– Последнее время? – перебил Леденев. – Сколько примерно это длилось?

– С месяц, – выручила Брасова Наташа. – Да, он резко изменился примерно месяц назад или чуть больше. Его что-то очень сильно беспокоило… даже угнетало. Когда я приставала к нему с расспросами, Алеша отмахивался, смеялся и говорил, что я мнительна.

– Честно, Глеб, – приложил ладонь к груди Брасов, – ничто не предвещало такого конца. Я связывал его настроение с неудачами на работе, в пятницу в ресторане предложил перейти ко мне, он согласился, обрадовался, мы договорились встретиться в понедельник… и вдруг на тебе!

– Юра прав, ничто не предвещало, – сказала Наташа. – После дня рождения Роба он предложил мне к нему переехать.

– Значит, причин как таковых не было, но Лешка… – Язык Глеба не повернулся сказать «выбросился», в доме повешенного не говорят о веревке. – Странно.

– Более чем, – утвердительно кивнул Роберт.

И снова пауза, давившая на всех, как бетонная плита, молчание прервала Элла, поднявшись:

– Извините, я выйду покурить.

– Пожалуй, я тоже, – поднялась и Тори. Лучший способ избежать скользких тем, которые мучительны своею загадочностью.

– Открою балкон, – подхватилась Наташа. – Там шпингалет заедает, нужно знать, как его повернуть…

– Нет-нет, – замахала руками суеверная Тори. – Туда я не пойду. Мы на площадку.

А вот она подругу Глеба с пристрастием рассматривала, ее страшно интересовало: где Леденев откопал девицу корейско-монгольского происхождения. У Тори заныла старая царапина, раной она не назвала бы первое трепетное чувство к Леденеву, все-таки ее залечило время. Однако быть отвергнутой – штука неприятная даже спустя много лет, наверное, это останется с ней навсегда. Пора было и разговор завязать.

– Глеб надолго приехал?

– Завтра повезем его маму на консультацию в Москву, если диагноз не подтвердится, вернемся сюда.

– Глеб говорил, что ушел в научный бизнес, правда, я не догоняю, что это такое, а ты чем занимаешься? У тебя есть работа?

– Есть. Любить Глеба.

– О! – выразила степень своего изумления Тори. Эллочка откровенна до неприличия, а по ее мнению, любовь к мужчине нужно скрывать не только от него, от посторонних тем более, иначе уронишь достоинство. – Считаешь, любить – это работа?

– Да. Трудная.

– И давно ты… трудишься? – не удержалась Тори от скептических нот.

– Пять лет.

– Ммм! Должно быть, у тебя призвание. Вы женаты? – А ведь Леденев ясно сказал: «Подруга», но в этом вся Тори, куснуть – ее маленькое хобби.

– Глеб привез меня познакомить с родителями.

Достаточно емкий ответ: знакомят с родителями, когда принято решение узаконить отношения, однако Тори дала свою трактовку:

– Значит, нет. Не обидно? Столько лет ты с ним, а он до сих пор не женился? О статусе жены мечтает всякая любящая женщина.

– Я же сказала: любить – работа трудная.

Неразговорчивая девушка Элла, не хочет полностью открыться и удовлетворить нездоровое любопытство. Жаль, не удалось задать еще несколько провокационных вопросов: на площадку вышел Роберт, он пожирал глазами Эллу, не стесняясь жены. К счастью, Тори никогда не испытывала к нему и половины тех чувств, какие когда-то вызывал Леденев, соответственно, и ревностью себя не изводила, только иногда презирала мужа, например, как сейчас.

– Девочки, все собираются на выход, – сообщил он.

– Я за сумкой, – сказала Тори, скрываясь в квартире.

Без жены он позволил себе более откровенно выразить взглядом свои ощущения, надо сказать, похотливые. Глазами Роберт раздел ее полностью, и представил…

– Глебу не понравилось бы, если б он увидел, как вы на меня смотрите, – на одной ноте бесстрастно проговорила Элла.

Разумеется, Роберт знал, что хорош собой. Редкая женщина не покосится в его сторону, но у подружки Глеба в зрачках стоял смертельный холод. Правда, его это не смутило.

– А вам нравится, как я смотрю?

– Нет. И вы не нравитесь.

