– Никого! – воскликнул он, ужаснувшись.

Следующий вопрос она медлила задавать, чувствуя его бесполезность. Спартак Макарович запрограммировал себя на один ответ: ничего не видел, ничего не слышал, ничего никому не скажу.

– Спасибо, вы можете идти. – Он двинул к двери, взялся за ручку, но Урванцева остановила его: – Значит, вас никто не видел в час ночи?

– А кто меня должен видеть? – разволновался он. – Я находился у себя… один…

Следующим она допрашивала Колчина. Он был спокоен, но заметно утомлен и расстроен. Урванцева по внешним признакам угадала, что человек он мрачноватый, пессимист, слегка флегматичный, но дружелюбный – ровно настолько, насколько позволяет его сдержанная натура. Урванцева начала беседу с вопроса:

– Расскажите, где вы были в ночь убийства Ермакова?

– Дома.

– Кто это подтвердит?

– Жена.

– А еще кто?

– Жена уже не свидетель? – проворчал Колчин, однако по всему было видно, он чего-то подобного ждал. – Почему вы задаете эти вопросы мне: где был, кто подтвердит? Ну некому подтвердить. Я не выношу мусор поздно ночью, не гуляю с собакой – у меня ее нет, не буяню, поэтому соседи подтвердить не могут, что я находился дома. Дети тоже не могут, они учатся в Питере.

– Не стоит так нервничать, – бесстрастно сказала она, хотя внешних признаков нервозности в нем не было. На краю стола лежали листы, Урванцева передвинула их к нему. – Посмотрите список. Видите, сколько фамилий? Все эти люди работают здесь, я буду их допрашивать и задавать те же вопросы. Начала опрос с вышестоящих, а вы уж подумали, будто я подозреваю вас.

– Ничего я не подумал, – буркнул он, отвернувшись в сторону. Ему стало неприятно и стыдно, что какая-то баба раскусила его. – Если на то пошло, я сам все время думаю – кто?

– Кто застрелил Ермакова? – уточнила она. – Не хотите поделиться своими мыслями?

– По логике, чужой сюда проникнуть не мог, хотя… я ничего не исключаю.

– Вы хотите сказать, что Ермакова убил тот, кто работает в этом здании?

– Ну да, да! Мне так кажется. А может, это совсем не так.

– А причина? Согласитесь, должна быть веская причина. Ночью, в подвале… Как думаете, зачем Ермаков пошел туда?

– А зачем он брал ключи от чужих кабинетов? Однажды я видел, как Ермаков сдавал вахтеру несколько ключей, я даже сказал об этом Князеву.

– И что Князев?

– Отнесся к этому равнодушно. Он в последнее время изменился, такое ощущение, что ему безразлично, потеряет он завод или нет.

– У Князева с Ермаковым были конфликты?

– Разумеется. В рабочем порядке.

– А у вас с Ермаковым?

– У нас разные сферы деятельности, исключающие конфликты. Споры случались, как у всех людей.

– Насколько мне известно, вы тем утром пришли на работу раньше всех… Зачем?

– Ну вы даете, – хмыкнул он. – В связи с известными событиями мне не сидится дома. Если завод от нас уйдет, нам придется искать работу, никто не оставит бывших сотрудников. Разве усидишь тут дома?

– Что ж, у меня все. Если нетрудно, пригласите референта Князева.

Колчин задержал взгляд на лице Урванцевой, но на нем не отразилось ничего, чтобы понять, какие выводы сделала эта женщина, которая больше смахивала на мужика в юбке. Уж слишком она суха, сурова, деловита, а ее глаза пронзали Колчина насквозь, невольно вселяя в душу первобытный страх. Он вышел, через минуту следователь уже разглядывала Оскара – молодого, красивого, явно неглупого человека, аккуратно и прилично одетого.

– Скажите, Оскар, трудно было получить место у Князева?

– Я прошел по конкурсу. Есть другое слово – кастинг.

– Год назад, да? А какое у вас сложилось впечатление о коллективе? Я спрашиваю о тех людях, с которыми вы чаще всего встречаетесь.

– Нормальное.

– Это обтекаемый ответ.

– А какой вы ждете? Мне посчастливилось устроиться на хорошее место сразу после школы референтов, так везет далеко не каждому.

