В Балканских войнах триумф и единство инспирированной русскими балканской лиги были нарушены выходом Болгарии, которая по настоянию автономной Венгрии напала на своих прошлых союзников. Ее поражение в 1913 г. обеспечило ее верность Австрии и Германии в войне 1914 – 18 гг., и ее разочарование Нейским договором сделало ее легкой добычей нацистского влияния.

10. Австро-Венгрия не пережила 1918 г., но гитлеровская Германия укрепила свою экономику и стратегическое положение за счет Балкан, в начале при помощи торговых договоров, затем решительнее, путем присоединения Австрии и Чехословакии. Советский Союз отнесся к этому с неодобрением, и даже в 1941 г., перед немецким нападением на СССР, когда последний все еще оставался нейтральным, Советское правительство и пресса побуждали Грецию, Югославию и Болгарию сопротивляться проникновению агрессии нацистов. Таким образом, два первых принципа советской политики на Балканском полуострове после поражения нацистской Германии должны сводиться к следующему:

а) Германия никогда не должна получить возможности контролировать Вену или Прагу.

б) Дунайская федерация будет рассматриваться с большим подозрением, если будут какие-либо указания на то, что во главе ее могут стать прогерманские австрийские или венгерские элементы, возобновив таким образом блок центрально-европейских государств 1879–1918 гг., СССР будет поощрять соответственно полную подлинную независимость Чехословакии и Австрии. Он захочет (на стратегической скорее, нежели на политической основе) наблюдать социальную революцию в Венгрии, которая свергнет прогерманские и монархистские элементы. Если эти жизненно важные стратегические позиции будут обеспечены, то заинтересованность Советов в Балканах будет незначительной. Они будут, безусловно, настаивать на восстановлении Бессарабии, которая была русской с 1812 по 1918 г. и захват которой Румынией никогда не признавался Советами. Возвращение ее будет иметь двойное преимущество: предоставление СССР возможности контроля над устьем Дуная и в связи с возвращением северной Буковины (присоединенной в 1940 г.) – вовлечение еще группы украинцев. Поскольку границы 1941 г. восстановлены, то заявление т. МОЛОТОВА, что СССР не имеет территориальных претензий по отношению к Румынии и не имеет намерений свергнуть ее социальный строй, представляет, очевидно, предполагаемую русскую политику. Как указал премьер БЕНЕШ, маршал СТАЛИН как будто одобряет возвращение Трансильвании Румынии, чтобы уменьшить стратегическую угрозу Балканам со стороны прогерманской Венгрии.

Особенно дружественные взаимоотношения существуют, как будто, между СССР и двумя южными славянскими государствами, однако нет оснований предполагать, что, поскольку германская угроза Балканам ликвидирована, не может быть и речи о непосредственном политическом контроле и еще меньше о включении в состав СССР, и, возможно, что в случае создания там после войны правительства левого крыла оно могло бы надеяться на поддержку советами требования доступа к Эгейскому морю. Это, однако, не предвидится, пока режим проливов не будет соответствовать советским требованиям. Если сотрудничества союзников в этом деле не будет, СССР может поддержать претензии Болгарии на получение выхода в Эгейское море, вернувшись таким образом к своей политике «Великой Болгарии» 1875 г.

11. Наконец, СССР безусловно захочет лишить Германию возможности снова наложить экономическую лапу на Балканы, как это было в 30 годах.

Много лет после войны СССР не сможет вывозить в Балканские страны предметы производства, получаемые ими прежде из Германии. Среди возможных выходов могут быть рассмотрены два:

а) чтобы эти предметы ввозились из Великобритании;

б) чтобы местная промышленность в Балканских странах спешно развивалась при помощи иностранного капитала.

Нет оснований предполагать, что СССР будет протестовать против любого разрешения, при условии уверенности, что нет намерения заменить германское экономическое господство на Балканах английским. Подобная уверенность могла бы быть создана подробными консультациями и, возможно, созданием некоего интернационального органа для привлечения капиталов на Балканы, где СССР должен быть представлен в соответствии с его политическими интересами в этой части Европы.