Она скрылась за дверью, а он покрутил в воздухе растопыренными пальцами: мол, ну и фифа, мнит себя сингапурской принцессой, да не таких обламывали. Конечно, он с большим удовольствием положил бы ее на обе лопатки, и куда делась бы ее неприступность… Жена появилась, развеяв мечты:

– Не сразил Эллочку обаянием?

– Не язви. Поехали домой, я устал.

За ними потянулись остальные, Наташа отозвала Брасова и шепотом попросила:

– Останься, мне нужно поговорить с тобой.

– Зина, подожди меня в машине, – бросил он жене. Однако Наталья не спешила сказать, зачем он ей понадобился, она стояла рядом, опустив голову, Брасов взял ее за плечи. – Наташа, что ты хотела мне сказать?

– Алешка написал завещание.

– Завещание? – выпятил губу он. А ведь это многое объясняет. – Чего это ему вздумалось?.. То есть он предвидел свой конец?

– Думаю, чувствовал. Знаешь, кому он все оставил? Мне. А зачем? Зачем, если его здесь нет и никогда не будет? Без него мне ничего не нужно. – Опять по щекам покатились слезы. – Мы встречались урывками много лет, а мне хотелось видеть его каждый день, и вдруг Лешка говорит, чтоб я переехала к нему. Это была моя самая счастливая минута, но недолгая и обманчивая. Юра, ты понимаешь, что значит его предложение?

– Он предложил тебе стать его женой.

– Нет, не то… Юр, он не собирался умирать, он хотел начать новую жизнь вместе со мной, понимаешь?

Брасов догадался, на что она намекает: на убийство.

– Видишь ли, Наташа, эксперты утверждают, что он сам прыгнул.

– А мне кажется, Лешку убили. Здесь была женщина…

– Наталья… – протянул он, возведя очи к потолку. – Женщине не под силу сбросить мужчину с балкона, Алешку тем более, он же далеко не мелкий был.

– Вот, смотри, что я нашла на этом столе. Милиция не обратила внимания, а зря.

Она раскрыла ладонь, а у Брасова едва не выпрыгнуло сердце. Кровь резко прилила к голове, на время потемнело в глазах. Видел он только браслетик из разноцветных бусин разной величины, больше ничего. Состояние Брасова было похоже на временную смерть, продлившуюся несколько секунд, темнота рассеялась, проступила рука Наташи, браслет… Брасов отдал бы многое, чтоб никогда его не видеть.

– Юра… – мямлила Наташа, кусая губы и не поднимая на него глаз. – Этот браслет… тебе никого… не напоминает?

– Нет.

– Да и мне, в общем-то, нет… Я думала, тебе…

Оба лгали. И прекрасно знали, что лгут. Оба знали, что это за браслет, но сказать вслух не решались – страшно. И взять в руки страшно, однако Брасов подцепил пальцем, перебрал бусины, внезапно, сам того не желая, попросил:

– Отдай его мне.

– Бери.

О, она просто мечтала избавиться от браслета, впрочем, он тоже. Но не выбросил, когда шел к машине, а положил в карман пиджака. Всю дорогу браслетик из бусин, не представляющий никакой ценности, жег карман, будто там лежал раскаленный металл. Брасов, попав домой, тут же снял пиджак и закинул его в шкаф.

Утром Роберт торопливо поедал завтрак, Тори, подперев подбородок сцепленными в замок пальцами, насмешливо наблюдала за ним. Он настолько хорошо изучил супругу, что, ни разу не оторвав глаз от тарелки, догадался:

– Ну, говори, говори свою гадость, рвется же с языка.

Тори действительно хотела съязвить насчет его вчерашних алчных взоров, но именно потому, что Роберт раскусил ее, передумала:

– Как тебе Глеб и его…

– Сингапурская принцесса?

– Почему сингапурская? Может, она наша. Из тундры, чукча.

– Это ты со зла, – сказал он, посмотрев на жену тоже насмешливо. – Познакомился Глеб с ней в Сингапуре, она там переводчицей была, и забрал оттуда.

– Странно, все эти дальневосточные народности говорят с чудовищным акцентом, а Элла по-русски шпарит чисто.

– Не люблю, когда ты пользуешься жаргоном, тебе не к лицу. У Эллы папа то ли японец, то ли китаец…

– А чем отличаются японцы от китайцев?

– Не знаю, не пробовал. Так вот, а мама русская.