– Ну а позже?

– Мне нравится работать у Князева.

– Говорят, он жесткий человек, грубый.

– Всякое бывает. Пал Палыч фанат своего дела, такие люди не всем нравятся. Кстати, без жесткости невозможно руководить крупным предприятием, народ у нас особенный, кнут понимает лучше, чем пряник. Но Пал Палыч не скряга, ценит специалистов, его любят и понимают, грубость прощают, потому что он без повода не буйствует. У нас ведь очень неплохие заработки по сравнению с другими предприятиями города.

– Вполне удовлетворительный ответ. Скажите, Оскар, что вам известно о Ермакове? Почему он находился в здании в ночное время?

– Понятия не имею. Ермаков не распространялся о своих планах.

– Вы знали, что он задерживается на работе?

– Да кто этого не знал? Он и не скрывал, слонялся вроде бы без дела.

– Кстати, как к нему относились коллеги, окружающие?

– Хорошо. Он не скандальный был, уравновешенный. Конечно, последнее время все стали нервными, но это из-за перипетий с заводом.

– А вы… вы, кажется, вернулись назад в восемь часов вечера?

– Да, – не смутился он. – Забыл мобилу.

– А почему пробыли полтора часа в здании? Ушли вы, кажется…

– В начале десятого, примерно в пятнадцать минут, – назвал он более точное время. – Я не имею на квартире, которую снимаю, телефона, поэтому воспользовался служебным и позвонил друзьям, поболтал. В этом нет ничего предосудительного.

– Разумеется, нет. А потом что вы делали?

– Поехал домой. Поужинал. Смотрел телевизор. Заснул.

– У вас нет девушки, с которой вы встречаетесь?

– Нет. – Он развел руками, смущенно улыбнувшись.

– Кто может подтвердить, что вы были дома?

Пауза. Молодой человек попал в тупик, поднял плечи и так застыл на полминуты.

– Значит, подтвердить, что вы находились дома, некому?

– Только хозяйская кошка может подтвердить.

– Скажите, почему в приемной горел свет в ту ночь?

– Да, горел… – совсем растерялся он. – Я пришел на работу, а свет горел… Наверное, забыл погасить, хотя мне кажется, что я его погасил.

– Спасибо…

В конце рабочего дня Урванцева зашла к Князеву, который обсуждал с Климом первостепенные задачи. Говорить не боялись, милиция прощупала кабинет на предмет «жучков» – чисто.

– Ну, что, Пал Палыч, из всех опрошенных у двоих нет алиби – у главного инженера и Оскара. У третьего оно тоже сомнительное – у Колчина. А теперь давайте порассуждаем вместе. Пожарная дверь, которая находится напротив входа в подвал, оказывается, не заперта. Небольшой, так называемый амбарный замок висит, но дужка у него перекушена.

– Никогда не обращал внимания на пожарную дверь и тем более на амбарный замок, – озадаченно вымолвил Князев.

– Что интересно, – продолжила она, – на срезе металл окислился, отсюда следует, что перекусили дужку давно, а не в ночь убийства Ермакова. Значит, запасным выходом кто-то пользовался не один раз. Думаю, убийца покинул здание через пожарную дверь. Вне сомнений, он и перекусил дужку замка.

– Так, – произнес Князев, что-то вычисляя в уме. – Если это сделано давно, то для того, чтобы что-то внести или вынести.

– Логично, – согласилась она. – Вы забыли добавить: тайком зайти и выйти.

– Насколько я помню, дверь перекрывает железная перекладина, – подал голос Клим. – Если отсюда выйти, то перекладину не поставишь на место, как же этого никто не заметил?

– А вы часто обращали на нее внимание, когда поднимались по лестнице? – подхватила Урванцева. – Видели, что она болтается, а не перекрывает дверь? Вспоминайте, вспоминайте…

Клим выпятил нижнюю губу, но ответил быстро:

– Не помню такого.

– То, что постоянно попадается на глаза, в конце концов уже не замечаешь, – сказала Урванцева. – Об этом догадывался убийца, и когда ему нужно было войти незамеченным, он подготавливал дверь, например, задерживаясь на работе, когда подавляющая часть служащих расходилась. После этого он тоже уходил, обращая внимание вахтера на себя, а потом возвращался уже через пожарную дверь.