12. Правительство Советского Союза неоднократно решительно высказывало свое отрицательное отношение к ней, хотя оно заявило на Московской конференции, что в «должное время» оно будет готово рассмотреть этот вопрос в свете опыта послевоенного сотрудничества с другими союзными нациями и обстоятельствами, которые могут возникнуть после войны. Насколько советы против, настолько поляки выступают за эти планы. Правительство Советского Союза опасается:

а) Что подобная схема станет инструментом для осуществления польской мечты о создании блока «от Балтийского до Черного моря», который возобновил бы в новой форме примечательную Польско-Литовскую империю, какой она была в 16 и 17 веках. Польские ораторы не скрывают своего желания включить Балтийские государства в такую федерацию, не говоря уже о тех польских территориях, которые были присоединены Советским Союзом в 1939 г. Оба эти района, как мы видим, рассматриваются Советским правительством жизненно важными как в стратегическом, так и в политическом отношениях; больше того, его собственный престиж внутри страны связан с сохранением районов, которые «добровольно» пожелали войти в состав СССР.

б) Правительство Советского Союза опасается также, что подобная конфедерация, даже если она не направлена на отделение Балтийских государств и Украины от СССР, будет возглавляться антисоветскими элементами в Польше, Венгрии и других странах и таким образом может подпасть под германское влияние или влияние другой страны, которая захочет проводить антисоветскую политику.

13. Россия, как и Великобритания, ничего не сделала, чтобы препятствовать объединению Германии в 19 столетии, обе страны рассматривали это с благосклонным нейтралитетом. В 20 веке Россия стойко выступала против германского нажима в восточном и в юго-восточном направлениях. После войны 1914 – 19 гг. сложилось исключительное положение, так как большевистское правительство в России не признавалось западными державами, принимавшими участие в вооруженных попытках свергнуть его. Россия была, таким образом, брошена в объятия Германии. (Договор в Рапалло 1922 г.) Намерение большевизировать Германию было заменено военным и экономическим сотрудничеством. Возникло тесное взаимопонимание между рейхсвером и Красной Армией. Это взаимопонимание, однако, было основано на слабости и изоляционизме обеих сторон. Подобно «Дрейкейзербунд» 19 столетия оно прекратилось, как только Германия стала снова сильным военным государством.

В 30-х годах СССР был последовательным защитником коллективной оппозиции германской агрессии. Надо думать, что отмена этой политики в 1939 г. объясняется русскими опасениями (хотя и неоправданными), что Великобритания и Франция не намеревались вести эффективную борьбу против Германии и что англо-французская политика направлена на отвод германской агрессии на восток.

14. Между 1918 и 23 гг. Советское правительство, несомненно, прилагало усилия в сторону коммунизации Германии. После 1923 г. этот план был оставлен для более непосредственных политических и экономических выгод. Германская коммунистическая партия оказалась неспособной воспрепятствовать нацистскому движению. Вполне возможно, что после этой войны в Германии может возникнуть своего рода коммунистическое движение. Однако весьма невероятно, чтобы современное правительство СССР положительно рассматривало коммунистическую Германию при всех условиях, в течение многих грядущих лет. Если бы Германия вошла в состав СССР как составная республика, более высокое экономическое и техническое развитие ее и более высокий жизненный и политический уровень ее населения, несомненно, дали бы немцам право требовать господствующего положения, что, несомненно, не приветствовалось бы как Кремлем, так и вообще народами России. Весьма существенной задачей Советского правительства было оградить его политически отсталое население от общения с западными идеями, и оно едва ли изменит эту политику в пользу народов Германии, которые непрерывно на протяжении дюжины лет начиняются антикоммунистическими и антиславянскими идеями нацизма. Предполагаемая «большевизация» определенной части нацистской партии в конце настоящей войны может, в силу вышеуказанных причин, встретить только враждебное отношение со стороны Советского правительства. Даже если допустить невероятный случай, что Кремль решит последовать подобной политике, то почти невозможно, чтобы многострадальный русский народ, после трех лет суровейших в истории битв, вступил в дружественные взаимоотношения с немцами.