 сентября 1921 года британский представитель в Москве Ходжеси передал ноту протеста Керзона советскому наркоминделу Чичерину. Нота не была подписана, чтобы не было впечатления о каком-то официальном признании правительства РСФСР как объекта международного права. В ноте содержались обвинения советской стороны в нарушении взятых на себя обязательств в соглашении от 16 марта 1921 года — отказа от «враждебной пропаганды» вне границ РСФСР. Центральное место в перечне доказательств занимали «сведения», проданные Орловым. Рассекреченные сегодня архивные документы Коминтерна дают полное право утверждать, что все эти «данные» являются от начала до конца вымышленными. Вместе с тем нельзя не отметить, что Коминтерн действительно проводил нелегальные операции в самых различных странах, включая Великобританию и ее колонии.

Керзон все же недооценил своего противника. В Москве сразу же заметили, что англичане сумели «расколоть» шифры, которые применялись Наркоминделом. Кроме того, в английских газетах появились выдержки из советских телеграмм, хотя и не раскрывался способ их получения. Почти немедленно последовали меры по введению новых шифров и кодов, которые британские специалисты, по крайней мере в течение некоторого времени, не могли раскрыть.

В общем «акция Керзона» не достигла ожидаемых результатов. Британское Министерство иностранных дел было вынуждено косвенно признать, что опубликованные материалы являются фальшивкой. Прервать процесс нормализации советско-британских отношений ее противникам не удалось.

Нота Керзона 1921 года оказалась не последней попыткой использовать поддельные документы против большевистской Москвы. В следующей, более масштабной и серьезной по последствиям, акции того же рода вновь фигурирует Орлов и его контора в Берлине. Прежняя грубая «работа» не понизила его «рейтинг» у потенциальных и реальных покупателей. Особенно высоко он ценился во 2-м отделе польского генштаба как крупная фигура в тайной деятельности русских эмигрантов-монархистов. Его считали убежденным германофилом, что не мешало и сохранению им ведущей роли в секретной службе известного франкофила, Великого князя Николая Николаевича. 19 января 1922 года польскому военному атташе в Белграде Михальскому была направлена секретная ориентировка, в которой давалась оценка Орлову:

«Германофильские организации, резиденции которых размещаются главным образом в Берлине, остаются под руководством Владимира Григорьевича Орлова, одного из выдающихся российских офицеров разведки, имеющего в разных центрах Европы своих агентов. До сего времени Орлов для целей борьбы с большевиками получает существенные субсидии как от англичан и французов, так и немцев, которых информирует о ситуации на Востоке… Орлов, правая рука комиссара Вейсмана из Берлинского комиссариата по наблюдению за общественным порядком… инспирирует фабрикации своими офицерами документов, содержащих долю правды. Позиция Орлова в отношении польских дел негативная. Он думает, что борьба между поляками и большевиками может пойти на пользу как русских, так и немецких монархистов и поэтому в своих документах старается провоцировать состояние напряженности между Польшей и Советской Россией».